Пригвожденное сердце - Кларк Саймон. Страница 38

— Хорошо, Тони, я верю вам. Но посмотрите на обычную, повседневную природу. Если кто-нибудь скажет, что кусок камня за двести тысяч миль отсюда способен поднимать в воздух миллионы тонн воды, вы сочтете его сумасшедшим. Между тем Луна делает это дважды в день. И мы не называем это чудом, мы называем это приливами. Тонны воды льются с неба по всему миру. Не чудо — дождь. Невидимые силы могут хлопнуть дверью. Не призраки — сквозняк. Естественная сила способна осветить ночью небо иразбить в щепки дерево. Молния. Чудовищно могучие силы, но не сверхъестественные. — Он сделал глубокий вдох. — Слушайте, Тони, то, что происходит, — необыкновенно. Но может быть, мы просто столкнулись с каким-то природным явлением, которого никто раньше не наблюдал.

— Эй, вы бензин набрали? — позвал Марк. — Мы тут с вашей женой напалм делаем.

— Иду. — Крис встал.

Тони ничего не ответил, но Крис заметил, какое у него было выражение. Возможно, ему необходимо было верить в языческого бога, который пришел присмотреть за своим стадом.

Сафдары не приближались.

Может, усвоили урок? Крис следил за ними. Они сидели на насыпи, невозмутимо уставившись на морской форт, и море колыхалось у них вокруг груди.

— Как думаешь, они подойдут достаточно близко? — спросила Рут, обняв Криса.

— Ты говоришь прямо как маленькая кровожадная воительница.

— Просто хочу от них избавиться, Крис. Меня уже тошнит от скопления народа. Надоело быть пленницей в этом здании.

— Сафдарам, по-видимому, недостает здравого смысла. Они — как голодные псы около черного хода мясной лавки. Не в силах уйти. Когда они исчезнут, — Крис пожал плечами, — все вернется в нормальную колею.

Нормальную? Интересно, а что Рут считает нормальным? Не хочет ли она уехать отсюда? Нет, вряд ли, им нравилось это место. Крис снова поглядел на морской форт, такой мрачный в вечернем тумане, невольно представляя себе, как оно будет выглядеть, когда работы закончатся.

Обняв жену, он посмотрел на море. Крис не видел сафдаров; он видел лишь собственную мечту о будущем. Это была хорошая мечта.

— Куча мала! — закричал Дэвид, когда Рут и Крис легли в фургоне на двуспальную кровать.

— Ш-ш-ш... — прошептала Рут. — Не забывай, здесь есть другие люди, которым хочется спать.

Крис улыбнулся.

— Значит, быстрая куча мала.

Дэвид прыгнул на Криса, слегка стукнув его головой по подбородку. Это была одна из самых любимых игр Дэвида. Куча мала. Она состояла в том, что Крис находился в самом низу, на нем была Рут, а уже на нее садился, вставал коленями или во весь рост Дэвид.

— Куча мала, — смеялся Дэвид. — Давай, мам! Теперь твоя очередь. А я сяду тебе на голову.

— Ну уж нет. Ты весишь целую тонну. Просто ляг папе на грудь, и мы все свернемся калачиком.

— Ладно. А можно мы оставим свет и поговорим, прежде чем выключим его?

— Свечку не выключают, а задувают.

Дэвид посмотрел на свечу, освещавшую спальню фургона желтым светом и наполнявшую ее странными зыбкими тенями.

— А когда у нас опять будет ликтричество?

— Скоро. На станции какая-то поломка. Когда починят, у нас снова будет электричество.

— И вода?

— Конечно.

— И тогда эти люди снова вернутся к себе домой?

— Обязательно. Это все временно.

Дэвид прижался головой к лицу Рут.

— А сейчас мы задуем свечу. Завтра очень много дел.

Мальчик обвил руку вокруг шеи матери и прильнул к ней.

— Тогда ладно... — сонно пробормотал он. — Я буду спать. Люблю тебя.

— Люблю тебя. — Рут наклонилась над столиком и задула свечку.

Им надо хорошенько выспаться. Потому что завтра предстоит сражение.

Через три часа Крис проснулся. Он лежал еще минут сорок, стараясь уснуть, а потом натянул кожаную куртку и вышел из фургона. Сделать это его заставило то же самое чувство, которое заставляет разглядывать покореженные машины на обочине шоссе.

