Наш дом – СССР - Мишин Виктор Сергеевич. Страница 17

— Саш, к парку еще две бабы и мужик бегут, я вижу отсюда!

От оврага, если рвануть в сторону парка, расстояние ближе, чем от дома, я мгновенно забываю о боли и бегу наперерез. Через несколько секунд метрах в двадцати перед собой вижу силуэты и, присаживаясь на колено, тянуть больше нельзя, дальше начинаются деревья, открываю огонь. Три патрона в магазине и все три выпускаю в секунду. Цели замирают сломанными куклами на земле. Бегу к ним, готовы. Трясет их еще, но отходят уже.

«Двадцать два, теперь сходится. Мама дорогая, я смог». И тут же силы куда-то уходят. Очухиваюсь, когда меня трясут, пытаясь расшевелить.

— Санька, Санька!

— Пап, папка!

— Да тише вы, тут я, — шикаю на девчонок и сжимаю зубы. Больно, блин. — Спустились?

— Да.

— Кать, больше никого не видела?

— Нет. Саш, наверное, бежать надо, стрельбу кто-нибудь да услышал.

— На минутку в дом зайду, ботинки у меня там, а то ноги уже замерзли. Ждите тут. Надо успеть до милиции.

— Тебе же в больницу надо!

— Надо, но позже.

Бегом возвращаюсь в дом. Где, блин, мои ботинки? А, вот, на лестнице лежат. Натягивая обувь, чуть не отключился, как же силы-то утекают! Слышу рядом едва уловимое шевеление. Встаю, медленно, приготовив пистолет, иду в комнату. Тут побоище, да и сам весь в кровище, просто течет с меня. Переодеться бы…

— Не убивай, — справа доносится покашливание, поворачиваю голову и вижу сразу двух недобитков. Один лежит, зажимая рукой рану на животе, у второго хуже, прострелена грудь, он сидит почти не двигаясь, прислонившись к стене, и только хрипит. Ко мне обращался тот, что лежал.

— Что мне за радость, оставлять таких, как вы, небо коптить? Вы же твари, для вас ничего святого нет. Мать с ребенком по кругу пустить хотели, а самим досталось, — зло бросаю я.

— Нет, я не хотел ничего, это Белый просил Борца бабу отдать… Не убивай!

Я подошел к тому, что ранен в грудь, и, наклонившись, пережал ему сонную артерию. Спустя несколько секунд, дернувшись, он затих навсегда.

— Я скажу, где общак! — Интересно, только вот не совсем для того, о чем можно подумать.

— Говори, раз начал.

— В подполе, там под полкой есть тайник. Много там…

— Ты мне лучше скажи, сколько в вашей кодле народа, учти, у меня еще пленные есть, смогу проверить.

— Борец вчера всех созвал, только катал нет, они в поездах работают. Тебя искали, Борец всех и подтянул. Все здесь, даже пара приблудных была, «гости» Борца.

— Как вышли на меня?

— Так видели тебя, когда уходил, искали долго, в городе, а ты в деревне жил.

— Спи спокойно, — заключил я и зажал артерию теперь и этому.

Обойдя всех, убедился, что они уже перешли в мир иной, и решил сжечь и этот дом. Хрен его знает, чем мне грозит теперь эта бойня, но никаких улик оставлять я не хотел. Пришлось еще навестить Мокрого, естественно, я не собирался оставлять его в живых, на фига мне такой свидетель? Тот, увидев, что я ранен, рыпнулся было, но я успел зажать его шею под локтем и сломал.

Силы покидали, я осознал, что просто не дойду до дома, жаль, не хотел, чтобы нас связывали с разборкой такого уровня, но придется. Забрались обратно на чердак, хорошо, что не запалил дом, бабу, убитую мной первой, я вытащил, Катя помогла. Разместили ее на кухне, рядом положили одного застреленного мужика. Сделаем вид, что этот убил бабу, а потом его застрелили. Хрень, конечно, по пулям определят, но хорошо, что я постоянно брал разные стволы, так картинка лучше сойдется. По дому я не лазал, стрелял из одного места, поэтому найти те пистолеты, которыми пользовался, оказалось легко. Стер пальцы и вложил стволы в руки бандитов, вроде нормально вышло, но это смотря как менты копать будут. Также в кухне я снял с себя куртку, в которой был, закинул ее в еще теплую печь, занялась хорошо, а позже усиленно отмывал руки и лицо водой из ведра и хозяйственным мылом, Катя здорово помогла, иначе бы не справился. Но все это было лишь для того, чтобы удалить, хоть частично, следы пороха. Плечо кровило, я не останавливал пока кровь, и мои руки спустя несколько минут вновь стали красными, сойдет для маскировки. И только сейчас я попытался немного заткнуть раны оборванной занавеской.

