Грех (СИ) - "Jana Konstanta". Страница 19

Эмелин улыбнулась: ну наконец-то в этом странном Королевстве нашелся хоть один доброжелательный человечек! Пусть даже служанка.

— Веди, Анис!

Довольная, если не сказать счастливая, Анис бодро зашагала чуть впереди, показывая дорогу.

Воодушевившись теплым отношением служанки, Эмелин чуть расслабилась, и теперь не без интереса разглядывала открывшееся в свете фонарей незнакомое место. Широкая белокаменная аллея в огранке пышных кустов ароматных роз привела их к большому мраморному фонтану, за которым, подсвечиваясь фонарями, возвышался небольшой дворец. В некоторых окнах горел свет — господ здесь ждали. Но Эмелин, глядя на все это великолепие, содрогнулась, вспомнив, зачем ее сюда привезли. Эти стены ей запомнятся отнюдь не красотой и приятными моментами. И потому не радуют — горечью отдаются в обеспокоенном сердечке — и величественные колонны, и бесчисленные цветы, делающие воздух таким приторным, что хоть на пироги намазывай, и даже улыбчивая, доброжелательная Анис, легко и непринужденно вспорхнувшая по мраморным ступенькам чуть впереди своей госпожи.

Они прошли через длинную, довольно мрачную пустынную галерею и оказались в просторной купальне. Десятки свечей подсвечивали небольшой бассейн, утопающий в свежих цветах. Как Эмелин успела заметить, цветы здесь особенно любимы — вся Риантия буквально утопала в них, превращаясь в нарядную, красивую, залитую солнцем огромную клумбу! Пока Эмелин осматривалась, Анис сменила другая девушка-служанка в одной только коротенькой сорочке — смугловатая, высокая, но такая же улыбчивая, как и ее подруга. Девушка вошла в купальню и тут же склонилась перед своей госпожой:

— Доброй ночи, Ваше Величество! Я помогу Вам подготовиться к брачной ночи.

Эмелин грустно улыбнулась в ответ: милые люди. Жаль только, что открытость и радушие она встречает здесь исключительно среди служанок.

— Вы позволите? — девушка подлетела к Эмелин и стала ловко развязывать шнуровку на платье.

Наверно, так же готовили того поросенка, что красовался на праздничном столе… Его холили, лелеяли, а потом вот так же легко, с улыбкой на губах зарезали, чтобы подать под ароматным соусом, с пряностями и с запеченными овощами на алтарь сегодняшнего чревоугодия. Красивеньким. Вкусненьким. Нежненьким. Волна страха перед грядущим все ближе и ближе подкатывала к юной деве. С каждой минутой все отчетливее и неизбежней рисовались ближайшие перспективы. С каждым шагом все страшнее… А ему плевать на нее. Плевать на ее страхи. Она одна здесь, кругом все чужое, а этот «сухарь» не удостоил ее даже взгляда, хотя бы одного слова за весь день! Нет, не так она себе все это представляла, когда ей говорили, что замужем она будет за молодым красавцем-принцем, славящимся добротой, терпением и умом. Но не прошло еще и дня, а она уже готова бежать куда угодно, лишь бы больше никогда не видеть своего супруга. Да куда теперь бежать-то? «У него есть другая женщина… Если, конечно, маркиз не соврал. Но я же не виновата! Можно подумать, я хотела эту свадьбу!» О том, что будет дальше, через какой-то час, а может, и раньше, даже подумать страшно. Муженек не церемонился с ней днем, когда тысячи глаз следили за каждым их движением, и вряд ли станет церемониться ночью, когда они останутся наедине. Эмелин прикрыла глаза, глотая подступающие слезы, — надо держаться. Надо не расплакаться. Не здесь, не перед служанками показывать свою слабость. Потом, когда чудовище оставит ее в покое, у нее будет время дать волю слезам, что весь день сжимают горло…

Служанка ловко расправилась с платьем, заколола золотистые локоны своей госпожи и поспешила проверить воду — не холодновата ли, не горяча ли.

— Прошу Вас, — кивнула девушка.

Будто на эшафот шла Эмелин, ступая в теплую, насытившуюся ароматными маслами воду.

— Лаванда? — спросила она, уловив знакомый запах, который, к слову, не жаловала.

— Да, Ваше Величество. Ваш муж любит этот аромат.

Плохо скрываемая дрожь пробежала по спине девушки. Меньше всего ей сейчас хотелось соответствовать вкусам муженька! Вот только он теперь ее «хозяин». Этот равнодушный, холодный мужлан, за весь день не проронивший ни слова в ее адрес.

