Венский вальс (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 34

— Артур, ты сказал, что Лида записала девочку на свою фамилию. А разве фамилия твоей жены не Артузова?

— Фамилия у нее Слугина, — ответил Артур, удивившийся моему вопросу. — А что такого?

— Подожди, так выходит, вы с Лидой не расписаны? — удивился я.

— А зачем нам расписываться, если мы и так вместе?

— Нет, друг любезный, а чего же ты вместе с супругой до меня докапывался — дескать, когда вы поженитесь? — возмутился я.

Артузов, вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос, вначале начал «исследовать» новое слово.

— Докапывался — означает приставал, допытывался? Очередной «аксенизм». И как ты их придумываешь? Надо запомнить, а еще лучше — записать.

— Артур Христианович, не уходи от ответа. Сам проживаешь в незаконном сожительстве, а других заставляешь жениться. Что за дела?

— Почему это в незаконном? — обиделся Артур. — То, что мы с Лидой в ЗАГС не сходили, это ни о чем не говорит. Главное, что мы с ней вместе живем, детей рожаем. А ты, товарищ Аксенов, то здесь болтаешься, то там. Плохого слова о тебе не скажу, но с женой следует вместе жить.

Нет, ну вы подумайте. Мой лучший друг не соизволил оформить законный брак со своей собственной женой, а других учит жить.

— А мы, между прочем, с Натальей брак официально оформили, — заявил я.

— И кто у нас теперь Наталья Андреевна? Кустова или Аксенова? — полюбопытствовал Артузов, а потом сам же и ответил. — Коль скоро свадьба была в Париже, графиня Комаровская стала графиней Кустовой.

— Наталья Андреевна графиней никогда не была, — хмыкнул я. — Не положено дочкам графов титул носить. Но она, как была Комаровская, так ею и осталась. Зато я теперь виконт Комаровский, а в перспективе и граф.

Про виконтство я малость соврал или приукрасил. Здесь мне самому неясно — могу ли носить титул, нет ли? Но пусть Артур завидует. Но вместо зависти Артузов озабоченно спросил:

— Ты мне сейчас не тайну ли выдаешь?

— А в чем здесь тайна? — удивился я. — Эта тайна во Франции известна, в тамошнем МИДе, потому что мы венчались в храме, а брак в мэрии регистрировали. Там же я и фамилию поменял. Отец Натальи очень хотел, чтобы его фамилия не погибла. Ну и что, думаю? Мне все равно Аксеновым оставаться, а старику приятно.

— Слух прошел, что Галицию могут сделать Галицко-Волынским княжеством, — хмыкнул Артур, — а на престол посадят молодого коммуниста, с польскими корнями и с титулом. Я сразу же о тебе подумал — вот, если бы Володька стал Комаровским, то его бы могли в князья выдвинуть. А ты, вишь, уже и графом стал. До князя малость не дотянул, но все в твоих руках. Понадобится, мы тебе родословную состряпаем.

Так вот пошутишь, а тут уже и слухи поползут, а некоторые слухи иной раз обрастают плотью и становятся реальностью. Но если меня и на самом деле «выдвинут» в князья, подам в отставку.

Я подошел к платяному шкафу, открыл дверцу, полюбовался на френч с тремя орденами Красного знамени. Мысленно примерил — как бы здесь смотрелся крест Почетного легиона? Красиво бы смотрелся…

— Ты уже обдумываешь, в каком мундире на троне сидеть станешь? — не удержался Артузов от шпильки.

С неким душевным стенанием (мундир мне в ближайшее время носить не светит), я закрыл дверцу и хмыкнул:

— А я предложу Владимиру Ильичу твою кандидатуру. Скажу, что товарищ Фраучи — потомок древнего рода, хоть и итальянского. А у Галиции, как у части бывшей Польши, свои традиции — приглашать на престол иноземных владетелей. Вон, Стефан Баторий, Генрих Анжуйский. Еще Август Саксонский. Да и Сигизмунд, который на Москву шел, не поляк, а швед. Вроде, швейцарцев, которые итало-эстонского происхождения не было. Надо исправить.

Артузов в деланном испуге замахал руками:

— У меня самое, что ни на есть, пролетарское происхождение. Сыровар я, потомственный. Отец сыр варил, дед и прадед. Предки, правда, из бывших священнослужителей. У нас бы сказали — расстриги.

