На улице, где ты живёшь (На нашей улице) - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 27

Их столик в «Старой мельнице» был у окна, выходившего на пруд, где плавали величественные лебеди. Им подали заказанные коктейли, и официантка принесла меню. — Мы подождем немного, — сказал ей Ник.

С тех пор как три месяца назад Эмили согласилась работать в их фирме, она ужинала с Ником и его отцом три или четыре раза в Манхэттене, но ни разу наедине с Ником.

Ее первое впечатление о Нике было неоднозначным. Он и Уолтер Тодд приезжали в Олбэни, чтобы присутствовать на процессе, на котором она защищала известного политика, обвиняемого в непредумышленном убийстве путем наезда.

Ее клиента тогда оправдали, причем преступление в конечном счете квалифицировалось как убийство по неосторожности. Тодды пригласили ее на ленч. Уолтер Тодд рассыпался в похвалах ее профессиональным качествам. Ник был сдержан, и несколько комплиментов в ее адрес, буквально вытянутые у него отцом, были в лучшем случае весьма бесстрастными. Эмили тогда разглядела в Нике какую-то неуверенность или растерянность. Возможно, он увидел в Эмили потенциальную соперницу?

Но это объяснение плохо согласовывалось с тем фактом, что с тех пор, как она приняла предложение работать на фирму, отношение Ника к ней стало дружеским и сердечным.

Сегодня он тоже вел себя как-то странно. Ему, казалось, было не по себе. Имело ли это какое-то отношение к ней или это была его личная проблема? Эмили знала, что Ник холост, что не исключало его связи с женщиной.

— Хотел бы я знать, о чем вы думаете, Эмили, — ворвался в ее размышления голос Ника. — Вы что-то уж очень глубоко ушли в себя.

Эмили решила рискнуть и пошла на откровенность:

— Я буду откровенна и поделюсь с вами своими мыслями. Что-то во мне вас беспокоит, и я хотела бы знать, что именно. Вы действительно хотите, чтобы я работала в вашей фирме? Вы думаете, я вам подхожу? Я чувствую, что что-то не так. Что именно, Ник?

— Вы берете быка за рога, вот как?! — Ник достал из высокого стакана зеленый стебель сельдерея и надкусил его. — Хочу ли я, чтобы вы поступили к нам? Ну конечно же! Откровенно говоря, я даже предпочел бы, чтобы вы приступили к работе завтра. Поэтому, собственно, вы и видите меня здесь.

И Ник рассказал ей о своем решении.

Когда Эмили услышала о желании Ника уйти из фирмы, она с удивлением осознала, как сильно огорчило ее это известие. «Я хотела работать именно с ним», — подумала она.

— А куда вы хотите перейти? — спросила она, придя в себя.

— В генеральную прокуратуру. Если мне это не удастся, я уверен, что смогу вернуться в Бостон. Я работал там помощником прокурора. Когда я уходил, прокурор сказал мне, что готов взять меня обратно в любое время, если мне не понравится частная практика. Я бы хотел остаться в Нью-Йорке. Но мне, я думаю, вряд ли удастся вас уговорить приступить к работе на следующей неделе?

— Боюсь, что так. Ваш отец очень огорчен?

— Постепенно он проникается сознанием неизбежности и уже, вероятно, предает меня анафеме. Когда я скажу ему, что вас он не увидит до первого мая, вас постигнет та же участь.

— В таком случае нам лучше держаться вместе, — улыбнулась Эмили.

— Чтобы не пропасть поодиночке. — Ник взял меню. — А теперь, когда мы все выяснили, что вы выберете?

Было уже четыре часа, когда Ник подвез Эмили к дому. Он проводил ее до двери и подождал, пока Эмили возилась с замком.

— У вас надежная сигнализация? — спросил он озабоченно.

— Вполне. А завтра один мой знакомый из Олбэни установит камеры слежения.

Ник приподнял бровь.

— После того как вас преследовали в Олбэни, я понимаю, что они вам понадобятся.

Эмили открыла дверь. Они увидели его одновременно. Конверт на полу в прихожей.

— Похоже, кто-то оставил вам записку, — сказал Ник, наклоняясь, чтобы поднять конверт.

— Возьмите его за самый край. На нем могут быть отпечатки пальцев.

