День рождения кошки - Набатникова Татьяна Алексеевна. Страница 51

В какой-то момент я поняла, что исчерпаны все мои возможности повлиять со стороны на участь моего мужа и что решение его судьбы — в руках следователя. Захочет он его отпустить — найдет для этого достаточно оснований. Захочет оставить — убедит прокурора продлить срок содержания под стражей. И ни одно живое существо не сможет ему помешать.

И тогда я стала молиться, молить ту силу, что выше человеков, чтобы дала здоровья и благополучия властителю нашей судьбы и всем его близким. Чтобы какая-нибудь болячка или, не приведи Господь, какое-нибудь дурное известие о родных не исказили бы расположение его духа и не помешали бы ему принять разумное решение.

Когда мужа освободили, я знала, откуда пришла помощь. Сама рассылала просьбы и мольбы во все концы, сама обивала многие пороги, ходила и ездила к разным людям, результат мог последовать откуда угодно. Но я знаю точно, откуда пришло спасение. Как знаешь всегда, ЗА ЧТО наказание, так же ясно было, от Кого награда.

Так же отчетливо, как я, знал об источнике помощи отец Ярослав. Ну, ему и по вере его полагается больше, чем нам, неверным.

А потом последовало еще одно чудо. «Да бросьте вы, раскудахтались: чудо, чудо!.. — скептически заявил арестант, придя в себя и проведя собственное расследование. — Все убого, как дважды два: они просто поняли, что денег у меня нет, взять с меня нечего и держать меня бессмысленно».

И все встало на свои места и покатилось по своей колее, как и положено в бренном мире.

Часы готовы

Мужской голос ответил по телефону:

— Мне все равно, я пойду на любую площадь, в любой район. Если ваш вариант подойдет моей жене, бывшей, я заранее согласен. Позвоните ей. Я дам вам ее телефон… тем более, что она тоже давала объявление, оно мне попадалось.

Голос был хорош. Вот как по следу сыщики определяют рост и вес, так по голосу я узнала (это не разъять, это синтетическое ощущение), что он — тот человек, которого я искала. Я вышла бы за него не глядя, я ринулась бы напропалую на звук этой речи, сдержанно-горькой и простодушно-открытой — разве не о силе и благородстве говорит эта доверчивая открытость? Слабый — подозрителен, скрытен, уклончив.

— Я уже полтора года нигде не живу, вы застали меня случайно, это телефон моего отца.

«Нигде не живу» — значит, у женщины?.. А может, перебивается по квартирам друзей? Друзья геологи, вечно в поле, вполне с таким голосом могут быть друзья геологи.

Слабый не стал бы так раскрываться — квартира отца, нигде не живу, и уместно ли дать телефон жены (советуясь со мной). Он делал меня доверенным лицом, не боялся чужих: значит, нет ахиллесовой пяты, которую лучше скрыть за размытым «так сложились обстоятельства». Очень немного таких людей.

И такими-то разбрасываться!

Я стала думать о его жене: живет себе в центре, в большой квартире и вот уже полтора года перебирает варианты, все отвергая: не хочет лишиться ни одного из своих преимуществ, а что человек из-за ее разборчивости полтора года «нигде не живет», то ее не касается! У, племя ненавистное!

Я позвонила ей. Мною двигал интерес не только квартирный. Вот услышу ее, сопоставлю голоса, интонации — и все пойму, что у них произошло. (И есть ли место мне в этой истории…)

Но ответила теща, увы, не жена. Впрочем, тоже много прояснила.

(Телефонный век; не сходя с дивана, говорим с друзьями — и тем ограничиваемся, чтобы не ехать, не мерзнуть, не мокнуть. И так информация зрения — глаза в глаза — заменилась информацией слуха. «Что у тебя случилось? …Но я же слышу!»)

Итак, трубку сняла теща. Выслушав мой вариант обмена, она сварливо обрушилась:

— Значит, ему однокомнатная квартира, а нам двадцать восемь метров, смежная? А ему восемнадцать! Да вы что?! Не слишком ли жирно? Я консультировалась у юристов, ему полагается одиннадцать метров, а нам тридцать три. И комнаты должны быть изолированные. И в центре. Нет уж, нам это не подойдет!

