Мое время — ночная пора - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 14

Прошло пятнадцать минут, прежде чем Джин смогла отделаться от присутствовавших на торжественном вечере местных жителей, помнивших ее еще ребенком или читавших ее книги и желавших обсудить их с ней. Но наконец-то она присела за дальний столик, к Алисе и Сэму, где их нельзя было подслушать.

Как только они выпили шампанского, Сэм попросил, чтобы она рассказала о цветке и записке на кладбище.

— Роза лежала там недолго, — волнуясь, сказала она. — Наверняка ее оставил кто-то из приехавших на встречу выпускников, знавший, что я приеду в Вест-Пойнт и приду на могилу Рида. Но зачем ему или ей эта игра? Для чего эти смутные угрозы? Неужели нельзя просто поговорить со мной сейчас?

— Могу я просто поговорить с тобой сейчас? — радостно спросил Марк Флейшман. Он стоял рядом, у свободного стула, с бокалом в руке.

— Джин, я искал тебя, хотел предложить выпить со мной на посошок, — объяснил он. — Никак не мог тебя найти, и вдруг смотрю — ты здесь.

Он видел, как напряглись сидевшие за столом, и отметил про себя, что ждал этого. Он прекрасно понимал, что у них серьезная беседа, но ему хотелось знать, с кем сейчас Джин и о чем они говорят.

— Конечно, присаживайся, — Джин пыталась выглядеть приветливо. Как много он успел услышать? — подумала она, представив его Сэму и Алисе.

— Марк Флейшман, — сказал Сэм. — Доктор Марк Флейшман. Я в восторге от вашей передачи. Вы даете чертовски полезные советы. Меня особенно восхищает, как вы умело управляетесь с подростками. В студии вам удается вызвать их на откровенность, и при этом они не стесняются. Если дети раскрываются и получают дельный совет, они понимают, что не одиноки, а их проблемы уже не кажутся им такими уж неразрешимыми.

Джин увидела, как из-за очевидной искренности похвал Сэма Дигана лицо Марка Флейшмана озарилось довольной улыбкой. Он и сам как ребенок, подумала она. Всегда был очень застенчив. Никогда бы не подумала, что он станет телеведущим. Прав ли Гордон в том, что Марк стал подростковым психиатром из-за личных проблем, возникших после смерти брата?

— Вы ведь выросли здесь, Марк. Кто-нибудь из вашей семьи еще живет в городе? — спросила Алиса Соммерс.

— Отец. Живет все в той же старой усадьбе. Пенсионер, хотя, насколько я знаю, много путешествует.

— А мы как раз недавно говорили с Гордоном, что ни у кого из наших не осталось здесь корней, — удивленно сказала Джин.

— У меня не осталось здесь корней, Джин, — спокойно сказал Марк. — Я несколько лет не общался с отцом. Из-за всей этой шумихи он определенно должен знать о встрече выпускников, а значит и о том, что я один из награждаемых. Но я не получил от него никаких известий.

Он уловил, что в его голосе постепенно зазвучали горькие нотки, и смутился. Почему я разоткровенничался перед двумя совершенно незнакомыми людьми и Джин Шеридан? Ведь это я должен быть слушателем. «Высокий, поджарый, жизнерадостный, забавный и мудрый доктор Марк Флейшман» — вот как его представляют на телевидении.

— Возможно, вашего отца нет в городе, — мягко возразила Алиса.

— Если нет, то он безбожно расходует электричество. Прошлой ночью в окнах горел свет. — Марк пожал плечами, затем улыбнулся. — Извините. Я не собирался изливать душу. Меня занесло сюда, потому что я хотел поздравить Джин с ее выступлением. Она была мила, естественна и, к счастью, загладила впечатление от паясничанья парочки наших выдающихся сотоварищей.

— Вы тоже неплохо выступили, — искренне сказала Алиса Соммерс. — Я считаю, что Робби Брент перегнул палку, а Гордон Эймори и Картер Стюарт выглядели слишком озлобленными. Но раз уж вы посчитали нужным поздравить Джин, то непременно должны отметить, как чудесно она выглядит.

— Вот уж не думала, что в присутствии Лауры на меня кто-нибудь обратит внимание, — сказала Джин, однако ей польстил неожиданный комплимент Марка.

