"Фантастика 2023-85". Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Анишкин Валерий Георгиевич. Страница 132

— А зачем со стулом-то? — наклонился я к уху Ивана, с которым сидел рядом. — Вон же девчонки сидят.

— А тогда никто не поймет, что он выступает с номером и подумают, что это просто обычный танец.

— Да, действительно, — дошло до меня.

Спали как в колхозе, вповалку на разложенных на полу тюфяках и матрасах, причем заснули все моментально и спали как убитые. Валентин за столом сидел угрюмый, все поглядывал на нас, наверно не верил, что мы как-нибудь не проговоримся насчет него и, не дождавшись конца застолья, ушел к поезду, сославшись на неотложные дела.

Рано утром мы поблагодарили хозяйку и тоже покинули гостеприимный дом. В электричке ехали кучно. Я, Иван и Николай сидели на одной скамейке, а напротив нас Вера, Алла и Света. Витёк пристроился на краю скамьи через проход, обратив лицо к нам, чтобы продлить время общения и не расставаться как можно дольше. Причем Вера сидела тоже на краю, ближе к своему Витьку. Когда подъезжали к Ленинграду, Витёк вдруг предложил:

— Ребят, может, в субботу еще поможете?

— А что делать? — отозвался Иван.

— Да хочу шифоньер взять. Новую квартиру обставляю, да Вер?

Он посмотрел на Веру, ища одобрения.

Вера улыбнулась.

— Володь? — посмотрел на меня Ванька.

— Да с удовольствием, — согласился я.

— Сделаем, — подтвердил Николай.

Когда вышли на платформу и направились к выходу, Света, которая мышкой сидела в вагоне и почти не участвовала в наших разговорах, как-то робко и, явно стесняясь, потянула меня за рукав. Я немного отстал, и она, делано улыбаясь, с видимым безразличием сказала:

— Володя, может, как-нибудь встретимся? Погуляем или сходим куда?

Света мне нравилась, но мог встречаться и куда-то ходить с одной девушкой, а думать о другой. Я и с Леной познакомился, потому что она чем-то напоминала Милу.

— Не знаю, — сказал я и, сам не ожидая от себя, заюлил, напуская туману. — Как выйдет со временем. Скоро сессия…

— Ладно, — согласилась Света, и я видел, что она все поняла, потому что как-то заторопилась и, сухо попрощавшись, пошла в сторону метро…

В субботу зашел Николай, и повез нас с Карюком к мебельному магазину на Петроградскую сторону. По пути мы проехали по мосту Свободы, и я впервые увидел крейсер «Аврора» в его, так сказать, «живом» виде. О крейсере я знал достаточно, и Николай удовлетворил мое любопытство относительно моста, рассказав, что до революции он назывался Выборгским, затем Сампсониевским по названию собора, который находился неподалеку, а в 1918 году стал мостом Свободы.

У входа в мебельный магазин, который мы нашли не без труда, стоял Витёк и, видно, нервничал. Увидев нас, бросился навстречу и обидчиво заговорил:

— Я уж думал, не придёте. А у меня машина стоит, ждет, и шофер, Сергей, который у меня на даче был, ругается.

— Как это «не придёте». Мы ж договорились. Ты только не суетись. Все сделаем как надо, — заверил Николай.

Мы зашли в магазин, где Витёк уже облюбовал шифоньер и пошел оплачивать его стоимость. Темная полировка шкафа отражала все, как зеркало. Продавец, который оформлял покупку, сказал: «Поздравляю с покупкой. Хороший выбор!», Витек с гордостью стал объяснять, что он сам краснодеревщик и толк в этом знает, так что его не проведёшь.

Вчетвером мы легко погрузили шифоньер в кузов машины, причем, Витёк все переживал, что как-нибудь поцарапается полировка, и хотел сам лезть в кузов, чтобы не выпускать из вида своё приобретение, но мы ему напомнили, что дорогу к своему дому знает только он, и он неохотно полез в кабину.

У подъезда новой хрущёвки на Малой Посадской мы выгрузили Витькин шифоньер. Витька расплатился с Сергеем; тот, довольный полученным четвертным, тоже похвалил шифоньер.

— Мы краснодеревщики, — самодовольно повторил Витёк, — и что к чему знаем.

Мы втащили шифоньер на третий этаж и поставили в комнате, куда указал Витёк. Однокомнатной квартире Витька для полной обстановки не хватало только шифоньера.

