"Фантастика 2023-85". Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Анишкин Валерий Георгиевич. Страница 116
— Знаете, Михаил Александрович, — сказал я. — Есть какой-то внутренний запрет, которому я подчиняюсь, и я уверен, что никогда не смогу переступить ту грань, за которой начинается зло. И это что-то выше меня.
Не знаю, насколько это все его убедило, но декан вдруг сказал:
— Пишите заявление и оформляйтесь, как это положено. Я подпишу.
— Спасибо! — обрадовался я и, обнаглев, спросил:
— Михаил Александрович, у меня еще две просьбы.
Михаил Александрович все также доброжелательно смотрел на меня и ждал, что я буду просить еще.
— Мне бы общежитие?
— Голубчик, трудно, — сказал Михаил Александрович. — Но уладим. Только в сентябре, когда начнутся занятия…Что еще?
— Я бы не хотел, чтобы о моих паранормальных, как они называются, способностях вы кому-то говорили.
— Это, батенька, не просто. Но ведь все равно узнают.
— Конечно узнают, но постепенно и дозировано, — согласился я.
— Хорошо. Рад был знакомству и уверен, что вы будете достойным студентом нашего факультета.
Глава 3
Погода в городе Петра. Жизнь прекрасна. Дворцовая площадь и Зимний дворец. Петропавловская крепость и Английская набережная. Пушкин о Медном всаднике. Ночлег под луной.
Петербуржцы часто сравнивают погоду в своём городе с «лондонским» климатом. Меня предупреждали, что в северной столице конец августа может быть ветреным, а часто ветра превращаются в настоящие ураганы. Но, как говорят умные люди, раз на раз не приходится. Погода стояла в меру теплая, солнечная, только иногда легкие порывы теплого еще ветра гоняли мелкий сор и редкие упавшие листья с начинающих желтеть деревьев. Ветер лохматил волосы людей, они поворачивались ему навстречу — ветер причесывал их.
Может быть, природа пробовала силу, как бы примеряла, чтобы потом обрушиться всей мощью непогоды на город.
С вокзала я ушел в одной шелковой тенниске, но предусмотрительно взял с собой шерстяной пуловер. Конечно, учитывая неустойчивость погоды в Питере, не помешал бы зонтик. Но у меня его вообще никогда не водилось, ходить с зонтом у нас считалось делом нафталинным.
С легким сердцем человека, сбросившего с себя тяжелый груз, свободного, как ветер, и довольного жизнью, я порадовался обедом из трех блюд в студенческой столовой и сразу чувствовал себя полноправным членом студенческого сообщества большого города. А съел я полную порцию борща, котлету с двойной порцией макарон и компот из сухофруктов. Все это стоило два рубля с полтиной. «На десятку в день можно прожить, — отметил я. — Стипендия двести сорок пять рублей, да из дома пришлют, обещали. «В общем, жизнь прекрасна и удивительна», — решил я и отправился дальше знакомиться с городом, который теперь стал и моим.
Я ходил по Дворцовой площади, главной площади Ленинграда; размеры её больше московской Красной в два с лишним раза, и дивился на Александровскую колонну, которую Пушкин назвал Александрийским столпом.
Воздвиг колонну Монферран по своим же эскизам по указу Николая I в честь победы его брата Александра I над Наполеоном.
Я обошел колонну со вех сторон, чтобы убедиться в том, что она стоит прочно, потому что фотография в путеводителе не давала настоящего представления о ее размерах, и я все удивлялся, как она могла стоять и не падать, если совершенно не закреплена и держится только силой собственного веса. Наконец-то я убедился, что эту махину никаким бульдозером не свалить.
Недаром говорят, что Дворцовая площадь — сердце Северной столицы. Здесь привлекает каждого строгостью и великолепием здание Зимнего дворца. Возведение его закончили в год восшествия на престол блистательной Екатерины II. Здесь заседали цари, заседало Временное правительство в 1917 году, которое в том же году и свергли революционные солдаты и матросы. Теперь здесь Эрмитаж.
