"Фантастика 2023-85". Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Анишкин Валерий Георгиевич. Страница 42

Глава 23

У кассы. Без билета. Кинотеатр «Родина». Кино.

В последний день лета мальчишки собрались дружно. Даже Монгол был снова с нами. Еще с вечера договорились идти в кино. Шла новая серия «Тарзана». От этих тарзаньих серий весь город сходил с ума. Пацанва висела на деревьях и, приставляя рупором ладони ко рту, орала дикими голосами, и не счесть было переломанных рук и ног, не говоря уже о расквашенных носах, синяках и ссадинах.

На трофейные фильмы народ валил валом. Такие фильмы, как «Знак Зорро», «Индийская гробница», «Голубка», «Багдадский вор» смотрели бесконечное число раз и любили не меньше, чем «ВолгаВолга», «Веселые ребята», «Они защищали Родину», «Цирк», «Чапаев» или «Александр Невский».

В кассу не пробиться. Но мы в общей очереди не стояли. У нас была своя примитивная система. Кто-то с деньгами становился слева от кассы, где тоже выстраивалась очередь из тех, кто лез без очереди, а остальные потихоньку проталкивали его, оттирая других желающих втиснуться в эту левую очередь…

Давили и слева и справа. Но где-то через час, изрядно помятые, но довольные, мальчишки с билетами и ошалелыми глазами выбирались из толпы, которая ближе к кассе уже мало походила на очередь. Вторая задача состояла в том, чтобы провести под шумок одногодвух малышей мимо билетёрши без билетов. С этой задачей успешно справлялся я. Малыши жались поближе ко мне, а я подавал свой билет и смотрел на билетёршу. Она как-то сникала и, переставая на какое-то время соображать, машинально отрывала контроль у моего билета, и все свободно проходили, а иногда с нами успевал проскочить и кто-то чужой.

Я не очень сильно напрягался. Я просто думал о том, что мы пройдем, и все.

Когда я проделал это в первый раз, пацаны потребовали от меня, чтобы я проводил всех по одному билету. Зачем тратить кровные, выпрошенные с таким трудом рубли на билет, если можно пройти «за так»? Но я сразу уперся, уверив пацанов, что моих сил на большее не хватит. Пацаны долго сверлили меня взглядами, но, в конце концов, поверили. Конечно, я мог бы провести мимо билетерши всех своих и чужих ребят, но меня удерживало от этого что-то помимо моей воли. Я подчинялся какому-то внутреннему запрету и знал, что никогда не смогу переступить ту грань, за которой начинается зло и хаос.

Мы любили свой кинотеатр. Назывался он хорошим словом «Родина». Кинотеатр построили еще до войны, и он счастливо уцелел во время бомбежек и артобстрелов.

Иногда мы бегали в «Октябрь», зрительный зал которого находился на первом этаже длинного жилого двухэтажного дома, уходящего под мост реки Орлик; или на Ленинскую, в «Дом строителя», где тоже крутили кино. Но больше мы любили «Родину» с просторным фойе, где по вечерам перед сеансами, на которые нас не пускали и на которые у нас все равно не хватало денег, играл оркестр, и пели свои или приглашенные артисты.

Зрительный зал был с балконом, а по обе стороны экрана, на выступах стен красовались цитаты: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино. В.И Ленин», и «Кино в руках Советской власти представляет огромную неоценимую силу. И. В. Сталин».

Эти цитаты остались в моей памяти вместе с фильмами и стали неотъемлемой частью любого кино.

В зал пускали после первого звонка. На детские сеансы билеты продавали без указания мест, и после звонка начинался штурм зрительного зала и борьба за первые ряды. Пацаны, которые прорывались первыми, бросались на стулья и ложились на них, вытянув руки, в ожидании своих товарищей, которые тут же следом и занимали эти лучшие места.

Шум, гам, свист, топот, ругань, возня, мелкие и быстрые стычки. Работница кинотеатра бегала по рядам, пытаясь утихомирить совершенно неуправляемую дикую орду, но, в конце концов, понимала бесплодность своих усилий, шла к дверям и давала сигнал к началу сразу вторым и третьим звонками, нажимая одной ей известную кнопку.

И все вдруг стихало. Свет мигал три раза и гас, уступив место застрекотавшему кинопроекционному аппарату.

