По ту сторону леса (СИ) - Морозова Ольга Владимировна. Страница 13

Бояр вновь потянулся к веревкам, что удерживали ноги мальчика, но едва пальцы его коснулись металла, как он почувствовал боль. Она ощущалась так, будто кто-то вогнал раскаленный прут в спину, где-то там, на уровне лопаток. Бояр закричал и отшатнулся от алтаря. Взгляд его зацепился за лицо жертвы.

Глаза мальчика наливались тьмой. Не той, живой, как у Видящего, что давала другу возможность видеть больше других. Глазами жертвы на Бояра смотрела голодная тьма этого места, которую он почувствовал еще на подходе к поляне. Сердце княжича пропустило удар, когда мальчик с нечеловеческой силой выдернул кольцо из камня, освобождаясь от оков.

Существо, что некогда было ребенком, медленно поднималось на алтаре. Оно протягивало руки в сторону Бояра, будто желая обнять его, тонкие губы растянулись в улыбке, блеснули острые зубы. Из груди существа послышался гулкий булькающий смех, и княжич попятился назад, подходя вплотную к завесе.

Бледная рука прошла сквозь ритуальный круг, ухватила его за плечо и вытащила его наружу. Бояр от неожиданности не удержался на ногах, повалившись на шипящего от боли в обожженной руке кочевника.

— Вставайте! Ну же! — закричал Рих, едва успевая отбивать коротким мечом удары твари.

Он то и дело оглядывался то на медленно опадающую завесу, то на друга с кочевником, пока в конце концов не пропустил удар. Когда длинные когти наотмашь ударили Видящего, а меч, выбитый из рук, отлетел к деревьям, Бояр наконец смог подняться на ноги. Его шатало, а звериная сущность бесновалась внутри, требуя вернуться под сень алтаря. В ярости он махнул рукой с острыми когтями, отбивая новую атаку твари, и подскочил к другу. Тот с тихим стоном осел на землю, зажимая рваную рану на груди.

— Твою мать, Рих, какого черта, — бормотал Бояр, доставая из ножен заговоренный кинжал.

Быстрым движением княжич порезал ладонь. Кровь его смешалась с кровью из раны Видящего. Это позволило регенерации Риха, которая была слабее, чем у обычного оборотня, заработать быстрее.

— Нужно уходить отсюда, — хрипло сказал подошедший кочевник.

Бояр поднял голову и посмотрел на него. На щеке беловолосого застыли черные капли крови твари, правую руку он прижимал к себе. От взгляда княжича не укрылась ни бьющая его дрожь, ни обожженная по локоть рука с медленно чернеющими пальцами.

Со стороны алтаря послышался знакомый скрежет. Бояр обернулся рывком, заметив, что завеса почти упала, а с другого конца поляны приближаются твари.

— Рих, идти сможешь? — выдохнул он, вдруг понимая, что шансов выбраться отсюда у них почти нет.

— И даже бежать, — пробормотал Видящий.

Не без помощи Бояра он поднялся на ноги, хлопнул в ладоши, развел руки. Перед лицом Риха появился черный, мерцающий изнутри молниями шар. Когда он резко свел руки, сгусток силы Видящего полетел в существ. Рих сдавленно охнул, чувствуя, как тело наливается болью: слишком часто он призывал свой дар за последние дни.

Кочевник же рядом издал какой-то звук, похожий на боевой клич — гортанный полукрик-полувой — и воткнул в землю костяной кинжал. По земле прошла волна, вздымая корни. Они вырвались из дерна, тугими плетьми обвили существо, что по-прежнему стояло на алтаре и черными провалами глаз смотрело прямо на них.

— Уходим! — закричал Бояр и, повинуясь чутью, побежал. Рих и Бану последовали за ним, оставляя за собой поляну с алтарем, а затем и Черный лес.

Глава 8

В саду цвели розы. Их нежные лепестки источали сладковатый аромат, и теплый августовский ветер доносил его до самых окон княжны. Больше других Белояра любила желтые чайные розы. Яркие солнечные бутоны напоминали ей о матери, которая выходила эти нежные, непривычные к холоду южные цветы. Она ухаживала за ними по мере сил и возможностей, но с каждым днем времени на сад оставалось все меньше: вот и батюшка ее о помолвке заговорил, дескать, пора, Белояра, и пару тебе подыскать. Да только все непросто с этим у ворожей было.

