Кукла вуду (СИ) - Сакрытина Мария. Страница 41

Обалдевшая Ирка стоит на пороге своей комнаты и хлопает ресницами. Один наушник у неё воткнут в левое ухо, второй болтается на розовом проводке у груди. Из него доносится взволнованный мужской голос, наверное, недотёпы этого, Иркиного ухажёра.

И, конечно, мать с противогазами! Ладно хоть папину охотничью винтовку не притащила, с неё станется.

Жесть, короче.

В наступившей довольно относительной тишине недовольно мявкает Жужа. И Оля с тихим стоном поднимает голову. Смотрит на меня мутными, сонными глазами. Оглядывает коридор… И ахает.

Меня прошибает от её ярости – словно оголённого провода коснулся.

- Зачем?! Зачем ты это сделал?! – вопит она и сначала пытается свалиться с моих рук, а потом – дотянуть до моего лица. Может, глаза выцарапать собирается – не знаю. Но очень похоже. – Как ты мог?! Ты всё, всё испортил! За что?! За что-о-о! Ненавижу! Ненави-и-ижу!

Я пытаюсь одновременно удержать её и, главное, её руки, а ещё не сделать ей при этом больно – что при моей внезапно возросшей силе довольно непросто. Успокаивать бесполезно, я по Ирке знаю (сестра обалдело смотрит на это – да-да, гляди, узнавай себя, истеричка), да и что я ей скажу? Ты зачем, идиотка, в моём доме монстра вызывала? У тебя крыша совсем поехала? Пусть это и твой любимый учитель, но ты же не могла это знать? Или тупо связалась бы с ним по телефону.

Думаю, она меня просто не услышит – потому что оглушительно вопит:

- А-а-а-а!

И дерётся. Ну да, слова-то кончились. А математик остался, и он колдун, а кое-кто точно не захочет это признавать. Поэтому козлом отпущения точно буду я. Отлично!

Мать смотрит на всё это ровно с тем же презрительно-любопытным взглядом, что и Жужа. Потом подхватывает кошку и уходит. Наверняка раздавать ценные указания горничным.

- Я вызову врача! - перекрикивает Олю папа, хватает под локоток охранника (тот до сих пор обалдело смотрит на нас и разевает рот, как рыба).

- Я помогу, - вызывается Ирка, но одной истерички, я думаю, мне достаточно.

- Скройся, - шиплю я, и всё-таки получаю кулаком под дых от Оли. Чёрт, а у девчонки удар поставлен!

Ира, слава богу, слушается – и я пинком распахиваю дверь в свою комнату, также ногой закрываю и несу воющую (как сирена, чес-слово, ни на минуту не затыкается) Олю в ванную.

От контрастного душа Оля немедленно успокаивается. А я вдруг понимаю, что все её раны от ножниц, а заодно и моя царапина – от стеклянной собачки – зажили, даже следов не осталось. Ну, кроме засохшей крови, которую я с Оли сейчас смываю. Хм, а если попытаюсь её раздеть, она снова заведётся? Вся же в крови.

- Что ты делаешь? – выдыхает она вдруг.

Я включаю душ погорячее.

- Ты успокоилась?

Сам знаю, что нет – она на грани новой истерики. Но хотя бы пытается держать себя в руках.

Оля безумным взглядом оглядывает ванную.

- Что. Ты. Со мной. Делаешь?! – раздельно произносит она. Её колотит.

Чисто интуитивно я быстро (мой новый турборежим всё-таки отменная вещь!) выключаю душ и достаю с полки огромное банное полотенце. А потом накидываю его на Олю, как смирительную… простыню. Выглядит жутковато – яростное такое привидение получается, мокрое.

Потом Оля встаёт, с трудом – я не решаюсь ей помочь, её и так колотит, и вовсе не от холода – выбирается из ванны. Смотрит на меня.

- Зачем?!

- Ты не успокаивалась.

- Зачем ты меня остановил?! – вопит Оля. – У меня же почти получилось!

А-а-а, ясно. Пошла на новый заход.

 Хм, а может взять её прямо в полотенце за ноги и потрясти? С Жужкой срабатывает – в полотенце она и кусаться не может. Пока не вывернется, конечно. Зато потом споко-о-ойная! Почти сразу.

- И что бы ты сделала, если бы у тебя получилось? – интересуюсь я.

Оля щурится.

- В глаза бы ему посмотрела!

- Ну да.

Она отворачивается. Запахивается в полотенце. И принимается ходить по ванной – я на всякий случай отодвигаюсь к двери.

