Один-единственный (ЛП) - Хиггинс Кристен. Страница 27

Я неохотно потащилась на площадку первого этажа, оглянулась, проверяя, готовы ли невеста и Беверли с отцом, а затем посмотрела вниз на гостей.

Главный зал гостиницы превратился в нечто вроде часовни: задрапированная белой жатой тканью решетчатая арка, внесенная со двора, тут и там ведра полевых цветов. Все бы выглядело очень мило, не будь это изначально такой ужасной затеей. Звучала песня в стиле кантри — что-то про любовь к лучшему другу. Да уж. Уилла с Крисом по сути незнакомцы, а никакие не лучшие друзья.

Спускаясь по лестнице и ступая по импровизированному проходу, я буквально чувствовала, как мое тело чешуйка за чешуйкой покрывается защитной броней. Ник пристально смотрел на меня, сузив цыганские глаза. Гад. В ответ я тоже прищурилась, потом отвела взгляд в сторону. О, гораздо лучше — там стоял одобрительно лыбившийся Деннис.

— Шикарно выглядишь, чувак, — шепнул он, когда я проходила мимо.

— Спасибо, — пробормотала я.

— О-о, мы стали ближе, — проникновенно выводил певец. Ну, это нетрудно, учитывая, что жених с невестой знакомы не дольше двух месяцев. — Ты веришь в меня, как никто и никогда…

«Неужели, Крис? Верит ли Уилла в «Пальчонок»?»

Кристофер поприветствовал меня застенчивым кивком и полуулыбкой. Естественно, он славный. Все мужья Уиллы были славными.

Наконец-то. Прибыв к импровизированному алтарю, я развернулась, дожидаясь появления сестры. На Ника, стоявшего рядом с женихом, даже не посмотрела.

— По-моему, я просил тебя не трогать их, — пробормотал он. — Что ты там делала? Приводила неоспоримые доводы?

— Пыталась вложить в происходящее немного здравого смысла, — процедила я сквозь зубы.

— Ты меня расстраиваешь.

— А ты меня настраиваешь пнуть тебя в лодыжку, — отрезала я. Кристофер как-то странно посмотрел на нас. Ник улыбнулся брату и дружески стукнул его кулаком в плечо.

И тут показалась невеста. О, она была прекрасна, что правда, то правда. Радостная, сияющая и так далее, и тому подобное. Вопреки пессимистичным ожиданиям, в моем циничном горле встал комок.

— Кто отдает эту женщину в супруги этому мужчине? — флегматично прокашлялся мировой судья, выглядевший так, будто его по столь торжественному случаю извлекли из могилы.

— Мы с папочкой, — с прерывистым всхлипом отозвалась Беверли, чья перламутрово-синяя тушь растекалась а-ля Тэмми Фэй.

Когда отец и Бев уселись на свои места, Уилла передала мне букет и ступила с Кристофером на небольшое возвышение.

Из-за ограниченности пространства нам с шафером пришлось стоять очень близко друг к другу. Он выглядел спокойным и благоразумным, но я чувствовала, как потрескивает исходящее от него раздражение. Ник посмотрел мне в лицо, потом опустил взгляд в глубокий вырез платья, щедро выставлявший напоказ мои прелести.

— Спасибо за шоу, — пробормотал он, чуть отодвинулся и заглянул мне за спину. — Хотя не могу не полюбопытствовать: где ты прячешь свой хвост?

— Поцелуй меня в задницу, Ник, — буркнула я. Мировой судья неодобрительно покосился на меня. Его косматые брови посрамили бы самого Энди Руни. «Чего?» — ответила я колким взглядом. Судья нахмурился, затем прочистил горло.

— Дорогие возлюбленные, — начал он и снова разразился приступом кашля.

— Это знак, — пробормотала я Нику, посылая ослепительную улыбку сестре.

— Я говорил, что мне по вкусу, как ты пополнела? — шепнул он, глядя прямо перед собой. — Большинство женщин не красят семь лишних килограммов, но ты мне нравишься в теле.

— Прошу тебя, Ник. Тут дают священные обеты и все такое, — огрызнулась я. — Нам обоим известно, как много они значат. И всего четыре килограмма, а не семь.

— Вы двое когда-нибудь заткнетесь? — дружелюбно поинтересовался Кристофер, широко улыбаясь своей нареченной.

— У твоего братца колики, — сообщила я. — Хотя да. Я умолкаю.