Князь не понимал до конца их силы и ограничений, что та накладывала, и Белояра не знала, как ему объяснить то, что ей когда-то сказала Аглая. Просить же нянюшку донести до отца эту информацию княжна не решалась. Она не раз замечала, как смотрят они друг на друга: отец сурово и презрительно, нянюшка же будто подбиралась, готовая к удару. И обращались друг к другу только в случае крайней необходимости, предпочитая передавать послания через слуг.

Много слухов слышала на этот счет Белояра, да только ни один из них правдивым не был. Чернавки шептались, что парой были князь и старая ворожея, но жениться на няньке не по статусу, и та обиду затаила. Вот и ненавидят они друг друга. Белояра знала правду, и дело вовсе было не в чувствах, что когда-то могли связывать отца и Аглаю, она и вовсе сомневалась, что таковые смогли бы возникнуть, учитывая все обстоятельства.

По приказу князя Ростислава много лет назад, еще до рождения самой Белояры, начались гонения на другие рода ворожей. Род Великого Князя принадлежал могучему ворону, о чем свидетельствовала метка, по форме напоминающая эту птицу. Вороны были многочисленны, и равен им был разве что род ласточек. К нему и принадлежала Аглая. По приказу князя осадили город, где жили представители этого рода. Осада не продлилась долго: тонкокостные Ласточки были творцами, а не воинами. Город пал, а с ним и тысячи жителей, бившихся до конца.

Некоторым удалось спастись. Они ушли через подземный ход и долго скрывались в деревнях, страшась показывать свою метку, что теперь жгла огнем. Ласточки надеялись, что на этом их беды закончатся, но и этого не произошло. Одна за другой ворожеи уходили в пограничный Черный лес, чтобы больше уже не вернуться. То же произошло с дочерью Аглаи, ушедшей на Зов одного из Лордов. С собой она забрала и малолетнюю внучку Аглаи.

Старая ворожея не любила об этом вспоминать, и Белояра, уважая ее память, не задавала вопросов. Тем более, что через несколько лет некоторые ворожеи вернулись. Они вышли из леса друг за другом, неся за собой котомки со скудным скарбом и держа за руку детей. Ворожеи расселились по окрестным деревням, заняв покинутые когда-то дома, и никому не рассказывали о том, где были все это время, что видели и по какой причине ушли — был ли то Зов или что-то иное. Они хранили молчание, но Белояра знала, что женщины, боясь, что их постигнет участь Ласточек, бежали на ту сторону леса, за которой находились земли оборотней. Знала и о том, что многие остались там, решив не возвращаться. Дочь Аглаи так и не вернулась, и никто не мог сказать, была ли та у оборотней или ее забрал к себе Лорд.

С того дня, когда ворожеи вдруг вернулись в Великое Княжество, Аглая будто бы начала сдавать. Потемнела лицом, волосы, до того убранные в аккуратную прическу, все чаще пребывали в беспорядке, спина согнулась, а голос стал хриплым, скрипучим. Белояра, которой тогда минуло семнадцать весен, не на шутку забеспокоилась. Она создала оберег, что поддерживал бы силы старой ворожеи, заменившей ей мать, но и он вскоре перестал помогать.

Тихие шаги за спиной привлекли внимание княжны, вырвав из мыслей. Она напряглась, стоя у окна, выходящего в сад. Тонкие пальцы начертили на деревянной раме обережный знак. Фигуру княжны окутал защитный кокон.

— Что же ты, Белоярушка, — заохала подошедшая ближе Аглая, — неужто меня не заметила?

— Не заметила, нянюшка, — вздохнула княжна, стирая слабо мерцающий знак, — задумалась.

— Тяжелы твои думы, княжна. И мои не легче.

Старая ворожея устало опустилась на стоящий рядом сундук. Она подняла голову, посмотрев на свою воспитанницу, ставшую так похожей на ее дочь. Аглая лишь надеялась, что дочь Великого Князя не повторит судьбу той и не уйдет на Зов.

— Что-то случилось? — спросила княжна, отходя к столу.

Она бездумно взяла в ладонь мелкие бусинки из шкатулки и пересыпала их в другую руку. Подняла глаза, посмотрев на молчавшую нянюшку. Та сидела, откинув голову на сруб терема и прикрыв глаза. Грудь ее мерно поднималась и опускалась, и казалось, будто старая ворожея задремала.