Капкан для «Барбароссы» (СИ) - Гор Александр. Страница 6

В результате научного открытия российских учёных нам удалось установить возможность сообщения между двумя ветвями временны́х реальностей, в одной из которых существует Союз Советских Социалистических Республик 1940 года, а в другой — Российская Федерация 202* года.Как ими выяснено, эти реальности существуют независимо друг от друга, и изменения, происходящие в одном из наших миров, никак не влияет на ситуацию в другом. Мы не можем изменить своё настоящее, повлияв на прошлое, коим является для нас ваша реальность. Тем не менее, мы, как ваши потомки, не имеем морального права оставаться в стороне от тех страшных событий, которые предстоит пережить советскому народу в самом ближайшем будущем, и не оказать помощи СССР в его предстоящей борьбе с величайшим злом человечества.

Основываясь на вышеизложенном, я, как Президент Российской Федерации, обращаюсь к вам, высшему руководству Союза ССР, с предложением установить официальные отношения между нашими государствами и народами и предпринять совместные шаги по преодолению стоящей на пороге беды.

Москва, Кремль, 11 мая 202* года».

— К-к-какая примитивная п-п-провокация!

Как обычно во время сильного волнения, Молотов начал заикаться. В отличие от него, «Всесоюзный староста» не стал брезгливо бросать на стол бланк письма с двуглавым орлом и бело-сине-красным флажком в «шапке», а задумчиво постукивал по нему кончиками пальцев. Потом он перевернул лист и принялся близоруко рассматривать мелкий шрифт на печати со всё тем же двуглавым орлом.

— А что ты скажешь, Вече, если о том, что это не провокация, сообщу тебе я?

— Откуда у тебя это, К-к-коба?

— Оттуда, из будущего. Письмо поступило ко мне вчера, и об его отправке президент Российской Федерации известил меня лично.

— Хотел бы я посмотреть на этого ш-ш-шутника!

Сталин поднял трубку.

— Товарищ Мокшанцев, выведите, пожалуйста, на большой экран в моём кабинете официальное обращение вашего президента.

Затем встал из-за стола и аккуратно отодвинул плотную портьеру, закрывающую часть стены. Пока Калинин и Молотов поглощали взглядами изображение на настенной телевизионной панели и своими ушами слушали то, что уже успели прочесть, генсек аккуратно возложил перед ними на стол ту самую стопку книг, с которой началось его знакомство с будущим.

— Но-но-но… Но к-к-к-как такое вообще возможно? — жадно перелистывая один из томов, поразился глава правительства.

— Тебе напомнить, Вячеслав, слова принца датского о мудрецах и чудесах?

— Что же у них произошло, если их государственными атрибутами стали царский орёл и белогвардейский флаг? — наконец-то обрёл речь Михаил Иванович.

— Обыкновенный контрреволюционный переворот. Наши же с вами соратники по коммунистической партии ликвидировали социалистические завоевания и растащили великую страну по мелким буржуазно-националистическим квартиркам. Зачастую враждебным друг другу, а в некоторых случаях и перевоевавшим друг с другом.

— И эти п-п-предатели нашего дела ещё пытаются нам предлагать помощь?

— С тех пор у них прошло больше тридцати лет. Главные виновники уже либо мертвы, либо выжили из ума, а те, кто вначале радовался возможности превратиться в капиталистов, уже давно поняли, настолько глупы они были. Тем более, переворот совершили именно те, кто руководил коммунистической партией. Вырожденцы, посчитавшие, что им мало просто власти, им ещё нужна наследственная власть, основанная на больших деньгах.

Сталин раскурил трубку и потребовал:

— Отложите пока эти книжки! Они — уже даже не наше будущее, а только их история. Нам же с вами нужно решить вопрос, касающийся нашего будущего, а не их прошлого.

— Но ты сам, если судить по твоим отметкам на полях, посчитал, что они правдивы, — нехотя закрыл одну из книг Калинин.

