Игра не для всех II. «Вторая Отечественная» (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 35

И здесь трагедия геноцида армян не в счёт — вроде бы и жалко их, и вроде свои они, православные. А все одно их боль и страдания в годы ПМВ слишком далеки от нашего сознания, сочувствия, понимания, желания и готовности помочь… Очевидно, именно по этой же причине "Вторая Отечественная" не была понятна простому русскому человеку. И как бы беспощадно это ни звучало, многие наши солдаты действительно не понимали, за что воюют, убивают и умирают…

В отличие от Великой Отечественной, ставшей слишком личной едва ли не для каждого солдата, едва ли не для каждой советской семьи…

Глава 17

2 мая 1915 года. Позиции 3-й армии генерала Радко-Дмитриева в районе города Горлице.

10 часов утра.

— Господин полковник, господин полковник! Артиллерийский налет кончился — и австрийцы пошли вперед!

Полковник Игнатов, едва ли не заваленный землей и бревнами на командном пункте полка, попавшего под удар тяжелого 150-мм «чемодана» австрийской гаубицы М.94, проломившего три наката бревен, судорожно встряхнулся, бестолково мотая головой — словно пес от воды после речки. Адъютант, поручик Тельных, в момент попадания гаубичного снаряда находившийся вне командного пункта, с легкой оторопью поймал на себе совершенно бессознательный взгляд полковника, уже подумав о том, что полк остался без командира. Но неожиданно в глазах Игнатова появилось осмысленное выражение — и, сняв с переносицы пенсне с треснувшими линзами, полковник надтреснутым, глухим голосом спросил:

— Связь с командирами батальонов есть?

Вопрос, в сущности, был вне компетенции адъютанта — он не отвечал за связь. Но, воочию увидев последствия едва ли не тринадцатичасовой артподготовки, после которой позиции полка представляли собой некий фантасмагорический лунный пейзаж, затянутый дымкой сгоревшей взрывчатки — вонь которой, к тому же, очень мешала нормально дышать — поручил был уверен: телефонная связь отсутствует. Да и уцелели ли в принципе батальонные командные пункты, располагающиеся ближе к передку?

— Никак нет, господин полковник.

— Понятно… А наши пушки… Молчат?

Поджав губы, Тельных утвердительно кивнул:

— Так точно.

После 6 часов утра обе четырехорудийные батареи полевых трехдюймовок, приданные полку, пытались вести контрбатарейную борьбу с закрытых позиций — когда к огню австрийских гаубиц подключились более легкие, но многочисленные 80-мм полевые орудия, произведенные на чешском заводе «Шкода». Порядка полутора часов храбрые артиллеристы работали по вражеским батареям, наплевав на все нормы расхода боеприпасов — инициативные комбатры осознали, что смысла экономить снаряды уже нет… И ведь нащупали же пушкари австрияков, дважды крепко грохнуло с немецкой стороны! Но поединок сей был чересчур неравен: после краткого успеха русских артиллеристов, уже их позиции накрыли гаубицы противника. Причем полковник знал об этом, принимал доклады — видно, сильно тряхнуло Игнатова…

— Потери?

— Никак нельзя уточнить, господин полковник. Но уцелевшие солдаты уже ведут стрелковый бой — так, на позициях полуроты подпоручика Самсонова слышатся ружейные залпы!

— Самсонов, Самсонов… Это тот, с Кавказского фронта переведенный… Вот что, господин поручик: выдвигайтесь на позиции пулеметных команд, соберите всех, кого возможно, но чтобы хотя бы один пулемет — действовал! А кроме того, требуется отправить подкрепление на передний край. Задача ясна?

— Так точно!

— Выполняйте… С Богом.