Говорят, обойти все залы Эрмитажа за час-другой невозможно, даже если бежать, не глядя по сторонам и не останавливаясь, — коллекция музея насчитывает более трёх миллионов произведений искусства и памятников мировой культуры, начиная с каменного века и до нашего столетия. Здесь воздух пронизан временем и присутствием гениев и их творений. Я был счастлив оттого, что теперь увижу работы легендарных Тициана, да Винчи, Рафаэля и Рембрандта, испытаю восторг в залах греческого и римского искусства.
Петропавловскую крепость я узнал издали. Она расположилась как раз напротив Зимнего дворца. Я чуть постоял, любуясь видом, а потом шел по Английской набережной и любовался красавицей Невой.
А вот и памятник Петру I, известный всему миру «Медный всадник». Я стоял как зачарованный и во мне звучали стихи Пушкина:
Я смотрел на памятник, а в ушах грозно ревела буря, и ветер гнал волны разбушевавшейся Невы на появившийся вдруг город, словно пытаясь смыть его, раздраженный вторжением в свои вековые владения.
«И перед младшею столицей померкла старая Москва». Это ощущение я вынес вслед за поэтом после моего первого путешествия по Северной столице…
Между тем подкрались сумерки, стало быстро темнеть. Только теперь я почувствовал, как проголодался. Благо, продовольственные магазины работали до 12 часов ночи, так что я без труда купил бутылку молока и русскую булочку с румяной корочкой, которая рельефно прорезала всю её длину, словно её пропахал игрушечный плуг. Интеллигентные старушки называли такие булочки французскими. Ужин свой я съел в сквере на проспекте Стачек; здесь же, усталый и разомлевший от еды, задремал на скамеечке, которую облюбовал, да и уснул. Спал я без сновидений, а проснулся с рассветом от того, что замерз. Ещё в полусне я прятал руки под пуловер, сворачивался калачиком и пытался натянуть легкую шерстяную одежку на голову. Окончательно продрогнув, я решительно встал, потянулся, помахал руками, раз десять присел и решил, что, прежде всего, мне нужно устроиться на квартиру, по крайней мере, на несколько дней. Не ночевать же, в самом деле, на скамейках до того, как дадут общежитие.
Глава 4
Квартира на Васильевском острове. Хозяйка Варвара Степановна. Жилье в коммуналке. Достопримечательности Васильевского острова. Кунсткамера. Дым коромыслом. Пьяные застолья.
Объявления о сдаче квартир я нашел возле вокзала на столбе. Предложений оказалось много, но меня привлекла квартира именно на Васильевском острове. Я знал, что там центр основания Санкт-Петербурга, Заячий остров, на котором расположены Петропавловская крепость и Стрелка, а также Университет, где учился наш преподаватель Зыцерь и куда он мне тоже советовал переводиться. На Васильевском находились Кунсткамера, Академия наук, Академия художеств, дворец Меншикова…
Троллейбус вез меня по Невскому, и я узнавал здания, которые уже видел вчера во время своей пешей экскурсии, потом, не отрываясь от окна, смотрел на Неву с Дворцового моста и наконец вышел на нужной остановке на Васильевском острове.
Квартира располагалась на первом этаже каменного трехэтажного дома. На стене, справа от входных двухстворчатых дверей, крашенных темно-коричневой масляной краской, успевшей облупиться, торчали черные кнопки звонков с приклеенными под ними бумажками с фамилиями и указаниями, сколько раз кому звонить. В объявлении говорилось: «Спросить Варвару Степановну». Фамилии не значилось, но других фамилий с инициалами В.С. кроме Проничевой под звонками я не нашел и уверенно нажал два раза на кнопку — как указано на бумажке. С минуту за дверью мои уши не уловили никакого движения, и я уже хотел позвонить еще раз, но послышались шаркающие шаги, короткая возня с засовом, и дверь открылась. Передо мной стояла старушенция в синем в цветочек засаленном байковом халате, из-под которого выглядывало черное спортивное трико.