— Мы никуда не выходили, нас всех взяли и посадили сюда. Ранили меня прямо тут, когда бросился вас защитить. О Лидии Николаевне расскажешь, как есть. Эти уроды тебя спрашивали о чем-либо?

— Они не спрашивали, просто сказали, что ты взял у них что-то и теперь они возьмут нас.

— Об этом ни слова, поняла? Будут допрашивать, кто мы и откуда, историю помнишь. Надеюсь, дочку не станут спрашивать.

— Опасно все это, Сань. Дознаются.

— Ничего не поделаешь, ждем ментов, а там как получится. Ален, ты просто молчи, хорошо, что бы тебя ни спрашивали, просто молчи и все, даже имя не называй. Мама скажет тебе, когда можно говорить, поняла?

— Конечно, папочка, мне так страшно было, я чуть не описалась.

— Я сама чуть не сделала то же самое. — Катю трясло, аж зубы стучали, да и у меня отходняк пошел.

Отключившись в очередной раз, очнулся уже на койке в больнице. Сколько времени прошло, кто вызвал милицию и как меня везли сюда, ничего не знаю. Кто-то хлопотал рядом, осторожно трогая меня.

— Живой? — услышал я голос женщины.

— Вроде как, а где я? — прохрипел я, не узнавая собственного голоса.

— В первой городской больнице. Вы поступили вчера с огнестрельным ранением плеча. Сделана операция, вам повезло, кроме сквозной дырки, не задето ничего важного, только большая потеря крови. Но в кровати пробудете долго.

— Что ж поделаешь… — тихо проговорил я и закрыл глаза.

Плохо все вышло, ужасно плохо. Я, осознав себя в новом для нас времени, радовался как ребенок, но влез в дерьмо практически на полном ходу. Подвел семью, погубил добрую старую женщину… Как же мне стыдно-то! Ну на кой черт я полез за этим баблом, а? Это все пережитки прошлого-будущего, знаешь, где взять — бери. Слишком самонадеянно я поступил, недооценил противника, и вот результат. Если бы сразу уехали куда-нибудь, был бы шанс затеряться, но оставшись на месте, я навлек беду на близких людей. Понимаю, что деньги нужны были для внедрения в общество, просто это была единственная возможность влиться в жизнь семидесятых, не попав под власть государства. Ведь правда, если мы сразу пошли бы в милицию, то самое лучшее, что с нами бы случилось, это помещение всей семьей в психушку. Надо ли мне это? Бр-р-р. Только подумаю о том, как нас с женой укладывают на каталки, а дочь отправляют в детдом, аж мороз по коже. Стоп, хватит, нечего копаться в мозгах, что сделано, то сделано, значит, так и должно быть. Жаль Лидию Николаевну, это мой грех теперь, буду искупать по мере сил.

Через день перевязок и уколов ко мне заявился милиционер. Хмурого вида старший лейтенант, усталый, с большими глазами навыкате, поздоровался и, усевшись на стул, начал свою работу. Я уже немного очухался и говорил вполне нормально.

— Рассказывайте, как все произошло.

Я подробно излагаю заготовленную пьесу, внимательно отслеживая реакцию служивого. Тот постоянно мнется, сидит криво, такое впечатление, что он не спал неделю. Дохожу до момента драки, как милиционер останавливает меня.

— То есть драку начали вы?

Чего? Он что, бандитов выгораживать пытается?

— Если на вас направлено оружие, а ваша семья в заложниках, то, оказывая сопротивление, вы тем самым начинаете драку? Вам не кажется, что это называется по-другому? Желание выжить и стремление защитить семью.

— Это суд будет устанавливать. Я констатирую факты. Вы первым бросились на погибших и нанесли им увечья, несовместимые с жизнью. Чем вы их так?

— Если вы так ставите разговор, я не буду ничего говорить, — набычился я, — выставляя бандитов жертвами простого человека, вы переворачиваете все с ног на голову.

— Ты мне еще дерзить будешь, — усмехается мент, а по глазам вижу, что сильно злится.