Последние, приглушенные слова полковника окрыленный высоким доверием поручик уже не расслышал — как же, ведь наконец-то пробил его звездный час! Хорошо учившийся и закончивший 6 классов реального училища, мещанин по происхождению Сергей Тельных, еще с юных ногтей сраженный романтикой военной службы и грезящий собственными подвигами на войне, поступил в Казанское юнкерское пехотное училище. Там, правда, пелена военной романтики несколько подспала — так, юнкер неожиданно обнаружил для себя, что будущие офицеры из числа дворян держатся отдельной кучкой и с явным превосходством общаются с сослуживцами, порой довольно болезненно задевая их честь и достоинство. При этом сам юнкер решился жить не по «традициям», что иначе называлось «цук», а по уставу, что казалось ему единственным верным. Позже, осознав, что через «цук» проходят практически все будущие офицеры, и что этим даже гордятся, словно бы вступлением в элитный мужской клуб (не принимающий инакомыслящих!), Сергей не раз в душе жалел о своем выборе — но сделанного не воротишь… Тем более, что «традиционные» отношение между юнкерами вызывали у него болезненную неприязнь, ему крайне претило безнаказанное унижение младших старшими. Впрочем, увы, и сам «уставник» благодаря своей фамилии не смог избежать подковырок и издевок сослуживцев.

Собственно, не иначе как «телком» его никто и не называл…

Сергею казалось, что определить его по окончанию училища в запасную часть, подготавливающую очередное пополнение солдат с началом столь славной войны с Германией и Австро-Венгрией, войны, начавшейся из-за благородного желания помочь братьям-сербам и святой миссии по защите собственной земли — есть крайняя несправедливость, наказание! Если бы он только знал, сколько его сослуживцев сгинуло в первых же боях на неродной польской земле, в Карпатах или Мазурских болотах… Но подпоручик Тельных этого не знал — и со всей возможной упрямостью и упертостью рвался на фронт. Наконец, он добился своей цели, его произвели в очередное звание — и вскоре поручик Тельных попал на фронт.

Юго-Западный фронт.

Но вновь неудача! Все встречные весенние бои шли южнее, в Карпатах, также русские войска добивали гарнизон превращенного в первоклассную крепость Перемышля… А здесь, под Горлицей — здесь второстепенное направление, кое-как вырытые окопы, закисающие без настоящего дела солдаты и офицеры, тоскливо ожидающие нового наступления… И даже здесь Сергей получил назначение не в действующую роту, где молодой офицер мог, наконец-то, отличиться — нет же! Поручик Тельных, если можно так выразиться, все-таки попал на «цук» — только официальный, став адъютантом при полковом командире.

Погрязший в собственных мечтах о доблести и славных подвигах, Сергей Тельных так и не понял, что тоска офицеров связана, прежде всего, с большими потерями и тяжестью боев, чье окончание многим виделось еще в прошлом году. Что успевшие хлебнуть фронтового лиха солдаты, в большинстве своем даже не понимающие, что они действительно защищают Родину — да только не на своей земле, на вражьей! — своим сермяжным крестьянским умом все же осознают то, что не смогли осознать в высоких штабах генералы: враг копит силы на их участке.

Враг собирается ударить — и ударить всерьез…

Ни о чем этом поручик Тельных не задумывался и теперь, когда целеустремленно бежал, окрыленный, на разбитые австрийской артиллерией позиции пулеметчиков. Он уже видел в своих грезах, как сам встает к единственному уцелевшему пулемету «максим», как единственный выживший раненый подносчик подает ленту — и как огонь всего одного станкача останавливает австрийскую атаку, прижимая цепи врага к земле… Он уже видел, как сам командующий фронтом награждает его «Георгием» 4-й степени — хотя нет, лучше! Пусть это будет золотое Георгиевской оружие с надписью «За храбрость»!

Сергей так спешил, стараясь не смотреть по сторонам, стараясь не видеть искореженные, изувеченные тела солдат, чья смерть оказалась столь безобразной и беспощадной — что не сразу обратил внимание на резкий, единичный свист. И только когда где-то в отдалении негромко бахнуло, а свист над головой стал сплошным, поручик осознал, что приблизившись к позициям полка, австрийцы открыли минометный обстрел. Оружие, изобретенное русским капитаном Гобято (впрочем, изначальная идея принадлежала мичману Власьеву) и испытанное им еще в ходе героической обороны Порт-Артура, ударило по русским же в доработанной немцами версии 91,5-мм траншейного миномета Lanz и австрийского 90-мм миномета М.14…