Госпожа зельевар - Петровичева Лариса. Страница 25
– Никто не приносил промертвие в картинах, дорогая Делла! Но кто-то сделал в картине прокол в пространстве. Некую дверь, через которую и вылезла та дрянь.
9.2
Робин
Направленного заклинания хватило, чтобы картина вспыхнула. Галерею наполнило таким смрадом, что глаза заслезились, а носу стало больно. Делла отшатнулась в сторону, Шеймус негромко, но очень выразительно выругался и пробормотал:
– Отлично! Теперь остались сущие пустяки: разобраться, кто заменил картину.
Портрет генерала Кроули догорал на полу. Я смотрел, как огонь пожирает нарисованного человека, одновременно запечатывая прокол в пространстве – отлично, больше не вылезет никакая дрянь. А Шеймус, пожалуй, прав: отец и дочь Сноу здесь не при чем. Не совсем они дураки, чтобы строить такие козни. Министерство во все времена работало намного тоньше.
– Она же маленькая, – сказала Делла, зажимая рот и нос ладонью от вони. – Ее несложно сюда принести. Вечером, например.
Я согласно кивнул. Вечером, на каникулах, когда академия почти пуста – народ разъехался, никто не помешает, никто не увидит. Получается, я должен был подозревать весь преподавательский состав и ассистентов: студенты дружно разъезжались сразу же после сессии.
– Значит, будем думать, – картина догорела, и Шеймус, аккуратно достав пробирку из кармана, отправил в нее немного пепла. – Разрешишь воспользоваться твоей лабораторией, дружище? Попробую уточнить кое-что.
Я кивнул.
– Разумеется. А ты, как я вижу, все еще носишь с собой пробирки?
– Старая привычка, – усмехнулся принц и, обернувшись к Делле, объяснил: – Когда-то я работал в Следственном комитете, курировал направление, связанное с использованием магии. С тех пор все еще таскаю с собой разные штуки, просто на всякий случай.
– Ну вот он и наступил, – сказал я. – Что ж, друзья, предлагаю пойти в столовую. Все уже собираются на ужин, нам лучше не вызывать лишних подозрений.
Пока мы шли в столовую, и принц, возвращая себе привычный облик весельчака и балагура, рассказывал Делле о том, как покупал своего дракона в Змеином заливе, я думал о том, что в замке нужно будет искать новые замаскированные проколы. Злоумышленник наверняка уже почувствовал, что мы нашли изъян в портрете генерала Кроули – значит, ему нужно будет сделать новый прокол, а нам – ждать новое промертвие себе на головы.
Хуже всего было то, что я должен был подозревать коллег. Людей, которых искренне уважал и любил со студенческой скамьи. Тех, кого сам нанимал на работу. Тех, кто каждый день был рядом со мной, работал, совершал открытия – и это было невыносимо. Что, если это Берта? Или госпожа Кокк?
Я не хотел об этом думать. И понимал, что не могу не думать.
В столовой тем временем был накрыт пир горой. Используя заклинания королевской кухни, Шеймус принес к нам все те замысловатые блюда, которые подавали у его величества. Я невольно улыбнулся, увидев, как растерянно смотрят некоторые ребята – им, приехавшим из глуши, неоткуда было узнать, как правильно есть устрицы. А на столах были не только они.
Кот Деллы вышел к нам с достоинством подлинного короля, всем своим видом показывая, что он и только он истинный владыка академии. Шеймус остановился, с улыбкой глядя на животное, и Патрик важно произнес:
– Ну что, одобряю, одобряю. Сразу видно приличного, порядочного человека, не с пустыми руками приехал. Я так в миске до дна и не докопался. Молодец, пусть тебе всегда сытно будет, и котятки твои, то есть, ребятки здоровы будут, и супруге здоровьичка!
– Это что за толстяк? – рассмеялся принц и, подхватив Патрика на руки, принялся его тискать и обнимать. – Это кто тут такой важный?
– Пусти! Пусти! – заворчал кот, пытаясь вывернуться из рук Шеймуса, но было ясно, что это только для вида. – Я не толстяк, у меня просто кость пушистая! Ну ладно, можешь гладить меня, разрешаю.