Она выкрикивала это так плотно, без просветов, что мне некуда было вставить оправдание ее зятю: что это вовсе не его происки, это я виновата, что у меня такие две квартиры: двухкомнатная смежная на окраине и однокомнатная, мамина, с телефоном.

Они, значит, пуще собственного урона боялись, как бы он, ненавистный, не выиграл чего.

Вдруг я поняла, что причиной всему эта теща. Она по своей чрезвычайной глупости видит и чтит лишь ближайшую выгоду и не понимает, что теряет на этом.

(Знаю одну мудрую женщину, она прожила редкостную счастливую жизнь. Она нисколько не дорожила своей «территорией», не то что другие, которые воюют с ближними за каждую пядь насмерть. Дорого им обходится победа. А она без боя отдавала детям и мужу все, что у нее было: время, силы, вещи, труды и заботу. И, отступая на каждом шагу, выиграла жизнь. Такая вот стратегия.)

Теща моего возлюбленного (да, возлюбленного!) была из тех, близоруких. Ей искренне непонятно, какой прок в мужьях. Одни хлопоты: стирай им рубахи, гладь, лишнюю пару картофелин чисти, лишнюю пару тарелок мой, и насколько же выгоднее получается без них, с одними алиментами: пол чище и не накурено.

И молодая дура дочь — на поводу у дуры старой.

Бедный, добрый, открытый, мужественный человек — не смог одолеть эту могучую правоту. Я должна оправдаться перед ним — за весь наш подлый женский род, корыстный и ненасытный, а то так и состарится, навек огорчившись. Он должен узнать наконец, что щедрая сила его бесценна, доверчивость необходима, а голос его долгожданен, а смех его радует сердце, а лишняя стирка никому не в обузу.

Вот позвоню сейчас — не мучайся, ты любим, ты необходим! С твоим складом ума, мужской повадкой, и недостатками, и вредными привычками! Я гибну без тебя.

Но мыслимо ли сказать это вслух? «Извините, но у меня уже есть новая семья…» Готова ты это услышать? Спасительное телефонное инкогнито для отступления. И стыд, стыд, стыд поражения.

Ну и что, пусть!

А как начать? «Мне понравился ваш голос, и поэтому…»?

Нет, это только кажется, что возможно. Преграды непреодолимы.

Пойду к подруге, пусть она позвонит. Нейтральное лицо, найдет нужные слова. Мол, извините, с вами однажды говорила одна женщина, она в вас влюбилась, не будете ли вы так любезны сообщить о себе, как там у вас, валентность свободная имеется или нет? И если имеется, то ваши данные: возраст, образование, рост.

Нет-нет, рост не важен, решительно не важен, абсолютно не важен! Хоть на голову меньше, ради бога. Образование тоже — ну при чем здесь образование, ведь по голосу знаешь, с каким человеком имеешь дело, будь он хоть трижды неграмотный.

И я отправилась к подруге. Посидеть на кухне, рассказать, что обмен мой никак не движется, но зато я влюбилась по телефону и хочу с ее помощью обезопасить себя от телефонного поражения.

(Телефонная жизнь… На растленном Западе уже появился новый вид разврата: по телефону. Сидишь себе дома, в привычной обстановке, а специалист нашептывает тебе на ухо, умело манипулируя как тембром голоса, так и смыслом речей…)

И вот я у дома подруги, вот поднимаюсь по лестнице. На площадке перед вторым этажом, где висят почтовые ящики, на широком подоконнике выставлена открытка-извещение. К кому-то неправильно попала в ящик, и ее выставили, чтобы адресат забрал. Я машинально взглянула, и вдруг: открытка адресована мне!

Никаких сомнений: фамилия моя и инициалы. Хотя адрес — здешний, этого дома.

Я растерялась, не знаю, что и подумать. Взяла ее (со страхом: кто-то же все это подстроил и ждет в засаде, как я ее возьму), повертела: «Ваши часы готовы» — на обороте.

Никаких часов я никуда не сдавала!

Постояв так пять секунд, я вдруг сообразила, что происходит. Читала ведь фантастику, знаю, что такое провал во времени. Это открытка из моего будущего! Значит, я буду жить в этом доме!

Подхваченная догадкой, я бросилась бегом по лестнице вверх — звонить в ту квартиру, что значилась в адресе.

Забыла и про подругу, и про телефонную любовь.