Эмили не узнала собственный голос.

Ник бросил на нее быстрый взгляд, но повиновался. Когда он выпрямился, конверт в его руке раскрылся, и из него выпала фотография. На ней была снята Эмили в церкви во время поминальной службы.

Внизу были приписаны три слова: «Молись о себе».

36

"Я с нетерпением жду того, что должно произойти сегодня.

Я доволен, что изменил свое решение и отправил свое послание Эмили Грэхем.

Почту ей скоро уже доставят.

Как я и ожидал, последовали вопросы о шарфе, но я уверен, что никто не сможет сказать, кто же завладел им в тот вечер.

Марта им восхищалась. Я слышал, как она говорила Рейчел, что он изумительный.

Я помню, как в тот самый момент мне пришло в голову, что Марта только что сама выбрала орудие собственной смерти.

Ведь шарф был очень похож на пояс, которым была задушена Маделайн.

В любом случае о психологе мне уже не приходится беспокоиться. Мне не надо будет беспокоиться, даже если им удастся восстановить ее файлы.

Когда я посетил доктора Мэдден, дело было вечером, ее секретарша уже ушла, так что в тот раз меня никто не видел.

А фамилия и адрес, которые я ей назвал, не имеют никакого значения.

Они не понимают и никогда не поймут, что мы — одно.

Только один человек, узнав фамилию и адрес, мог бы что-то заподозрить, но это теперь уже неважно.

И на этот счет у меня нет опасений. Эмили Грэхем умрет в субботу. Она упокоится вместе с Эллен Свейн.

А затем я проживу остаток моей жизни таким же, каким я был раньше, достойным и уважаемым гражданином — жителем Спринг-Лейк".

37

В воскресенье днем, когда Томми Дагган уже собрался уходить с работы, позвонила Эмили Грэхем. Он тут же отправился в Спринг-Лейк и взял у нее конверт с фотографией.

В понедельник утром они с Питом Уолшем были уже в кабинете прокурора Осборна, чтобы сообщить ему о происшествиях. С вечера пятницы прокурор был в Вашингтоне.

Дагган рассказал ему об убийстве доктора Мэдден и о допросе гостей Лоуренсов.

— Шарф принадлежит миссис Уилкокс, и он был на ней в тот вечер. Она утверждает, что попросила мужа положить его к себе в карман. Мистер Уилкокс говорит, что жена просила его положить шарф рядом с ее сумочкой.

— Уилкоксы приехали тогда к Лоуренсам на машине, — добавил Уолш, — и припарковались немного в стороне от дома. Если доктор Уилкокс все же положил шарф в карман, шарф мог выпасть в доме или на улице, и кто угодно мог его подобрать. Если он положил его рядом с ее сумкой, опять-таки любой мог его незаметно взять.

Осборн постучал по столу указательным пальцем:

— Судя по тому, что осталось от шарфа, он, должно быть, был довольно длинный. Засунуть его, пусть и в свернутом виде, в карман летнего пиджака не так-то просто.

Томми кивнул, подтверждая его слова.

— Вот и я так думаю. К тому времени, как им задушили Марту, часть шарфа отрезали. Но, с другой стороны, Уилкокс солгал жене, что звонил Лоуренсам, разыскивая шарф. По его словам, тогда всем уже было известно об исчезновении Марты, и он якобы не хотел беспокоить Лоуренсов расспросами о шарфе.

— Он мог бы спросить их домоправительницу, — заметил Осборн.

— И еще кое-что, — сказал Дагган. — Мы считаем, что Уилкокс солгал, говоря, что не знаком с доктором Мэдден.

— Что вам известно об Уилкоксе? Я хочу сказать, точно известно?

Томми выразительно взглянул на Уолша:

— Говори ты, Пит. Ты им занимался.

Пит Уолш достал блокнот.

— Солидный ученый. Закончил свою карьеру президентом Инок-колледжа, небольшой такой колледж, но престижный. Вышел в отставку двенадцать лет назад. Мальчишкой проводил лето в Спринг-Лейк, потому здесь и обосновался. Регулярно печатается в научных журналах. Платят там крохи, но зато почет. С тех пор, как здесь поселился, занимается историей Нью-Джерси, и особенно графством Монмаут. Считается кем-то вроде местного хроникера.