Крис поднялся по лестнице на стену и выглянул наружу. В лунном свете, пробивавшемся сквозь туман, подходили они, один за другим выступая из темноты, что скрывала берег.

Сперва это были просто размытые очертания во мгле; Крис почти мог принять их за прогуливающихся ночью людей. Но по мере приближения фигуры обретали плотность, обнажая все больше и больше подробностей, и в конце концов он уже не мог обманывать себя, будто это человеческие существа.

С пересохшим ртом Крис высматривал на берегу сафдаров и, хотя нигде их не видел, все равно знал, что они поблизости. Наверно, сидят в своих странных позах индейских воинов где-нибудь дальше, в тумане.

К морскому форту медленно, полукругом приближались несчастные создания. Близнецы Фоксы, один — невообразимо жирный, второй — худой, как пугало; Уэйнрайт с грязной тряпицей, в которую превратился бинт, вокруг шеи и с темно-красными наростами, похожими на виноградные гроздья, свисавшими из глубокой раны на лице.

Крис застегнул молнию куртки до самого горла и обнял себя руками.

Теперь их было больше. Две дюжины мужчин и мальчик. Утонувшие или убитые — кто несколько часов, а кто и пятьдесят лет назад. Тела менялись с каждым часом. Могучая жизненная сила, которая гальванизировала их некогда умершую плоть, раздувала члены и искажала лица. Но происходили и еще худшие веши.

Крис закусил губу. Эти жуткие картинки были вроде бритвы, которая срезает внешний, цивилизованный слой того приятного обаятельного мистера Стейнфорта, который никуда не лез без очереди и не грубил старушкам (по крайней мере вслух); напрочь срезает весь искусственный вздор цивилизованного общества, обнажая первобытного человека. Человека, способного сделать что угодно с кем угодно, совершить любое зверство, лишь бы выжили его семья и он сам.

Приятные люди не убивают. Приятные люди не приносят в жертву то, что любят. Эту мысль внушил ему еще раньше Тони Гейтман. А что сделал бы мужчина две тысячи лет назад, столкнувшись вот с этим?

Крис знал. Тот мужчина пошел бы к жене и взял бы из ее рук маленького темноглазого мальчика; он нарядил бы его в лучшую одежду, сказал бы ему, что он такой замечательный, такой любимый; потом положил бы сына на камень, поднял бы бронзовый топор и...

Крис моргнул. По телу прокатился холодок. Чертов Тони Гейтман!

Фигуры приблизились и теперь стояли длинной шеренгой, уставившись на морской форт.

Крис всматривался в них, сосредоточиваясь на каждой детали безобразных тел, чтобы скинуть цивилизованную оболочку, которая покрывала его, словно раковина, почти всю жизнь. Надо было перевести часы назад, чтобы кровь его воинственных предков потекла в жилах. Надо было научиться ненавидеть всем сердцем. И превратить эту ненависть в силу. Предстоит битва за выживание.

Казалось, распухшие тела вот-вот разорвут кожу, в которую они заключены. Сильно увеличившиеся сердца, словно моторы, неистово бились в обнаженных грудных клетках, которые сотрясались от этих ударов. Там, где тело было повреждено, необузданный поток энергии залечил его опухолевыми наростами. Вот на месте вырванного глаза вздулся красный помидор рака, а тут вместо изувеченного рта торчал пузырь из плоти.

Некоторые старые трупы до такой степени обросли ракушками и водорослями, что невозможно было сказать, где кончается человек и начинается морское отребье.

Какой-то бочкообразный мужчина — некогда, видимо, капитан корабля — стоял ближе других. Кожа его белой, как молоко, груди была покрыта узкими прорезями примерно с палец длиной. Крис увидел, как эти прорези медленно раскрываются. Сквозь них из груди мужчины наружу вылезло около двадцати темных шипов.

Крис сжал зубы так, что свело челюсти.

Темные предметы, которые выталкивало наружу внутреннее давление, были моллюсками. Твердыми, иссиня-черными. Они, видимо, присосались к ребрам мужчины, и их время от времени выдавливало через прорези в коже все дальше и дальше, покуда ракушки не высунулись из тела, как ряды длинных черных сосков. Покрытые черной слизью, они маслянисто поблескивали в лунном свете.