Птичка (СИ) - Ростова Татьяна. Страница 24

В обед они начинали жарить шашлык, и в этом процессе их заставал вечер. Маша, обессилев после прошлой ночи, спала на покрывале под деревом в густой тени, которая не спасала от южной духоты.

Вечером они сытно ужинали, пили пиво, Кот предпочитал водку, Ферзь — коньяк. И снова шли купаться, с воплями и визгом бросаясь в воду.

Ночной Дон настолько поражал Машу, что она даже призналась в этом Владу. Чёрная, как нефть, река, текла спокойно и матово, и только когда проходил корабль мимо, он горел огнями, похожими на новогодние гирлянды, разрезая ночь и притягивая к себе взгляд. Эти ночные корабли, гомон лагеря гостей шоу, веселье вокруг, непринуждённость и раскованность захватывали. Здесь казалось, что реальный мир со школой, проблемами с отцом, суетливой Москвой, находится где-то за кадром этой новой райской жизни.

Маша старалась не думать ни о чём плохом, отрешившись от самой себя. Рядом с любимым время текло очень быстро и немилосердно. Оно скачками убегало в прошлое, и невозможно было как-то задержать его хотя бы на секунду.

Девушка загорела, глаза стали блестеть счастьем, и она ещё преданнее смотрела на Влада. Иногда это замечали его друзья — Ферзь, Зуб или Кот (Мот всегда слушал музыку в наушниках и о чём-то думал, ничего не видя вокруг) и переглядывались между собой. Но она ничего не могла с собой поделать, превратившись в обычную девчонку, беззаветно любящую, когда пришло её время.

Временами, несколько раз за неделю, она переступала через себя ради Влада и ловила себя на мысли, что боится его недовольства.

Ещё в тот день, когда она начала набивать татуировку, Маша вспомнила о так и не купленных таблетках и испугалась. Сказав об этом Владу (а они уже успели приехать в лагерь из города), она вызвала его злость. Он поражался её легкомысленности из-за того, что она потеряла таблетки, и отказался ехать за ними, заявив, что он на сегодня наездился. Девушка осмелилась сказать, что им тогда нельзя заниматься любовью, на что он просто и выразительно посмотрел на неё и промолчал, а ночью в палатке показал, как он не согласен с ней.

С тех пор, как только Маша заикалась о таблетках, когда он ездил в город за покупками, он сразу приходил в ярость, а с собой её не брал.

Девушка изо всех сил старалась не думать о том, что будет, если их не пить, и у неё возникло чувство отрешённости. Она была уверена, что с ней ничего не произойдёт плохого, и никаких последствий это за собой не повлечёт.

Однажды вечером после очередного ужина и бокала пива, Влад достал те самые самокрутки, которые так любили друзья Ферзя, и закурил. Одну протянув ей, он не заметил замешательства девушки. Но Маша всё-таки взяла её, стесняясь отказать.

Закурив, Влад откинул голову назад и прикрыл глаза, слушая рассказ Ферзя. Тот порядочно напился и теперь сидел возле костра, как шаман, распустив волосы и повествуя о своей жизни.

Оказывается, мужчине было не тридцать, а больше — тридцать семь, что, по мнению Хорта, был уважаемый возраст, когда уже есть опыт и ты не похож на сопливого идиота.

Ферзь был родом из Казани, как и все ребята, из большой многодетной семьи. Он был старшим ребёнком, и в шестнадцать ему уже пришлось идти работать, окончив только 9 классов. На свои юные года он, понятно, не выглядел, был крупным парнем, и вкалывал грузчиком в продуктовом магазине. По ночам разгружал вагоны на ж-д вокзале. Первый мотоцикл купил в двадцать, но разбил его через неделю, въехав в придорожный столб. У мотоцикла оказались неисправны тормоза. Вместе с ним ехала девочка шестнадцати лет — она ударилась виском и погибла на месте.

— С тех пор я не люблю девушек возить, — признался мужчина угрюмо. — Красивая была Женька, а я её убил.

— Ты не прав — это судьба, — заключил Зуб.

— Никакая это, на хрен, не судьба, брат. Это дурь. Надевай девушкам шлемы, я с этой тяжестью всю жизнь живу.

— А я один раз чуть девочку лет семи не сбил, — севшим голосом вставил молчаливый Мот. — Потом в церковь ездил месяц — свечку ставил. Эта девчонка в моём дворе живёт — с собачкой всё время её вижу.

