Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Сэндс Филипп. Страница 51

Подробностей в письме немного. До 11 часов утра он «лежал спокойно» [620], считая, что ему легче. «Температура 38,5. Голова не болит, ясная, приходят самые странные мысли!» Врачитальянец застал его в волнении. Шарлотта «давно не писала», пожаловался ему Отто, грустный будет день рождения. Доктор Маркезани добавил от себя несколько слов о высокой температуре, вызванной, возможно, кишечной инфекцией. Он не знает, как долго это продлится, но надеется вскоре прислать «добрые вести». Позже он добавил кое-что более тревожное: Отто просит, чтобы рядом с ним была она, ему требуется больше внимания и ухода, чем ему могут оказать в Винья Пиа. «Ваш муж был бы рад, если бы вы поскорее приехали». Если она выедет из Зальцбурга, то пусть заранее пошлет ему телеграмму, чтобы он устроил ей встречу на вокзале: «Приедет маленькая темная машина, за рулем будет священник — здоровое, пухлое лицо». Он позаботится о размещении ее у монахинь. Пусть она позвонит ему по римскому номеру 35 265 между 7 и 9 утра.

В пятницу 8 июля Отто исполнилось 48 лет. Ему становилось все хуже, и ранним утром брат Габриэле и еще один итальянский монах решили перевезти его из Винья Пиа в больницу Святого Духа (Ospedale di Santo Spirito) [621]. Это финансируемое Ватиканом лечебное учреждение находилось на берегу Тибра, из его окон был виден собор Святого Петра. Отто положили в палату Бальиви на койку номер девять.

Доктор Маркезани отбил в Зальцбург телеграмму: «Франци в больнице, жду маму на вокзале с такси».

В воскресенье 10 июля Шарлотта, сильно встревоженная телеграммой, безуспешно пыталась дозвониться в Рим. Не получая уже некоторое время писем, она находилась в «состоянии постоянной тревоги», застигнутая врасплох таким поворотом событий: «Я боялась, что тебя раскрыли». Новость, что муж попал в больницу, прозвучала «как взрыв бомбы». До этого она чувствовала себя гораздо лучше и спокойнее.

Тем не менее Шарлотта не сознавала всей тяжести положения. Она написала, что не может выехать немедленно, потому что должна смотреть за детьми. Нельзя взять и все бросить, лучше она отправится в Рим через неделю, если по-прежнему будет ему нужна. Не стоит забывать и о себе, слишком напряжены у нее нервы.

Пока она писала письмо, раздался звонок из Рима: доктор Маркезани сообщил, что температура пошла вниз, но у Отто, похоже, отравление и желтуха. Терпение, написала мужу Шарлотта, она отменит поездку к сестре и приедет через неделю ухаживать за ним. «Поскорее выздоравливай и я тобой займусь» [622].

В то же воскресенье она напечатала на машинке еще одно письмо: «Ты крепкий орешек, ты поправишься». Она отправила деньги «фрау Д» на его день рождения и обещала собрать посылку с пижамой и другими вещами, о которых он просил. Она собиралась приехать 20 июля, если все еще будет ему нужна. «Остановиться мне негде, и лучше избежать таких трат, но я это сделаю, если ты захочешь. Однажды у меня тоже была желтуха, — напоминала она ему. — Это было ужасно, но я не теряла надежды. Помни, Хюмми часто болела и даже стояла на пороге смерти и не могла позвать Хюмстена, потому что он был недоступен» [623].

От нее будет больше пользы потом, когда он начнет выздоравливать. Пока он в больнице, она сможет навещать его только в отведенные для посещения больных часы. «Что мне делать в такую жару?» Она спрашивала, кто за ним ухаживает и откуда взялась болезнь, этот «злобный недуг».

