Ледяная княжна - Боброва Екатерина Александровна. Страница 9

Я повернулась и, уже не оглядываясь, зашагала в лес.

По широкому кругу обошла поляну и вышла к спрятанным мешкам. Нога начала ныть, неприятно, но терпимо. Больше беспокоили накатывающая временами слабость и шум в ушах.

Дошла до тайника и с облегчением свалилась на мягкий мох, полежала, приходя в себя. Как же все не вовремя и некстати… Затем полезла в мешок в поисках аптечки. Еще в дороге я проверила, что мне собрала мама. Точно помню, там была восковая повязка для ран. Ага, есть.

Засыпала рану обеззараживающим порошком, сверху наложила восковую повязку, постаравшись крепко зажать края раны, замотала бинтом. Рана на ноге – неприятно, но не смертельно, даже перевязать самой можно, а ведь могло быть гораздо хуже.

Вспомнила бой, содрогнулась, и по спине пополз холодок запоздалого страха. Накатило одиночество. Если бы сейчас рядом были отец и брат… Они бы точно знали, что делать. Они бы прикрыли спину полоумной княжне, бросившейся спасать незнакомцев в лесу.

Но я одна. Решения и ошибки теперь только мои. Хотя… даже знай я наперед, что меня ранят, не смогла бы пройти мимо и не помочь. Глупо, но поступить по-другому – словно отравить часть себя, лучшую часть.

Вставать с уютного мха не было никакого желания, но вечер только намекал на свое присутствие, да и простая осторожность требовала убраться как можно дальше от поляны.

И снова лес, все больше напоминающий складчатую шкуру неведомого животного. Холмы, холмы… Иногда попадались болотистые участки, заросшие березами, осинами и лохматыми елками, которые я старательно обходила стороной. Березки уже начали менять зеленый наряд на золотой, но в целом осень радовала теплой и безветренной погодой и лишь готовилась проявить свой скверный дождливый характер.

Несколько раз возвращалась к ручью, чтобы проверить направление и не заплутать. Срубила себе толстую палку и шла, опираясь на нее, – берегла ногу. По дороге доела остатки пирогов, допила молоко, а бутылку утопила под корягой в ручье. Глаз цеплялся за шляпки грибов, рука сама тянулась их собрать, но я себя одергивала. Таскать еще и грибы?! Если совсем закончится еда, можно будет сварить грибную похлебку, но пока мне даже за ягодами лень нагибаться.

Меч оттерла на обратном пути от поляны, а револьвер оставила заткнутым за пояс. Я только передвинула его на бок, но убирать в шкатулку не стала. Паранойя? Быть может. Но сталь под рукой и оружие на поясе добавляли мне уверенности, которой значительно поубавилось после поединка с гвардейцем. И лес не казался больше таким уж солнечным и приветливым, а глядя на мох, я вспоминала, как ярко алела кровь на серебристых листьях.

На ночлег устроилась в уютной низине, со всех сторон защищенной холмами. Не слишком надежное место, но другого не нашла. Зато рядом небольшое болотце, где можно было нарвать лапника на лежанку. Водой я запаслась заранее, из ручья. Погрызла яблоко и легла спать.

Как ни странно, даже заснула. И кошмары меня не мучили. Собственное хладнокровие удивляло, и, поразмыслив, я решила, что причина моего спокойствия в нынешнем одиночестве. Закатывая истерику, мы надеемся на сочувствие, на человеческое сопереживание, а откуда взяться сопереживанию в лесу? Я просто запретила себе думать о том, что произошло. Да, убила, да, было страшно, но это была вынужденная мера самозащиты, и ничего больше. А жалеть себя буду потом… когда окажусь в безопасности.

Проснулась посреди ночи от дикого холода. Огромные звезды горели на темном небе, вокруг серебрились стволы сосен, под холодным лунным светом лежали сиреневые тени. Стояла оглушительная, замороженная тишина. Слышны были лишь стук собственного сердца да звук дыхания, паром вырывающегося изо рта. До проклятого было холодно. Так холодно, что тело коченело, и я переставала чувствовать руки и ноги.

В бездну скрытность, если я сейчас просто помру от холода.

Встала и, трясясь мелкой дрожью, поднялась на холм. Где-то здесь лежала упавшая сосна, не выдержавшая сражения с зимними ветрами. Нарубила веток, торопливо развела костер.