«Да за что же мне это? Нет! Я не хочу! Я не могу больше! Маменька, папенька, кому ж вы меня отдали?! Зачем?» И слезы тихие не удержались, побежали по бледным щекам… Украдкой смахнула их. Надо держаться.

— Как зовут тебя? — спросила Эмелин девушку, когда та усадила ее на мягкий пуфик и стала натирать всевозможной ароматной гадостью (конечно же, в угоду вкусам ее муженька!).

— Элиза, Ваше Величество.

— Расскажи мне о нем…

— О ком? — не поняла сначала девушка, а потом вдруг замерла.

— О моем муже, — тихо проговорила Эмелин, боясь опять расплакаться.

— Ваше Величество, простите, но… я всего лишь служанка и не имею права…

— Говори, не бойся. Я хочу понять, что он за человек.

Элиза молчала. Налила в ладонь пахучую жидкость и стала неуверенно натирать свою госпожу.

— Ты что, боишься? — не унималась Эмелин, а сама насторожилась еще больше — так он еще и тиран, запугавший бедную девушку!

— Что именно Вы хотите знать?

— Ну например, всегда ли он такой… суровый?

— Суровый?! — не удержалась Элиза от удивления и даже, кажется, расслабилась. — Да Вы что, он добрейшей души человек!

— Добрейшей? — усмехнулась Эмелин. — Что-то я этого не заметила…

— Он обидел Вас?

— Нет, не обидел. Но дал понять, что я пустое место для него, — выдохнула Эмелин, тут же пожалев об излишней откровенности со служанкой.

— Но он же совсем Вас не знает! Вы пока еще чужая для него. Вот увидите, он очень хороший, правда! Да и… — девушка замолчала, а Эмелин тут же насторожилась.

— Что «и»?

— Только я Вам этого не говорила, хорошо?

— Говори, Элиза.

— Понимаете, он не очень-то хотел эту свадьбу. А его отец, напротив, посчитал, что лучшей жены, нежели Вы, ему не подыскать… А Ренард он… добрый, но упрямый. Наверно, потому и противится Вам сейчас, но Вы не отчаивайтесь! Будьте с ним поласковее сегодня ночью, и он оттает! Он Вас не обидит! Нет в Риантии человека, обиженного им или его отцом, Вы уж поверьте! Вам нечего бояться, — заверила Элиза, распуская копну золотых волос своей госпожи.

Эмелин хотела возразить да выпытать у добродушной девчонки еще что-нибудь о муже, о девушке, про которую обмолвился маркиз, но вошла Анис и принесла ночную рубашку из легкого шелка нежного кремового цвета. Девушки помогли Эмелин одеться, а ей осталось лишь гадать над словами служанки: «Добрый… Хороший… Что-то совсем не вяжется это с тем человеком, что был сегодня рядом. Упрямый… Какое бы упрямство ни овладевало б им, элементарная воспитанность должна была сохраниться! Или в этом чертовом Королевстве вот такое отношение считается нормальным?!»

Закончив с приготовлениями, Эмелин проводили в спальню.

Нелюбимая, чужая женщина стояла у окна, ожидая супруга. Она видела, как спешным, торопливым шагом прошел он по аллее; слышала, как спустя некоторое время раздались тяжелые шаги в коридоре. Дверь тихонько скрипнула — это Ренард вошел исполнить свой первый супружеский долг. Эмелин сжалась вся, замерла, будто бы так он ее не заметит, даже не шелохнулась, не обернулась. Слабая надежда, зародившаяся после разговора со служанкой, тут же покинула ее. Спиной почувствовала прожигающий пристальный взгляд… Нехороший, тяжелый взгляд.

Ренард действительно стоял в дверях и сверлил взглядом силуэт супруги. Что делать с ней и как себя вести — не знал. Ноги не шли к этой чужой, посторонней женщине, тем более в эту минуту, когда вот сейчас, в своей маленькой комнатке плачет малышка Тереза, уже наверно не раз представив, как он обнимает законную свою супругу…

Разрывая пронзительную тишину тяжелой неторопливой поступью, Ренард подошел ближе и остановился в каком-то метре от жены. Эмелин дышать перестала в страхе, что сейчас чудовище прикоснется к ней… Он был так близко, что она отчетливо слышала его тихое, спокойное дыхание. Но он не прикасался. И все так же молчал. Он просто молча стал раздеваться, чуть слышно шурша одеждой.