"Фантастика 2023-85". Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Анишкин Валерий Георгиевич. Страница 125

Боря потянулся к более сильному, уверенному в себе и самодостаточному Саше Виноградову, который мог не только защитить, но и повести за собой.

Я был свидетелем случая, когда Саша решительно вступился за своего друга в одном из часто случающихся стычек в общежитиях. Слабый и неконфликтный Боря, не обладая физической силой, отличался, как все добрые люди, порядочностью и высоким чувством справедливости.

В институте учились ребята из Магадана и один из них, крупный и крепкий парень с первого курса, зная, что Саша, Боря, и я в том числе, дружны с девочками женской части общежития, стал злословить на этот счет. До тех пор, пока это носило характер безобидный, мы молчали и снисходительно улыбались, но, когда он, перегнув палку, грязно отозвался об одной из девушек, а именно о Вале Косовой, Боря, не задумываясь, опрометчиво смазал циника ладошкой по лицу. Удар был слабый, но обидный. Магаданец стерпеть не мог: мгновенно вскипел и бросился на Борю. Но драку остановил Саша Виноградов. Его лицо выражало такую уверенную силу, что противник, выглядевший значительно мощней Саши, стушевался и отступил…

Автобусом мы доехали до театральной площади, где размещался Мариинский театр, который считался одним из самых старых и самых красивых российских театров.

Салатно-белое здание в стиле классицизма, которое гармонично смотрелось в окружении соборов, строгих, и в то же время величественных построек. В объявлении о прослушивании говорилось, что к прослушиванию допускаются лица до тридцати лет, имеющие профессиональную подготовку. Подготовку Саши вряд ли можно было назвать профессиональной, потому что подразумевалось окончание какого-то музыкального заведения, может быть, даже консерватории, а Саша занимался частным образом у оперного певца, тенора Ивана Алексеевича Нечаева, который, послушав его, стал учить бесплатно. Нечаев преподавал сольное пение в Ленинградской консерватории, а в свое время пел как раз в Мариинском театре, где блестяще исполнял партии Юродивого в опере «Борис Годунов», Герцога в «Риголетто», Альмавивы в «Севильском цирюльнике» и много других.

Саша не питал иллюзий на свой счет и не надеялся на то, что его возьмут в хор. Саша просто лишний раз хотел показаться грандам оперного искусства, из которых, несомненно, состояла конкурсная комиссия, узнать их мнение насчет своих вокальных перспектив. Истинная цель его оставалась скромнее — устроиться в массовку. Это не только давало подработку, но таким образом он допускался в святая святых храма искусства.

В небольшом зале, где намечалось прослушивание, несколько человек мужчин и женщин занимали места в первых рядах кресел. Болельщики, вроде нас с Борей Ваткиным, разместились подальше.

Здесь отсутствовала сцена. Рояль стоял на полу в двух-трех метрах от кресел, где в ожидании своей очереди сидели кандидаты певцы. Чуть подальше, сбоку от рояля, за столом, застеленным зеленым сукном, расположилась комиссия из четырех человек.

Конкурсанты пели в основном арии из опер, только бас исполнил «Песню о блохе» Мусоргского, а женщина-сопрано — «Заздравную» Исаака Дунаевского. Комиссия отобрала четырех человек, в том числе баса и женщину. У женщины спросили:

— Простите, а сколько вам лет?

Она смутилась, помедлила и тихо и неразборчиво назвала возраст.

— Громче! — потребовал мужчина из комиссии.

— Сорок шесть, — краснея, выговорила женщина.

— У вас шикарное сопрано, но вы же понимаете, что солисткой вам уже не быть?

Женщина молча кивнула головой.

— А в хор мы вас, несомненно, берем, — заключил мужчина из комиссии, очевидно, председатель.

Саша пел арию Кончака из оперы «Князь Игорь», которую я уже слышал от него в колхозе «на картошке». Отнеслись к Саше благосклонно, похвалили голос, удивились, что он учится в пединституте, а не в каком-либо музыкальном заведении, одобрили его занятия с Нечаевым и посоветовали поступать в консерваторию, но в хор не взяли.

— Да я, в общем, и не надеялся, — откровенно признался Саша. — Мне хотя бы в массовку.

