Тьма сгущается - Кларк Саймон. Страница 23

– Должно быть, тогда, – продолжал Майкл, переводя мягкий взгляд карих глаз с одного из своих слушателей на другого. – Должно быть, тогда это и случилось. Теперь, вспоминая об этом, я не могу назвать это иначе, как чудом. Оно преобразило меня. Позднее, оно преобразило и жизнь других людей. Наступит день, когда, по воле Господа, оно преобразит жизнь каждого человека на земле, – он застенчиво улыбнулся. – Я забегаю вперед. Как бы то ни было, я ползал по оскверненной церкви, крича, визжа и завывая. Иногда я видел сквозь дверной проем рощу миндаля, покрытую снегом цветов, и воображал, что это армия воинов в золотых доспехах. Мозги у меня кипели от лихорадки, и я воображал, что они ждут моего приказа. И я приказывал, отправлял на завоевание городов, за золотыми трофеями... – он с улыбкой покачал головой. – Поверьте, я был не в себе.

Потом его лицо стало серьезным.

– Вскоре после этого я пришел в себя и увидел, что лежу в углу, закатившись за старые надгробья. Я дрожал и стонал, все у меня болело. И я поднял взгляд, и увидел его. На этот раз я, как ни странно, был уверен, что это не бред. Я видел этого человека так же ясно, как вижу вас. Он шел ко мне через церковь. Я помню каждую деталь. На нем была пурпурная мантия. И сапоги, они тоже были пурпурными. И повсюду на одежде повторялся мотив двуглавого орла. Длинная борода и усы ниспадали на грудь. Он подошел ближе и взглянул на меня. Это было как удар. Я перестал дышать. Никогда в жизни я не видел таких яростных глаз. Их взгляд проникал прямо в мозг. И он спросил меня:

– “Хочешь власти? Хочешь власти над людьми? Хочешь власти посылать людей на смерть? Хочешь власти столь полной, что, умирая за тебя, они отдадут жизнь с радостью и гордостью, с последним вздохом выкрикивая твое имя? Хочешь такой власти? Хочешь?”

Я помню, что кричал: “Да! Да! Я хочу власти, хочу такой власти!” Я так кричал, что мой голос громом отдавался от стен, и летучие мыши заметались под сводами черной тучей. Я помню, каменный пол прогнулся подо мной, как резиновый. Потом я потерял сознание и лежал безжизненно. Галлюцинации продолжались. В церковь входили мужчины и женщины. Я отдавал им приказы. Велел принести еду и питье. Они снова уходили.

Карие глаза Майкла встретили по очереди взгляд каждого из присутствующих и снова устремились вдаль, к горизонту.

– Веселенькая история, а? Так вот, заверяю вас, я не верю в привидений. Не верю в волшебников, астрологию, в пророчества Нострадамуса – это чистой воды фальшивка. Я не верю в спиритов, которые утверждают, что видят перед собой дух вашего дядюшки и слышат его совет не покупать больше мороженого, потому что он точно знает, что в пятницу ваш холодильник полетит к черту. Я вообще не верю, что духи мертвых способны появляться на земле. Однако... – он снова серьезно посмотрел на них. – Однако я верю, что во вселенной есть еще многое, не известное человеку. Явления, совершенно естественные, и в то же время совершенно поразительные. И я верю, что, пока я без сознания валялся на полу старой церкви, нечто вошло в меня. Я это просто почувствовал, почувствовал, как нечто извне проникает в мой череп до самого затылка. И там оно и осталось. Нет, – он мягко улыбнулся, – я не совсем сумасшедший. Разве что немножко, – улыбка стала шире. – Все мы немножко сумасшедшие. Для абсолютно здравомыслящего человека жизнь должна, наверное, казаться сущим адом.

Он снова обезоруживающе улыбнулся.