— Ничего, — бодренько отмахнулся я. — Я в архивах пороюсь, отыщу, что твои предки в каком-нибудь италийском герцогстве правили. Не найду документов — нарисуем. Еще я могу отречься от престола в твою пользу.

Пройдясь по кабинету, провел пальцем по столу и сейфу. Обнаружив пыль, вздохнул:

— А в кабинете будущего графа уборщицы не бывает? Вот, как разгневаюсь и отправлю всех в ссылку.

— Так будущему графу нужно коменданту здания заявку оставлять, чтобы уборщица пыль вытирала и полы мыла, — ехидно парировал Артузов. — Мне, как сам понимаешь, и без графских кабинетов дел хватает, а сам комендант в твой кабинет не осмелится никого впускать — все-таки, кабинет члена коллегии и начальника отдела. Кстати, завтра коллегия, а потом совещание в узком кругу.

— В узком — это насколько?

— Мы с тобой и товарищ Дзержинский. Будем вопрос о Савинкове обсуждать.

— Ты название операции придумал? — поинтересовался я.

— Пока не придумал, — покачал головой Артур.— Да и какая разница, как называться будет? Придумаем что-нибудь этакое. Чтобы и по смыслу подходило и, что враги не догадались.

Фраза «чтобы враги не догадались» — моя. В этом мире я ее не слышал, но сам пару раз произнес. Очередной «аксенизм».

— Ну, ты пока думай, а заодно объясни — с чего бы МУРу на Лубянку звонить? Мало ли я кем интересовался, а если уж кто-то с ума сошел, так это к врачам.

— Там вопрос-то не только о твоем певце. Мы с Быстровым по другому делу хотели встретиться. Певец-то уж так, просто для справки. Я подумал, что пока мы с Быстровым и его начальством свои дела обсудим, то ты — если тебе интересно, с парнем поговоришь. Быстров сказал, что он себя пророком вообразил. Знаю, что ты любитель фантастики.

Нет, определенно надо встретиться с этим парнем. Как там его? Тимофей Кольцов?

— Оперуполномоченный позвонил начальнику КРО? — недоверчиво протянул я. Нет, все в жизни бывает, но не тот уровень у простого опера, чтобы звонить Артузову. Начальник МУРа — еще куда ни шло.

— Я вчера сам в МУР звонил, просил, чтобы Быстров со мной связался, — пояснил Артузов. — Дело у нас наметилось, общее с уголовным розыском.

— А что за дело, если не секрет?

— Вчера днем убили Маяковского.

Убили Маяковского? Ну ни хрена себе. А кто теперь стихи о советском паспорте писать станет?

— Не из-за Лили Брик?

— Из-за нее, стервы, — подтвердил Артур.

М-да, лучше бы Лилю Брик убили.

Глава семнадцатая. Рецепт грядущего счастья

Артузов отправился беседовать с Быстровым и его начальством, а я спустился вниз, в допросную камеру и сидел там, в ожидания певца с Сухаревского рынка.

Побеседовать с «попаданцем» (а я не сомневался, что парнишка попал к нам из будущего) было интересно, но на фоне услышанной новости о гибели Маяковского, интерес несколько поблек. Артузов был немногословен, да здесь и слов-то много не требовалось. Лиля Брик «замутила» очередной роман, избрав своей жертвой бывшего подполковника, а ныне высокопоставленного сотрудника штаба Восьмой армии товарища Челнокова, находившегося в Москве в служебной командировке. Для Осипа Брика хождения супруги налево были нормой, для Маяковского, хоть и неприятным, но терпимым делом, а вот сам Челноков, обнаружив, что его любимая женщина изменяет ему с другим, не выдержал и, застав в постели Лили голого мужчину, схватился за револьвер. Нет, отчего же он застрелил поэта, хотя следовало стрелять женщину? Маяковского жалко. Нет бы застрелили кого другого из футуристов — Бурлюка там, Крученых. Еще странно, что этим делом занимается КРО, да еще сам начальник отдела. Нет, Артур Христианович о чем-то недоговаривает, но я его не виню. Я ведь и сам не рассказываю своему другу и половины того, что он хотел бы знать. У каждого из нас свои секреты. Кстати, вот еще одна «непонятка» — почему контрразведка так быстро вычислила «крота» в штабе у Фрунзе? Телеграмму я отправил две недели назад, а они уже инфу отработали? Не слишком ли быстро?

Из задумчивости меня вывел конвоир, вводивший юного арестанта.