Огонь накрыл приятным теплом, и меня снова потянуло в сон. Проснулась от того, что чуть не упала прямо в костер. Пришлось отодвигаться на лапник, укрываться плащом и дремать.

С первыми лучами я встала. После холодной ночи ныла нога, и я решила, что имею право себя побаловать. Скрытность все равно нарушена, так почему бы этим не воспользоваться.

Раздула угли, вылила из фляги воду в котелок и сварила пшенную кашу, добавив туда яблок. Отдельно в кружке вскипятила чай. Завтрак вышел ну просто княжеский.

Когда окончательно рассвело, отправилась дальше, замаскировав, насколько возможно, стоянку.

Первым делом решила вернуться к ручью. Направление я помнила, но, оказалось, не совсем верно. Это был непростой час в моей жизни, пока не показалась полоса густого зеленого мха, растущего по берегам ручья.

Окончательно наплевав на маскировку, решила больше не удаляться в сторону. Вдоль ручья шла приятная тропинка, идти было легко, но вскоре утоптанность почвы под ногами начала настораживать. Нехорошо. Кругом холмы, я иду внизу по тропинке – здесь явно часто ходят. Ручей местами причудливо изгибался, и Трехликий знает, кто там из-за поворота ко мне навстречу вывернет.

В итоге решила подняться на холм и идти поверху. Здесь тоже была тропинка, но менее утоптанная, что меня вполне устраивало.

Первой на приближение незнакомцев отреагировала сойка. Зло крикнула что-то метрах в ста от меня. Дважды повторять не пришлось. Я упала тут же, одним движением стащила мешки, справа выложила револьвер, слева меч. И голову пониже, и сильнее вжаться в мох, а глаз с тропинки не спускать.

Они показались минут через семь. Серо-голубые плащи, каски, тихий шаг мягких кожаных сапог. Пятеро. Идут к нам. Северные, больше некому. Зачем? А проклятый их знает. Разведка, диверсия… Мне все равно. Лишь бы прошли быстрее, да наверх особо не поглядывали.

Не знаю, что заставило меня бросить взгляд на ту сторону ручья. Везение Таль-Сорецки? Скорее всего.

Существо лежало четко напротив. Огромная черная туша с полуметровыми шерстинками игл на загривке. Приплюснутая морда, полная острых зубов, растопыренные лапы, впившиеся когтями в мох, кожаные крылья, повисшие складками по бокам, и я знала, что где-то там, позади, подергивался в предвкушении охоты тяжелый хвост с рядами ядовитых шипов.

В памяти тут же всплыла выдержка из справочника: «Шатар. Красная двадцатка. Уничтожение на месте. Первоочередно».

Во рту пересохло, и мысли почему-то были только об одном – странное какое-то у меня везение. Ну разве нельзя было организовать встречу с зайчиком или волком, на крайний случай. Хотя какой зайчик? Там, где обитает шатар, не выживает никто: ни зайчик, ни волк, а уж про княжон вообще молчу.

Шатар смотрел на меня, я на него, а северяне подходили все ближе. Он был явно молод, нетерпелив, и оттого маскировка сбоила, как плохая иллюзия. Тварь то пропадала из виду, сливаясь со мхом, то, как из пустоты, темной кляксой возникала на вершине холма.

Я отложила в сторону револьвер, под правую руку взяла меч. Тварь сузила черные глаза и медленно, беззвучно обнажила зубастую пасть. Знает, сволочь, что это такое.

Как ни странно, но стрелковое оружие приживалось в нашей стране крайне медленно и без энтузиазма со стороны населения. Последняя серьезная война закончилась почти сто лет тому назад, а пара приграничных конфликтов да помощь соседям не смогли пробудить у нашего министерства интерес к перевооружению армии. Ситуация кардинально изменилась лет пятнадцать назад, с приходом к власти Эдгарда Третьего. Стали спешно закупать ружья и пушки, выдавали деньги промышленникам на строительство собственных предприятий. Под это дело в обязательном порядке вооружили все отделения – тайные и явные, имеющие отношение к охране порядка в стране. Стрелковые школы открывались по всей Шарналии.

Народ вооружался, но от мечей отказываться не спешил. Дело в том, что магически созданным тварям пули были не страшнее щекотки. И, чтобы перебить силовые линии, на которых держалась жизнь существа, требовалась хорошая, с добавлением серебра сталь – и обязательно заговоренная от нечисти.