– В одно прекрасное турецкое утро я очнулся. Я чувствовал в себе перемену. И знал, что здоров, хотя на ногах держался еще нетвердо. Я сидел на месте, где прежде должен был располагаться алтарь, и вспоминал, как в бреду распоряжался своими галлюцинациями. И тут я заметил вокруг себя множество тарелок, мисок, пластмассовых чашек и кувшинов с остатками еды и напитков. Тут же лежали одеяла. Вокруг меня были расставлены бутылки из-под кока-колы с огарками свечей. Несколько свечей еще горело. С минуту я просто сидел, уставившись на все это богатство, но вскоре заметил какое-то движение у двери. Снаружи ярко сияло солнце. Я увидел крестьянскую семью, морщинистые лица стариков, несколько ребятишек и миловидную девушку в платочке. Они испуганно заглядывали внутрь, словно обнаружили в собственном сарае оборотня. Они казались насмерть перепуганными, но в то же время зачарованными. Я оглядел себя и решил, что они уставились на мою одежду, перепачканную козьим навозом. Даже волосы у меня склеились от комков помета. Я невольно проговорил: “Одежда. Мне нужна одежда”. В ту же секунду крестьяне бросились бежать. “Замечательно, Майкл, – сказал я себе. – Ты распугал всех добрых самаритян. Теперь они приведут полицию, и тебя арестуют за вторжение на чужую территорию”. Только я ошибся. Через пару часов они вернулись и принесли новенькую одежду, еще в фабричной упаковке. Должно быть, бедняки истратили на эти покупки последние свои лиры. Я поблагодарил их и сказал, что мне сначала необходимо вымыться. Невероятно! Крестьяне пятились, кланяясь на каждом шагу и маня за собой. Я вышел вслед за ними и обошел церковь сбоку. Там холм круто обрывался. В скале были выбиты ступени. Старик виновато сказал: “Прости, господин, мы не знаем, как согреть воду...” Я к тому времени был совсем сбит с толку. У подножия скалы прямо под церковью в гроте было выбито углубление, вроде каменного гроба. Вода ручья наполняла его и струйкой выбегала с другой стороны. Те люди устелили пол срезанным камышом и принесли полотенца. Мне подумалось: “Какого черта? Чувствую я себя хорошо – так хорошо, словно нашел горшок золота у себя на грядке”. Вода в каменном гробу на вид такая чистая, что хочется напиться. Вот я в нее и влез. Словно в ванну со льдом, но мне было все равно. Искупавшись, я облачился в белую рубаху, штаны и туфли – такую уж одежду они купили. – Майкл передернул плечами. – И я поселился в их доме. В тот день я понял – понял без тени сомнения, что что-то новое поселилось во мне. Что-то, дававшее мне власть воодушевлять людей. Вдохновлять их. Осознав свою власть, я ощутил новую ответственность. И я решил улучшить жизнь этих крестьян. Им принадлежал клочок засушливой земли у перекрестка дорог. Я сразу увидел, что это отличный участок под застройку. По их словам, строительство было запрещено правительственным распоряжением. Но с того дня у меня появилась полная уверенность в себе. Я явился в правительственную контору с пачкой планов под мышкой и объяснил, что хочу продать часть земли, чтобы составить капитал, а на оставшемся участке выстроить фабрику. Согласие было получено так легко, что я не мог поверить в его серьезность. Но они не шутили. Дали мне правительственную концессию на разработку придорожных участков. Мы начали с фабрики, а за ней последовали отели на побережье. Год спустя управляющий банка выбегал мне навстречу, чтобы открыть передо мной дверь. Мы не успевали подсчитывать доходы. Я выстроил для своих добрых самаритян новые дома с бассейнами и комнатами для прислуги. Церковь на холме отреставрировали и покрыли купол листовым золотом.

– Н-да, – хмыкнул Джо. – Научился командовать несчастными забитыми крестьянами.

Кристин поспешно вмешалась:

– Вы хотите нас уверить, что в вас вселился некий дух, дающий полную власть над людьми?

– Мне не нравится слово “власть”. Я не тиран. Скорее я владею способностью воодушевлять. Если я предлагаю людям план или идею, они принимают ее с воодушевлением.

– Хорошо, не будем спорить о мелочах. Вы утверждаете, что в вашей голове присутствует некое существо.

Майкл кивнул.

– Поверить непросто. Но вспомните теорию эволюции. Платон и Аристотель более двух тысяч лет назад выдвинули теории происхождения жизни. В то время цивилизованный мир полагал, что их идеи верны. Потом пришли христиане с верой в сотворение живого мира. Веками христианский мир верил, что это правда и ничего, кроме правды. Но с прогрессом науки явился француз Ламарк с идеей постепенного развития от низших форм к высшим. Позже пришел Дарвин с более мощной теорией эволюции. Сегодня его теория общепринята, – Майкл улыбнулся, – но не стоит биться об заклад на последнюю монету, что несколько лет спустя ее не сменит новая и мир не скажет: как мы могли столько лет верить в примитивный дарвинизм?