— А я и сейчас не считаю, что описанное в них — ложь. Я утверждаю, что события у нас будут развиваться уже совсем иначе. Я не знаю, лучше или хуже для нас, но иначе, поскольку тот, кто предупреждён, тот вооружён. Это они уже не могут изменить своего собственного прошлого, а мы в состоянии повлиять на то, от чего они нас предостерегают. Если тебе интересно, Вече, то я позволю тебе выучить чужую историю хоть наизусть. Но сначала давай решать то, что касается нашего будущего, а не чужого прошлого. А конкретно — принять решение по предложению президента Российской Федерации об официальных отношениях между нашими странами.

— Но ты же знаешь, Коба, что подобные решения могут быть приняты только коллегиально, Политбюро! Тем более, т-т-такое, не имеющее аналогов.

— Спасибо, что напомнил, — сердито усмехнулся Сталин. — А не для того ли я вас обоих позвал, чтобы мы, три члена Политбюро, выработали совместную позицию на будущем заседании высшего партийного органа?

— Объясни нам Коба, как давно ты контактируешь с этими… В общем нашими потомками?

— Свою технику, которая позволяет связаться с ними в любой момент, их специалист завершил монтировать буквально два дня назад. До этого их президент в течение пары недель три или четыре раза связывался со мной другим способом. На уровне, как говорят твои подчинённые, Вячеслав, неофициальных консультаций. В том числе, они смогли передать мне вот эти самые книги, которые и убедили меня в необходимости иметь связь с ним.

— То есть, они могут не только беседовать с нами… сквозь время, передавать сюда какие-то… предметы, но и засылать к нам живых людей?

— А при необходимости — возвращать обратно. Хотя, как они утверждают, обратный перенос — более сложная процедура. На нынешнем этапе мы безвозмездно получили от них кое-какое оборудование, — ткнул вождь чубуком трубки в погасший экран телевизора. — И гигантский объём просто бесценной для нас информации, которой нам нужно как можно скорее начать пользоваться.

— А тебя не настораживает, Коба, столь тщательно подчёркиваемое бескорыстие?

— А кто тебе сказал, Вече, что они бескорыстны? Мы ещё во время первого разговора с их президентом расставили многие точки над i. Они совершенно не прочь заработать на нас, но для них не пустое слово и долг памяти перед нами, перед своими предками, благодаря которым многие из них, собственно, сегодня живы. Поэтому нам нужно будет платить лишь за то, что представляет для них существенную ценность: оборудование, сырьё, которое мы не можем самостоятельно производить, сложное дорогостоящее оружие, услуги специалистов, человеческие жизни, наконец.

— Что? Человеческие жизни?

— Человеческие жизни, Вячеслав. Их президент в своём письме не зря подчеркнул то, что они трепетно относятся к военным жертвам советского народа. По его словам, с началом войны нас ожидает просто шквал добровольцев, которые захотят принять участие в боевых действиях на нашей стороне. И за их жизни нам придётся платить.

— Чем платить? Что мы можем им предложить в качестве оплаты? Какие политические уступки они потребуют от нас?

— Их не интересуют изменения нашего политического строя, поскольку события у нас никак не влияют на их настоящее. Разве что, с точки зрения политической поддержки населением руководства страны. Она и так достаточно высока, но факт поддержки Советского Союза в грядущей войне сделает её вообще беспрецедентной. Для их условий.

Сталин снова поднял телефон.

— Товарищ Мокшанцев, выведите, пожалуйста, на экран кадры про «Бессмертный полк».

— Что это? — поразился Молотов, глядя на бесконечный поток москвичей, движущихся по с трудом узнаваемой улице Горького с портретами фронтовиков.

— Ежегодное шествие простых граждан в память о людях, защитивших их страну в той самой войне. Они официально отказались от коммунистической идеи, но смогли объединить страну другой национальной идеей — памятью о войне, победа в которой досталась им колоссальной ценой. Можешь себе представить, какой будет поддержка населением политического лидера, помогающего нам выиграть эту войну и сохранить живыми людей с этих портретов? Ничто так не объединяет население, как чувство сопричастности к чему-то великому. Для нашего народа — к построению коммунизма. У них — к достигнутой их предками, под нашим с вами руководством, победе. Достаточно, товарищ Мокшанцев, — произнёс вождь в телефонную трубку.