— У меня вся мебель темной полировки, — стал показывать нам свою квартиру Витек.

Ии стол, и сервант, и журнальный столик, у которого журавлем стоял торшер с двумя абажурами-фонариками, темной, почти черной, полировкой отражали люстру с хрустальными подвесками, при включенном электрическом свете они переливались всеми цветами радуги.

— Все культурно, все в тон, — хвалился Витёк. — Я вообще не признаю светлую мебель.

— Да, ты умеешь жить, — позавидовал Николай.

— А что ж толку, если, например, человек собирается жениться, а сам голь перекатная. Теперь еще куплю пианино, я видел в «Мелодии» с темной полировкой.

«Обмывали» мы покупку за полированным столом, который Витёк застелил сначала картоном от упаковочной коробки, а сверху газетами.

— А то прольем что-нибудь на полировку, — объяснил Витек. — Если не пятно, то матовость останется.

— Конечно, Витек, — согласился Николай. — Не дай бог!

Глава 17

Плавучий ресторан. Паэлья, бигос и сувлаки. «Низкое» искусство. Ив Монтан и Вертинский. Блатные песни. Поет Саша Виноградов. ЧП в общежитии. Злополучный изолятор.

Ваньке Карюку родители прислали из Омска деньги, у нас с Борей Ваткиным какие-то деньги тоже оставались, и мы пошли в плавучий ресторан, где Саша Виноградов с недавнего времени пел с оркестром. В ресторан Саша пристроился после Мариинки, где мы тогда проработали всего месяца два — нас попросили, когда начали сокращать штат.

Корабль-ресторан с мачтами чем-то походил на пиратский, не хватало только «Веселого Роджера» на ветру, и пришвартован был у Мытнинской набережной недалеко от Биржевого моста.

Мы поднялись по трапу на корабль-ресторан и попали в зал с баром и подиумом, где, наверно, и располагался джазовый оркестр. Заняли свободный столик у панорамного окна, из которого открывался вид на Эрмитаж и купол Исаакиевского собора. Долго по очереди изучали меню, дивясь замысловатым названиям блюд вроде паэльи, бигоса, ризотто или сувлаки, и взяли бутылку портвейна, по две порции сосисок с картошкой, да по салату из свежей капусты.

За столом заговорили о том, не зазорно ли петь в ресторанах. Ведь ни один уважающий себя певец в ресторан петь не пойдет, тем более, если это певец оперный.

— Ну, почему? — не согласился Боря. — Лично я ничего зазорного здесь не вижу. Жизнь складывается по-разному.

— Это верно, — поддержал я Борю. — Высокое искусство нынче оплачивается низко. Так что, кто-то идет певчим в церковь, а кто-то — петь в кабак. Вертинский же пел в ресторанах: и в Париже, и в Москве. А музыкальные критики считают как раз этот период расцветом его творчества.

— Думаю, что для певца любой опыт выступления пригодится, — согласился Боря. — Удивляюсь, как Сашка выходит и поет перед публикой. Я бы не знал, куда деться, не то чтобы говорить, а, тем более, петь.

— А что, страх перед публикой это такая штука, что не всякий может преодолеть. Я читал, что Ив Монтан в юности отличался застенчивостью, — сказал Иван, — и для того, чтобы преодолеть свой страх, специально ездил в поездах метро, где внезапно с шумом открывал разделительные двери, и когда к нему поворачивались пассажиры, Ив Монтан старался выдерживать их взгляды.

— Это из его книги «Солнцем полна голова». - подтвердил Боря Ваткин.

— Но я не об этом, — продолжал Иван. — Я вообще о песнях, которые поют в ресторанах. Все эти «Мурки», «Постой паровоз», «Гоп со смыком» — блатные песни, то есть, никакое не искусство.

— Никакое, значит низкое, — сказал Боря. — А «Бродяга», который Байкал переехал, а «Шаланды, полные кефали…»?

— «Шаланды» — это не блатная, это подражание одесским, и написал её Никита Богословский для фильма «Два бойца», — вытащил я из памяти, то, что где-то прочитал. — Кстати, песенка «Бублички» тоже не блатная.

— Так ведь эти песни пел и поет Утесов. У него и «Шаланды», и даже, говорят, сам Сталин однажды попросил его спеть «С одесского кичмана», — поддержал Боря Ваткин.