В понедельник 11 июля она забеспокоилась сильнее. Пришло его письмо от 5 июля, со стихотворением, немного ее приободрившее, но она все еще не могла ни на что решиться. Если у него заразная болезнь, то она даже не сможет с ним видеться и разговаривать. Лучше дождаться диагноза. Не малярия ли это? Это может быть что-то инфекционное. «Все время тверди себе, что я отчаянно в тебе нуждаюсь, что не могу без тебя жить» [624]. Она знала, что ее место в Риме, но не могла забыть обиду. «Боже, как я болела раньше, а Хюмми меня не навещал. Я должна была выкарабкиваться сама. Это было тяжело. В Лемберге мне тоже было тяжко, но Хюмми мне не верил». В тот день медосмотр показал, что Хорсту не хватает 8 кг веса, кожа да кости. Может быть, ей следует отправить детей в Рим, к Отто и к римскому папе.

Во вторник 12 июля она написала ему снова. Отто-младший упал с велосипеда и сильно расшибся. Дети зарабатывают продажей раков. Она тревожится, но не хочет ехать в Рим в такую жару лишь затем, чтобы убедиться, что ничем не может помочь. «Больше решимости, выздоравливай скорее».

Это письмо разминулось с новым письмом от врача, написанным на его старом бланке, с зачеркнутыми чернилами словами «врач германского посольства». «Я только что от Франци, — писал он, — она очень-очень слаба» [625]. За ней ухаживают в больнице Святого Духа, в «просторной палате с высоким потолком», где «приятная прохлада». Он приносит все, что позволяют доктора, больную ежедневно навещает «добрая синьора». К ней почти каждый день приходит «наш епископ». И никаких имен. Он поделился всем, что знал. Франци «страдала от острой инфекции, вызвавшей сильное воспаление печени. Несколько дней у нее была высокая температура, что потребовало стационарного лечения. Больничного осмотра еще не было. Будет сделано все, чтобы поставить ее на ноги. Хотя она очень-очень слаба, мы надеемся, что она выздоровеет. Но пока что мы еще не выкарабкались. По-моему, вам необязательно совершать дорогостоящую поездку, которая не повлияет на ход событий».

Он будет держать ее в курсе. Он прочел Франци одно из писем Шарлотты и намерен прочесть следующие, написанные 10 и 11 июля… Доктора Маркезани прервал срочный телефонный звонок. Дальше он написал другой ручкой: «Мне только что позвонила фрау Дюпре, навещавшая Франци. Она без сознания, мы опасаемся худшего. Вам решать, конечно, ехать или нет. Знаю, как вам трудно приехать» [626]. Если она приедет, пусть сразу позвонит фрау Дюпре с римского вокзала.

В среду 13 июля Шарлотта получила письмо Отто от 6 июля. Почерк было трудно разобрать, она так и не поняла, что к чему. Отчаянно дожидаясь вестей, она надеялась на звонок в конце недели, который ее успокоит. Все дети, кроме Отто, отсутствовали. «Прошу, напиши, хотя бы коротко, только внятно, что-нибудь нарисуй».

Примерно в воловине восьмого того же вечера доктор Маркезани прислал в Зальцбург короткую срочную телеграмму, всего два слова и подпись: «ПОЛОЖЕНИЕ СЕРЬЕЗНОЕ — МАРКЕЗАНИ». Следующим утром, 14 июля, Шарлотта опять пишет письмо. Она сидит у телефона в ожидании звонка из Граца, чтобы убедиться, что за детьми присмотрят, когда она уедет в Рим. Она поедет на поезде через Триест и позвонит Маркезани. В подписи она шлет мужу «тысячи поцелуев» [627].

Днем Шарлотта села на зальцбургском вокзале на поезд до Триеста, там пересела на поезд до Рима. Все двенадцать с лишним часов поездки она не имела никаких вестей о больном. Утром 15 июля она приехала на римский вокзал Термини, где ее встретил низкорослый пожилой господин в очках.

— Баронесса В.? [628] — спросил он.

— Да, с кем имею честь?

— Доктор Маркезани, мы говорили по телефону. Сейчас мы поедем к Грете Тиле, у нее большой отель в центре [629], она с радостью окажет вам гостеприимство.

— Как Отто? — спросила Шарлотта. — Нельзя ли сразу поехать к нему?