Подьячий Разбойного приказа (СИ) - Костин Константин Александрович. Страница 2

Я ведь не сказал, что я — именно площадной подьячий, верно?

Мать-мать-мать! Полдня насмарку! А ведь такое прикрытие было хорошее — кто там присматривается к площадным, кроме их самих, сидят, перьями скрипят…

Сапоги Соловья стучали впереди, народ расступался, не собираясь связывать ни с подьячим Разбойного приказа, ни с его клиентом — а вот будь он вором, давно бы уже организовалась стихийная погоня с участием всего рынка — дыхание моего не хватало на то, чтобы произнести нужное Слово, а у Соловья, видимо, на свое Слово тоже дыхалки не хватало.

Но ведь сейчас он вспомнит что-нибудь и уйдет, уйдет, зараза…

— Ааааа!!!! — заорал я и рванул вперед, на пределе сил и за их пределами. Если этого отчаянного рывка не хватит — Соловей уйдет, я просто свалюсь, наложенное на меня Быстрое Слово выжрет все силы еще до того, как подействует.

Ну же, ну же, ну же, ну…!

Есть!

Тигром прыгнув вперед, я из последних сил, на последних вершках, приземляясь, ухватил Соловья за сапог, атаман покатился по доскам мостовой — и моя печать, взмыв вверх палаческим топором, опустилась на его шею.

Сверкнул оттиск.

Всё!

Я разжал пальцы и, блаженно улыбаясь, перекатился на спину. Рядом замер скованный печатью Соловей.

Да, смартфонов здесь нет. Но знаете — мне и без них не скучно.

Глава 2

Я проснулся рано утром. Нет, не потому, что мне так уж хотелось вскочить пораньше, облиться холодной водой и весело побежать на службу. Нет, вовсе не поэтому.

В Москве сильно не разоспишься.

Думаете, петухи запели? Не-ет, к этим горластым будильникам я быстро привык, благо, у тети Анфии их не водится. Ну? Догадались? Даю подсказку.

Москва.

Златоглавая.

Церкви.

Бинго!

Под утренний трезвон десятков колоколов я откинул одеяло и лениво потянулся. Вообще-то мое утро обычно начинается иначе — думаете, про обливания водой я для красного словца сказал? — но сегодня добрый начальник, дьяк Алексей свет Ерофеев, разрешил мне чуть задержаться. Понимает, дай Бог ему здоровья, что у меня-то как раз здоровья сегодня — не ахти.

Во-первых, поймали мы вчера таки Соловья-разбойника. Не того, что в былинах на семи дубах сидел, а потом в глаз от Ильи Муромца получил, уж не богатыри мы, в Разбойном приказе, не богатыри… Нашего местного Соловья, что шайку разбойничью собрал, да проезжих людей обижал. Мы его всем столом выслеживали, а поймал — я.

Не потому, честно признаюсь, что так уж я крут, всего лишь младший подьячий, да еще и неверстанный, то есть, по-нашему — стажер. Год уже отслужил, еще пару лет — и введут в штат, поверстают, тогда и жалование положат. А за Соловья — может, и пораньше… Повезло, надо сказать, нас, стажеров, несколько штук на торговой площади торчало, площадными подьячими прикидываясь. Риск, конечно, необученную молодежь на матерого разбойника пускать, но… Немного у нас в Приказе людей, всех их местный криминал в лицо знает, так что пришлось тем, кто еще не примелькался, участвовать.

Повезло.

С другой стороны — мог уйти Соловей, мог. Я честно свои жилы рвал, так что награду, если она будет, получу заслуженно. Другим бы стажерам это объяснить еще, небось, зубами скрипят, аж стружка сыплется. Как же — не они!

Ничего. Понадобится — объясню. Меня Данила, из наших, приказных, стрельцов, научил, как непонятливым объяснять. Так, чтобы и доходчиво было, и ненужных следов на лице не оставалось.

Кстати, Соловья от нас забрали. Угадал я, связался он с силами, что за Гранью сидят. Так что почти тут же прискакали судные дьяки из Чародейного приказа, да и увели наш трофей к себе, в подвалы, чтоб выпытать там, кто его бесов призывать научил, да кому он это замечательное знание рассказать успел. И если вы думаете, что «выпытать» такое же иносказание, как и «прискакали», то не угадали вы вовсе. И прискакали они буквально, на конях, и пытать будут вполне себе по-настоящему… брр.

Никак не привыкну.