Девушка в истерике, как говорит папа, хуже обезьяны с гранатой. Граната-то один раз взорвётся, а вот девушка…

Блин, у меня и успокоительного нет…

- Что случилось-то? – не выдерживаю я.

Оля ходит очень сосредоточенно, вот-вот начнётся биться головой о стену. Или полезет на неё. Ну вдруг?

- Ничего!

Ну да, ну да. Стандартный ответ обиженной на весь свет женщины. Означает: «Спроси меня ещё раз».

Я и спрашиваю:

- И часто ты так срываешься?

Оля замирает.

- Что?

- У тебя это приступ или как? Я к тому, что ты предупреди в следующий раз, когда решишь кого-нибудь вызвать. Всё-таки… дом жалко. И я, может, чего-то не понимаю, но этот твой алтарь вообще не для этого собирали, разве нет?

Не знаю, что я такое сказал, но заводится она с пол-оборота.

- Не для этого? Жалко? На, держи! – и швыряет мне полотенце. – Давно надо было уйти! – и пытается взять штурмом дверь в комнату.

Но там стою я.

- И куда ты собралась? Оль, с тебя капает.

- А тебе не всё равно?

- Мы с тобой связаны вообще-то, - я киваю на её левое запястье.

Оля сжимает кулаки.

- Ну правда, - продолжаю я. – Не к своей же тёте. Учти, мне тогда придётся пойти с тобой, а я у неё жить не хочу. И ротвейлер там жуткий.

Олю снова трясёт.

- Хватит! – кричит она. – Хватит меня жалеть!

И в слёзы. Нет, с одной стороны это хорошо – мы нашли реальную причину её истерики. Я давно заметил, что Ирка во время истерики рыдает тогда, когда до корня её проблемы мы докопались. Думаю, у этой так же.

Правда что с ним делать, я понятия не имею. Она же и правда жалкая. И сама вроде это отлично понимает.

- Хорошо, хорошо, не буду.

- Ты! – Она пытается то ли протаранить меня головой, то ли отодвинуть, то ли её просто заклинило – толкается и толкается! Головой, руками… - Ты не имеешь никакого права! А каким бы ты был, если бы тебе с родителями не повезло?! Да ты вообще бы не справился! И это я-то ничтожество?!

Моя твоя не понимать…

- Оль, - я нахожу на полке носовой платок и протягиваю ей. – Это же не повод вызывать непонятно кого. Чёрт, ты себя ножницами резала!

- Сказал человек, который ещё вчера пытался порезать себя бритвой, - огрызается она.

И сегодня пытался…

- Да, но я-то мёртв! И потом, с чего ты взяла, что я тебя жалею? Это вообще-то мне тут скоро умирать, а ты – ты будешь жить дальше, долго и счастливо. Так что иди и радуйся.

- А я радуюсь, - мрачно говорит она, вытираясь платком.

- Да ладно! Ты или боишься, или не доверяешь, или… Что?!

- Откуда ты знаешь?

И ведь дёрнул же меня за язык…

- Эмоции твои читаю, а ты как думала? – огрызаюсь я, кивая на её запястье. – Я теперь вообще сверхчеловек, если ты не заметила. Сношу любые двери, открываю замки взглядом… - Ну, про замки это я приврал, но двери – да, легко!

- Читаешь… мои… эмоции? – тихо говорит Оля. – Ты! Не смей!

- А что я могу сделать?

- Не знаю! Но не смей!

- Меня, знаешь, тоже твой постоянный страх достал. Как будто над тобой тут издеваются… - Я прикусываю язык, когда она бледнеет и смотрит так, словно хочет придушить.

Что забавно, и впрямь хочет.

- Ты высокомерный, блаженный идиот! – шипит она мне в лицо. – И то, что ты умер – это тебе поделом! Слишком хорошо жил!

А вот это обидно.

- А ты тогда где нагрешила? - хмыкаю я.

Она пытается протиснуться между мной и косяком.

- Пусти!

- И куда ты пойдёшь?

Она снова замирает.

- Да. Мне некуда идти. Давай, злорадствуй. Расскажи, как тебя мой страх достал. Давай, золотой мальчик. Назови меня нищим ничтожеством. Ты же так думаешь?

- А ты уже рассказала всё, что думаешь обо мне, - вырывается у меня. – Квиты, нет?

Оля вздрагивает от гнева.

- Да чтоб ты сдох поскорее!

- Хочешь, тебя с собой прихвачу? Что? Ты же готовая суецидница.

- Кхм-кхм!

Я оборачиваюсь, и Оля всё-таки просачивается в комнату. Там стоит папа, переводит взгляд с меня на Олю. Поднимает брови.