Мы прошли к столу, где уже сидели Берта и Линда, и я подумал, что госпожа инспектор, конечно, ревнивая дрянь, но не преступница. Она уехала сразу же после окончания учебного года. Сейчас Линда отдавала должное атлантическому гребешку с муссом из авокадо и икрой лосося и выглядела так, словно впервые за все время в академии ей подали приличную еду. У Берты было что-то похожее на маринованную говядину на подсушенном хлебце и, сев напротив, я сказал себе: нет, не буду, не стану ее подозревать. Берта Махоуни мне почти как мать, я не хочу думать о ней плохо.
Линда повела точеным носиком и осведомилась:
– Что горело?
– Сущие пустяки, пытался показать госпоже Хайсс взрыв-птицу и подпалил свой сюртук, – беспечно ответил Шеймус. – Как там поживает ваш отец?
– Благодарю вас, превосходно, – сдержанно ответила Линда. Я отправил в рот кусочек подкопченой утиной грудки и не почувствовал вкуса.
– Вы ведь в свое время получили золотую медаль министерства магии? – уточнил Шеймус. – За особо сложную работу с боевыми заклинаниями.
Я об этом знал – и знал также, что Линда сильный маг, но на твердые боевые броски у нее не хватает сил. Она улыбнулась – кажется, интерес принца был ей приятен.
– Это была исключительно теоретическая работа, – сообщила она. – Я разработала новый подход к Молоту Грома, но его воплотили в жизнь уже другие.
– Я хотел бы поближе пообщаться с вами по этому поводу, – принц улыбнулся так, словно речь шла не о деловой, а о романтической встрече. – Уделите мне часок после ужина?
Линда улыбнулась и бросила цепкий взгляд в мою сторону – вот видишь? Я нравлюсь принцу! Я сделал вид, что не заметил и негромко предложил Делле уделить внимание эскимо из лосося с крем-сыром, пока не подали основные блюда.
– Разумеется, ваше высочество, – кивнула Линда. – Это честь для меня.
9.3
Робин
После ужина мы с Деллой вышли в сад – захотелось прогуляться, побыть на свежем воздухе. Осенью и зимой у нас будет много времени, чтобы сидеть в комнатах.
Уже стемнело, и среди деревьев загорелись фонари, а в небе проступили звезды – крупные, осенние. Смотришь на них, и глазам делается больно от их сияния. Вечер был теплым, наполненным голосами цикад и запахом осенних цветов. Все в нем словно говорило: скоро придет осень, зарядят дожди, смывая яркие краски, а потом ляжет снег, тяжкий ледяной саван, – но весна обязательно вернется, жизнь никогда не прекращает быть, и все в ней повторяется.
– Как ты думаешь, можно будет снять с меня это заклятие? – негромко спросила Делла. – Здесь, конечно, красиво, но я не хочу жить в академии до старости. И оружием быть тоже не хочу.
Сейчас, в сумраке, она была настолько искренней и нежной, что я невольно ощутил, как что-то в глубине души приходит в движение – то самое, которое любую осень превращает в весну. И я не собирался его останавливать. Оно казалось мне очень правильным, оно делало меня настоящим, живым, а не просто ходячей функцией, которой положено управлять академией и больше ни о чем не думать.
– Я сделаю все, чтобы снять с тебя эту гадость, – уверенно ответил я. – Отдадим твое заклятие полковнику Стенли, и пусть убирается с ним хоть к королю, хоть к дьяволу в нору, хоть куда.
Я не хотел думать о том, что будет после. Делла освободится от заклятия, и тогда наш брак уже будет ей не нужен, девушку не от чего будет защищать. А я почему-то не хотел, чтобы однажды она сказала: Робин, спасибо тебе за все, но давай разведемся. Я хочу уехать и жить дальше в другом месте.
Она ведь могла так сказать. Я не собирался привязывать ее к себе цепями.
Я вдруг понял, что злюсь. На себя в первую очередь.
– Даже странно, – призналась Делла. – Завтра наша свадьба. Это… – она замялась, но потом сказала: – Это вроде бы ненастоящее, но все равно настоящее. Не знаю, что и думать.
– Волнуешься? – спросил я, машинально сорвал лист с живой изгороди и принялся крутить его в пальцах. Делла даже рассмеялась.