— Я уверен, что все заметили тебя, и каждый согласился бы с нами, что ты прекрасно выглядишь, — сказал Марк, поднимаясь. — Я тоже, невзирая ни на что, хотел сказать тебе, как рад тебя видеть, Джинни, поскольку, возможно, завтра мы не встретимся. Я, конечно, пойду на поминальную службу по Элисон, но не могу остаться на полдник.

Он улыбнулся Алисе Соммерс и протянул руку Сэму Дигану.

— Рад был познакомиться. Но я вижу нескольких человек, с которыми хотел бы поговорить, на случай если утром мы не сможем увидеться.

Широкими шагами он пересек бар.

— Какой интересный мужчина, Джин, — многозначительно сказала Алиса Соммерс. — И заметно, что ты ему нравишься.

Но вряд ли он подошел только по этой причине, подумал Сэм Диган. Он наблюдал за нами от стойки бара. Он хотел знать, о чем мы говорим. Интересно, почему это так важно для него?

Филин почти вырвался из клетки. Они разлучались. Он всегда осознавал процесс полного расставания. Его доброе, кроткое "я" — личность, которой он мог бы стать при других обстоятельствах — отступало. Он слышал и видел себя смеющимся, отпускающим шуточки и подставляющим щеку для поцелуев бывших сокурсниц.

А потом Филин выпорхнул. Он почувствовал бархатную мягкость его перьев, когда — двадцать минут спустя — сидел в машине, ожидая Лауру. Он смотрел, как она выскользнула из служебного входа отеля и предусмотрительно огляделась, чтобы ненароком ни с кем не столкнуться. Она даже сообразила надеть плащ с капюшоном поверх вечернего платья.

И вот она у машины, открыла дверцу, юркнула на сидение рядом с ним.

— Увези меня отсюда, милый, — сказала она, смеясь. — Это ведь не розыгрыш?

Джейк Перкинс не ложился спать допоздна — писал отчет о банкете для газеты Стоункрофтской академии. Его дом стоял на Ривербанк-лейн, из окон виден Гудзон, и он мало чем дорожил в своей жизни так, как этим видом. В шестнадцать лет он считал себя философом, а также хорошим писателем и студентом, который силен в психологии.

Он на минуту глубоко задумался и решил провести символические параллели между приливами, отливами, течением реки и человеческими страстями и настроениями. Ему нравилось привносить в свои репортажи подобные рассуждения. Разумеется, он понимал, что обзор, который он хотел написать, вряд ли одобрит мистер Холланд — учитель английского, консультант и цензор «Газетт». Поэтому, от нечего делать, Джейк написал обзор, который скорее всего опубликуют, а уж потом он засядет за статью, которую придется представить на рассмотрение.

Довольно убогий бальный зал заскорузлого «Глен-Ридж Хауз» слегка оживляли бело-голубые стоункрофтские полотнища и вычурные украшения. Угощение предсказуемо кошмарное: на первое — мешанина из чего-то, похожего на морепродукты; на второе — обугленные отбивные, а к ним — чуть теплая жареная картошка, которой в самый раз подавиться, и увядшие миндальные стручки. Растаявшее мороженое с шоколадным сиропом увенчало поварские ухищрения в приготовлении изысканных яств.

Горожане поддержали мероприятие, отправившись поглазеть на чествование выпускников, бывших некогда жителями Корнуолла. Ни для кого не секрет, что Джек Эмерсон, председатель встречи выпускников и движущая сила всего, что за ней кроется, преследовал успех в деле, не имеющем ни малейшего отношения к воссоединению бывших одноклассников. Банкет, ко всему прочему, дал толчок строительству в Стоункрофте нового корпуса, который возведут на земле, принадлежащей Эмерсону, и который соорудят подрядчики, нанятые на деньги Эмерсона.

Шестеро награждаемых сидели на возвышении вместе с мэром Уолтером Карлсоном, стоункрофтским ректором Альфредом Даунзом и членами попечительского совета...

В этой версии рассказа их имена не имеют значения, решил Джейк.

Лаура Уилкокс первой вышла получать медаль «Выдающаяся Выпускница». Ее золотистое парчовое недо-платье вынудило большинство мужчин в зале пропустить мимо ушей ее детский лепет — что-то про итог ее счастливой жизни в этом городе. Поскольку она никогда сюда не вернется и поскольку никто даже представить себе не мог, как очаровательная мисс Уилкокс прогуливается по Мэйн-стрит или заходит сделать татуировку в нашем недавно открытом тату-салоне, на ее речь откликнулись любезными рукоплесканиями и свистом.