У нас, в Разбойном, тоже, знаете ли, не сигаретами угощают. Тем более, не изобрели их еще, сигареты эти.

Ну, а вторая причина, по которой мне сегодня тоскливо — снова Соловей виноват. Зверюга он матерый, есть, чем гордиться, так что решили мы, со своим столом, вечерком после службы в корчму заглянуть, по чарке медовухи выпить. «По чарке» — вот это, как раз, иносказание, медовуха — вещь некрепкая, как хорошее пиво, а чарка — посудинка маленькая, чуть больше кофейной чашки. Так что, сколько там чарок мы выхлебали — никто не считал. А так как закусывать медовуху здесь не принято — то и в голове, когда мы, наконец, вывалились наружу, шумело знатно. И дорогу домой я помню весьма смутно. Помню, улицы уже успели перекрыть цепями и у каждой из них передо мной опускались лезвия бердышей «Не положено!». Я гордо вертел на пальце свою печать и веско заявлял «Разбойный приказ!». Стражники, ухмыляясь, пропускали. Мы для них — вроде как свои, как опера уголовки для дэпээсников.

Хотя, честно говоря, не знаю, какие на самом деле у оперов с патрульными взаимоотношения. Никогда в жизни не интересовался, даже сериалы по НТВ не смотрел, и мысли никогда не было, чтоб в полицию пойти, иначе как за паспортом. А вот поди ж ты — в другом времени, в другом мире, а пришлось в ряды правоохранителей войти…

Посуда гремит, тетя Анфия намекает, что кто-то сильно уж разоспался.

Э-эх!

Я выскочил из-под одеяла бодрым козликом и поскакал во двор, к колодцу, совершать утренний моцион. Разве что вокруг бедер полотенце намотал. Здесь к обнаженке относятся не в пример более спокойно, чем в наше время — даже в банях вместе, представляете? — но я все еще стесняюсь.

Нечем мне пока похвастаться, чтобы голышом щеголять.

В белой нательной рубахе и просторных белых же штанах, что здесь вместо майки с трусами носят, я пробежал мимо проема, за которой тетя Анфия уже недовольно постукивала ложкой по краю миски с кашей.

Эх… Нет здесь еды нормальной, ну вот от слова «вообще». Это над интернетовскими шуточками про «маянезик», макарошки с сосиской и котлеты с пюрешкой хорошо хихикать, когда ты знаешь, что в любой момент можешь их сварить и съесть. А потом опять похихикать. А здесь их нет. Ни майонеза, ни макарон, ни сосисок, ни котлет, ни пюре. Просто — нет. Картошки — нет вообще, хоть жареной, хоть вареной, хоть фри, хоть фо. Хоть в депрессии, то есть — подавленной. Котлет — нет, сосисок — нет, колбас — нет. Майонеза — нет, кетчупа — нет, помидоров вообще — нет. Зато огурцов — хоть завались, хочешь, соленые, хочешь, квашеные… А маринованных — опять нет! Макарон — нет, риса — нет, селедки — нет, про какие-нибудь суши с хот-догами я и вовсе молчу… Зато, внезапно, есть пицца! Не поверите, но есть. Правда, называется она здесь «ветошник», я так понимаю, потому что в начинку идет всякая ветошь, то есть то, что из обрезков осталось, а выкинуть жалко. Но, говорят, пицца изначально такой же была, это потом ей напридумывали сложные рецепты с добавлением пафоса.

А за чашку кофе я бы убил, наверное…

Я тут подумывал, не стать ли мне прогрессором в области еды. Уж как минимум готовить-то я умею, с тех пор, как мама умерла, пять лет назад, и мы с отцом вдвоем остались, хочешь, не хочешь, а научиться пришлось. Только не в здешнего коня мой тамошний корм. Либо ингредиентов просто нет, типа картошки с помидорами, либо я слабо представляю, как сделать — вот как майонез делают? — либо попросту нет нужных инструментов. Той же мясорубки, чтобы котлет накрутить. И как ее сделать — я не знаю.

Нет, если вы подумали, что здесь голодают, с хлеба на квас перебиваются, то зря вы это подумали. Еды всякой тут завались, просто она… непривычная.

Была.

Сейчас-то уже привык.

А сколько сейчас времени-то?!

Я машинально бросил взгляд на запястье — на котором за ночь часов не появилось — и решил, что завтраком можно пренебречь. Потом, у пирожников перехвачу чего-нибудь. Забавно — мир другой, времена другие, тело и то другое. А я как питался фастфудом, так и продолжаю…