— Наконец-то, — проворчал Ник.

Я одними губами бросила своему бывшему крепкое словцо, затем сжала зубы и стала спокойно наблюдать за церемонией. Только…

Вот какая закавыка.

Я стояла перед алтарем, рядом с Ником — что ж, это, естественно, пробуждало определенные воспоминания. Несмотря на все мои страхи и сомнения в день нашей свадьбы, несмотря на ощущение, что мы совершаем огромную ошибку, я тогда… да чего уж там.

Я любила Ника всем своим сердцем, будь оно проклято.

— Я, Уилла, беру тебя, Кристофер, в законные мужья, чтобы начиная с этого дня…

Я сглотнула. Не отношусь к тем, кто льет слезы на свадьбах (разводах, похоронах или при рекламе корма «Айэмс»), но эти слова… Я увидела, как сестра чуть сильнее сжала ладони своего Криса.

— …в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности…

Мой язвительный цинизм, похоже, куда-то улетучился, и я внезапно ощутила легкую панику. Практически незащищенность. Искренность, звучавшая в хрипловатом от волнения голосе Уиллы, была мне знакома… потому что двенадцать лет назад, когда я в свою очередь произносила эти слова, то тоже говорила их от чистого сердца.

— …любить и заботиться…

Я украдкой покосилась на Ника, который смотрел в пол. Интересно, вспоминает ли он?

— …отныне и до конца моей жизни.

Господи, как же сильно я его любила.

Ник поднял на меня глаза, и время словно остановилось. Эти темные, печальные, прекрасные глаза, полные… сожаления? Любви? Тоски? Забывшись на одну долгую минуту, мы просто смотрели друг на друга, море чувств и все минувшие годы бурлили между нами.

«Если бы»… самые грустные слова в английском языке.

Я никогда и никого не полюблю так, как любила Ника. Мой адвокатский мозг смирился с этим фактом. Мое сердце… ну, мое сердце в этот момент не могло думать и билось прошлым. Когда-то мужчина с цыганскими глазами обожал меня, и те дни были самыми счастливыми и пугающими в моей жизни.

— Кольца, пожалуйста, — обратился к шаферу судья. Ник перевел взгляд на жениха и невесту, и чары рассеялись, и я стояла, чувствуя себя беззащитной, словно новорожденный енот на скоростном шоссе в час пик, потому что знала: Ник все видел.

Церемония закончилась спустя несколько минут. Новобрачных обступила толпа поздравляющих гостей, и от ликующих взвизгов Беверли у меня заломило зубы. Деннис уже устроился возле барной стойки, где, повинуясь велению генов, потягивал «Гиннесс» и заигрывал с Эмили. Отец кивал и пожимал руки. Поймав мой взгляд, Уилла одарила меня заразительной, радостной улыбкой и помахала рукой, на которой поблескивала тонкая золотая полоска. Я подавила свои опасения, улыбнулась в ответ и вознесла короткую молитву, обещая принести в жертву агнца — или что там потребуется — какому угодно богу, ангелу или святому, лишь бы они сохранили счастье моей сестры.

Ник больше не смотрел на меня. Он казался каким-то притихшим, даже когда улыбался остальным гостям, пожимал руки и непринужденно болтал. Но он ни разу даже не глянул в мою сторону.

Буря закончилась; по всеобщему мнению торжество следовало перенести обратно на открытый воздух. Народ взялся за столы и стулья, и празднество переместилось на террасу. Сквозь тучи толстыми золотыми ломтями прорезалось солнце, на соснах сверкали капли дождя, озеро переливалось небесной синевой.

А мне требовалась передышка.

Какой-то старичок в бейсболке ветерана корейской войны плотоядно ухмыльнулся мне, когда я взбегала по лестнице. Не обращая на него внимания, я быстро протопала вверх по ступенькам до самого третьего этажа — эй, благодаря велосипедным прогулкам я в отличной форме, так что это пустяки. Нет, мое сердце неистово колотилось вовсе не из-за физической нагрузки.

В номере стояла благословенная тишина. Коко, свернувшаяся калачиком вокруг своего кролика, поприветствовала меня двумя взмахами хвоста, но глаз не открыла. Сон для моей собаки — дело святое. Я подошла к окну, отдернула штору, открывая вид на бескрайнюю девственную природу, и заметила, как у меня дрожат руки. Что с этим делать, это уже другой вопрос.

— Харпер.

Он появился на моем пороге, словно по призыву.