— После того случая я думал, не смогу больше сесть на байк. Но сел. Новый купил через полтора года — говно, конечно, наше. Зато мой был.

— Ферзь, давай что-нибудь повеселее, а? Тоска, — прищурился Хорт, полулёжа на покрывале.

— Согласен, — кивнул мужчина. — Вот была у меня девочка, кстати, на твою похожа, — он указал самокруткой на молчаливую Машу, вертящую в пальцах сигарету и не решавшуюся сделать ещё одну затяжку — кружилась голова. — Она обожала голой кататься на байке.

Мужчины прыснули и захохотали в голос. Ферзь на полном серьёзе продолжал: — Да, сядет сзади, прижмётся ко мне и говорит — поехали. А я, сами понимаете, куда поехали, родная? Не хочу я никуда ехать. Заводило её это страшно.

— И что ты делал? — сквозь слёзы смеха проговорил Хорт, держась за обнажённый живот — он был в одни шортах.

— Ехал метров пятьдесят и жарил…гм… Короче, дальше мы не ехали, — прилично закончил Ферзь, сверкнув взглядом на Машу.

Та смутилась, и сидела невероятно серьёзная, чувствуя себя лишней в компании мужчин и среди их разговоров.

Маша подогнула под себя ноги с узкими ступнями, в неровном свете костра была видна на спине её татуировка, которую Богдан сегодня продолжил и очень сильно продвинулся. Девушки становились объёмными и похожими на настоящих.

— Тебе смешно, а я один раз подвозил девушку брата, — начал Кот с хитрой усмешкой, покосившись на Мота. — И она стала прямо на дороге расстёгивать мне джинсы.

— И что? — усмехнулся Ферзь.

Кот пожал быстро плечами, взглянув на Машу: — Пришлось остановиться.

Хорт смеялся от души, не переставая.

— Ну? — нетерпеливо спросил он.

— И помочь девушке с этим, — закончил Кот. — Брат меня простил, когда узнал. Не сразу, но…

— Вы, ребята, просто приколисты! — восторженно сказал Хорт. — Давайте выпьем? Сегодня такой вечер! Завтра шоу — вот там мы оттянемся! Надеюсь, Грек всё закончил, а то мы придём посмотреть!

Он вскочил, принёс две бутылки коньяка «Бастион» и открыл их обе, разливая его по пластиковым стаканчикам.

Маша нетвёрдой рукой взяла коньяк и выпила залпом. Между тонких пальцев девушки всё ещё дымила сигарета. Она уже не чувствовала, что голова превратилась в чугунную, взгляд не фокусировался, но на душе постепенно делалось легко.

— Птичка! Расскажи нам что-нибудь о себе! — неожиданно попросил Ферзь, пристально глядя на девушку своими зелёными, почти жёлтыми глазами.

Хорт, заметив, как Ферзь смотрит на Машу, усмехнулся и обнял худые плечи девушки.

— Что ты притихла? Расскажи, кто твой папа, чтобы они тут описались со страху.

Маша тихо засмеялась, показав белые зубы.

— Они не поверят.

— Поверят, зачем тебе врать? — Хорт встретился взглядом с Ферзем, в глазах молодого мужчины плясали настоящие черти, улыбка стала дьявольской.

— Мой папа — Офицер мотоклуба «Железные волки» — Чёрный.

После этого несколько секунд была тишина, только сухие ветки трещали в костре, Кот только что подкинул новую порцию.

— Серьёзно? Круто. И ты, Хорт, его знаешь? — спросил Кот.

— Ещё бы, если он узнает, что Маша со мной, подвесит на дереве за яйца.

Мужчины вытаращили глаза на него: — Ты безбашенный вообще.

Мужчина покачал головой, кивнув на Машу: — Это всё она, вот кто безбашенный, да, Птичка? Моя сладкая, — дразняще произнёс он и поцеловал девушку прямо в губы.

Маша из-за действия табака и коньяка не оттолкнула его, чувственно ответив на поцелуй, она совсем не контролировала себя.

— Вот за это я её и люблю, — заключил Хорт. — Хочешь немного потанцевать? А?

Он щёлкнул пальцами, показывая Моту включить небольшую аудио-колонку, которая им часто создавала настроение. Молодой мужчина перегнулся и включил альтернативный рок, который вскоре сменился любимым Хортом панк-роком.

— Потанцуй, хочешь, и я с тобой? — горячо шептал он, улыбаясь чересчур алыми губами. Маша мутным взглядом замечала, что у Влада сильно потемнели глаза, став почти чёрными.