— А вот сейчас как раз объявляется дополнительный набор, только это у нас называется не «массовка», а «миманс». Отдел миманса на верхнем этаже. Подойдите к руководителю отдела Ивану Петровичу, скажите, что вы от Соковнина.

В отдел массовки я и Боря пошли вместе с Сашей. Иван Петрович оглядел нас с ног до головы критическим взглядом и вынес вердикт:

— Беру вас и вас.

Он кивком головы показал на Сашу и на меня, проигнорировав Борю. Боря как-то съежился, вымучил улыбку и пожал плечами, давая понять, что ему это и не так важно. Мы с ним, действительно, не предполагали такого исхода и не собирались устраиваться на работу, но я видел, что Боря расстроился из-за того, что одного из нас вдруг взяли, а другого нет, хотя виду старался не подавать.

Для миманса предназначались два зала: мужской и женский, где артисты переодевались, а рядом размещалась гримёрная.

Миманс — это сокращение от «мимический ансамбль» — артисты, участвующие в массовых сценах спектаклей. Как я позже узнал, многие известные певцы студентами работали в мимансе. Артисты миманса даже иногда играют небольшие безмолвные роли, например, слуг. В любом случае, без миманса не может обойтись ни один оперный или балетный спектакль. Полвека назад артистов миманса называли статистами (часто их назначали из солдат местного гарнизона, или пожарных) Теперь это стало делом более серьёзным, и артистами миманса чаще становились люди, близкие к театральному искусству.

Внутреннее убранство Мариинки поразило меня своим великолепием. Все в голубых и синих тонах, стены — под цвет морской волны, синий бархат удобных кресел. Всюду лепные украшения и скульптуры. Всё блистает под светом многочисленных светильников и трехъярусной люстры с живописным плафоном. Меня поразил занавес. Этот занавес по эскизам художника Александра Головина. стал символом театра, но совсем недавно художник Симон Вирсаладзе изменил цвет занавеса на сине-голубой в тон интерьеру театра, интерьера, который считается одними из лучших в мире.

Мы, уже артисты миманса, репетировали: нас наряжали в сценические костюмы, гримировали, нам наклеивали усы и бороды. Мы выходили на сцену в больших массовых сценах «Бориса Годунова» или изображали войска египтян и под звуки торжественного марша парадным шествием проходили мимо трона фараона, в «Аиде»…

За время работы мы наслушались всяких историй, связанных с театром. Стали банальными истории с битым стеклом, которое балерины подсыпали в пуанты соперницам. Матильда Кшесинская, например, оказалась более изобретательной и однажды во время танца конкурентки выпустила на сцену живых кур, и та заканчивала танец среди кудахтающих кур и перьев.

О суевериях оперных и балетных артистов известно не меньше, чем о суевериях мещан-купцов.

Например, многие музыканты считают, что приметы вступают в свою силу, как правило, за несколько дней до концерта. Верят, что в это время нельзя мыть голову, потому что аура может смыться. В день концерта нужно обязательно встать с правой ноги. Нельзя убирать постель. Если уронил ноты, нужно сесть на них, чтобы не ошибиться в том месте произведения, которое оказалось на полу. Говорят, Рихтер однажды проделал это прямо при публике, будучи уже в преклонном возрасте. Нельзя ноты класть под подушку, нельзя ругать композитора, которого исполняешь и т. д. А еще нельзя входить с раскрытым зонтиком в зал…

В общем, мы работали в оперном театре и, хотя назывались артистами миманса, артистами себя не считали. Люди миманса держались особняком: мужчины ходили в бабочках, модно одевались и похожи были не на участников массовки, что получали мизерные деньги, а на солистов, на заслуженных артистов или деятелей культуры. Проходя мимо дежурного, они не удостаивали его своим вниманием, небрежно мелькнув перед его носом удостоверением. В комнате для артистов миманса они, подражая солистам, как бы тоже распевались, исполняя отрывки из арий. Часто обсуждали выступления солистов: иногда это выливалось в злую критику. Как правило, люди миманса не имели никакого специального образования, но амбиции не позволяли им пойти работать на завод. Всю жизнь они крутились около искусства и не мыслили себя вне театра. Подчинив свою жизнь служению Мельпомене, они, получая гроши здесь, бегали на массовки в другие театры или кино. И в этом состояла их основная работа.