Еще немного, еще несколько минут мелькания титров, которые нам были глубоко безразличны, и мы тонули в счастье сопереживания героям, растворяясь в экранных событиях. В зале оставались только возгласы сочувствия, стоны, смех и слезы, крики торжества и радости.

Полтора часа пролетали как один миг. Наши души возвращались в свои тела, и мы неохотно приходили в себя. Нам было немного грустно оттого, что волшебство кино так быстро кончилось, но мы не умели долго горевать и уносили радостные впечатления с собой, вспоминая самые яркие эпизоды фильма и переживая все еще раз.

— Зря Тарзан с этой Джейн связался, — сказал Пахом. — Она же ничего не умеет. А он как дурак катает ее на лианах.

— Тарзану Джейн не пара, Тарзану пара Бара, — пропел Мотямладший.

— Ну, дурак ты, Пахом, — возмутился Самуил, — Вопервых, он ее не выбирал. Так получилось, что именно она оказалась в беде. Вовторых, потому и защищал, что она сама себя защитить не могла.

— А если бы на ее месте оказалась дикая Бара, — упрямо возразил Пахом, — было бы лучше. Вот бы они вдвоем показали всем?

— И кому б они что показали? — усмехнулся Витька Мотя. — Тогда бы получился другой фильм и назывался бы он «Тарзан и дикая Бара».

— Вот бы посмотреть! — мечтательно сказал Пахом.

— Ладно, огольцы, хватит хреновину городить, — прервал разговор Монгол. — Мне завтра на работу, вам на учебу. Давай часа через два соберемся на пустыре. Гульнем напоследок. За мной выпивка, а вы несите жрачку, кто что может.

— Я через два часа не могу, — сказал Витька Мотя. — Мы с батькой уголь в сарай таскать будем. Не успею.

— Давайте часа в четыре, — предложил Мухомеджан. — А то я тоже матери обещал сегодня в огороде помочь.

— Ладно, в четыре так в четыре, — согласился Монгол, и все разошлись по домам.

Глава 24

На пустыре. Прощальный сбор. У кого шире клеши? Призвание. Вокал Монгола. Простой гипноз. Грусть расставания.

К четырем часам все, кроме Витьки Моти, сидели на пригорке, с краю от зеленого, не очень ровного поля, куда приходили играть в футбол все пацаны окрестных улиц. Сейчас здесь было тихо и спокойно. В футбол обычно играли или утром или вечером. Иногда только с завода, который начинался сразу за полем и был огорожен кирпичным забором, долетало тарахтенье грузовика, да короткие перебранки мужиковгрузчиков. Приятное состояние ничегонеделания охватило нас томной негой. Мы сидели и возлежали в свободных позах, как римские патриции во время оргий, а перед нами на газете лежали нехитрые дары нашей бедной природы: штук пять некрупных, какие водятся в нашей полосе, но красных помидоров, с десяток огурцов и яблоки, которые мы с Каплунским и Арменом Григоряном, сговорившись заранее, натрясли в саду старика Никольского. Хлеба принес по кусочку каждый, и его оказалось у нас немного, зато у нас была картошка, и мы собирались испечь ее в золе, для чего Монгол заставил Мотюмладшего, Семена и Армена Григоряна собирать хворост, щепки и другой горючий материал, и они, как всегда, с недовольными физиономиями, но беспрекословно ушли за поле и уже таскали в кучу ветки, остатки сена после давнего покоса — все, что попадало под руку и могло гореть.

— Вов, а где брательник-то? Не придет чтоли? — крикнул Монгол Мотемладшему, когда тот как муравей сосредоточенно тащил какую-то суковатую корягу.

— И куда ты тащишь эту оглоблю? Она же не сгорит. Да и сырая, видно.

— Сказал, придет, — ответил Володька Мотя, игнорируя замечание Монгола насчет коряги. — Когда я уходил, они с отцом уже подгребали лопатами последний уголь.

— Ладно! Огольцы, разводи костер. Алик, ты по этому деду мастер.

Мухомеджан, будто только этого и ждал, с удовольствием стал мастерить костер, предварительно расчистив место.

Скоро костер уже дымился, а Мухомеджан, стоя на коленках, дул на слабые язычки огня, пока они ни ожили и начали сначала лизать ветки, а потом, будто распробовав корм, стали жрать его ненасытно. Костер заполыхал во всю адскую силу.