Поцелуй русалки (ЛП) - Блазон Нина. Страница 32

Евгений все еще крепко спал. Его лицо, озабоченное и напряженное, выглядело странно привлекательным. Иоганн сглотнул и оглядел друга. Даже во сне его руки сжимались в кулаки. Рубаха задралась вверх, обнажив костлявые дуги ребер, поднимавшиеся с каждым вдохом. С непонятным стыдом Иоганн осторожно потянул одеяло, желая вновь укрыть Евгения. И остолбенел. Из-под рубахи выглядывала, того обмотанная вокруг тела, тканевая полоса. Евгений носил такую повязку, когда сломал ребро. Но, ведь это когда было? У Иоганна вдруг появилось чувство, что в его голове с трудом пришел в действие шестеренчатый механизм.

Как долго срастается ребро? И тут ему на ум пришла русалка и ее машущее движение, которым она разбрасывала по воде свои волосы.

Они черным, узким платьем легли на ее тело и прикрыли грудь. «То, что мы видим, ничего не значит», — прозвучал в ушах ее голос. В нерешительности он перевел взгляд на Евгения и посмотрел на него очень внимательно — узкие и костлявые от работы руки, тонкие черты нежного лица, подрагивавшего во сне. Мысль, внезапно пришедшая ему в голову, казалась ушатом ледяной воды, которой его окатили с ног до головы. Руки сжались в кулаки. Проклятье, что за идиотом он был? Слепым? Глухим? Тут же вспомнились тысячи моментов, когда он все это видел и знал. Но лишь благодаря собственному упрямству сейчас он чувствовал себя, будто его ударили доской по голове. И русалка ему намекала, конечно, иносказательно, но достаточно ясно. Щеки вспыхнули от стыда при мысли, что он тогда на берегу рассказывал о Кристине. Действительно он хвастался, что ее поцеловал? Кристина, о которой давно уже не думал, с тех пор… да с тех пор, как познакомился с Евгением. Не то, чтобы этот вывод сразил его наповал, скорее он чувствовался, как удар дубиной, который не оживаешь. Как же звучит тогда настоящее имя?

Иоганн поднял голову и еще раз внимательно вгляделся в спящее лицо, без испуга, очень внимательно, и размышлял до тех пор, пока от мыслей не закружилась голова. Ему вспомнилась сказка о прекрасной царевне, которую поймала ведьма Баба Яга костяная нога.

Вдруг Иоганн заулыбался. Из Катьки получилась бы отличная ведьма. Он вновь почувствовал себя идиотом, но ему стало легче. Моментально пропало раздражение, беспокоившее его последние несколько дней. Чувства его не обманывали. Все обрело свой смысл. Он тихо наклонился и украдкой поцеловал, по-другому, не так, как Кристину. Настолько по-другому, что образ купеческой дочери рассыпался пеплом и исчез. Чужая девушка зашевелилась и заморгала. В следующий момент она вздрогнула, будто обожглась об Иоганна. Он приготовился получить пощечину или, что более вероятно, удар кулаком, но девушка, выглядевшая, как его лучший друг Евгений, лишь уставилась на него. У Иоганна что-то запрыгало туда-сюда в желудке и запершило в горле. Он был чертовски счастлив. Даже если бы она сломала ему нос, он бы всю жизнь не жалел, что ее поцеловал.

— Елена, — сказал он. — Так тебя зовут по-настоящему.

Она ухватилась за рубаху и натянула ее, будто еще что-то могла скрыть. Этот ее жест Иоганн не знал и наблюдал за ней удивленно, сбитый с толку двойной картинкой своего лучшего друга и девушки с длинными ресницами.

— Я… — произнесла она и прервалась, затем плотно сжала губы, полная разочарования.

Иоганну тотчас стало жаль, что для нее сложилась такая ситуация. Он ожидал увидеть перед собой Евгения — парня с острым языком, но без маски грубоватого рыбака она казалась человеком, попавшим, как загнанный зверь, в безвыходное положение. Его эйфория медленно прошла, наступило отрезвление. В один момент до него дошло, как все изменилось. Впервые Иоганн увидел, что и его друг лишился дара речи.

— Повязка… — произнес он извиняющим голосом. — Я ее увидел и подумал… — повисла гнетущая тишина, потом Иоганн откашлялся и начал говорить снова, — Евгений…

— Так звали моего брата, — резко ответила девушка. У Иоганна появилось чувство, что лучше бы она влепила ему пощечину. — Его убили солдаты. Как мою маму и сестру, я — это он, ты понимаешь?

Иоганн закусил нижнюю губу. От боли в ее голосе у него защемило в груди. Как ему хотелось взять ее на руки, чтобы защитить от воспоминаний, но он не осмелился и шевельнуться.

— Как ты убежала? — спросил он через некоторое время.

Елена засмеялась. Теперь ее голос звучал не так грубо и гортанно, как обычно.

— Если тебя ищут солдаты, ты быстро научишься залезать на любое дерево.

— Солдаты царя Петра?

— Какая разница, русские или шведские? Когда они пьяны от крови и шнапса, то становятся одинаковыми, как яйца. В качестве Евгения было проще… выжить.

— Почему ты мне не сказала? Ты мне не доверяешь?

— Доверять, — воскликнула Елена. В итоге снова проявился Евгений — ее карие глаза засветились гневом. — Бремов, ты совсем дурной? Если я кому-то и доверяю, то только тебе! Но ты же видишь, что все изменилось.

— Что изменилось? — вспылил Иоганн. — Ты сам…

Он осекся, и Елена не смогла сдержать иронический смешок.

— Ты сам. Ты попался, — она встала и принялась вытряхивать из рубахи стебли соломы. — Для тебя я — Евгений, слышишь? А на данный момент я, так или иначе, Алексей Сергеевич Палот.

Она горько улыбнулась:

— Наш путь предначертан. Если нам удастся спасти город, я буду ловить рыбу — в Неве или в другом месте. Ты привезешь из Москвы свою Кристину и женишься на ней. Будешь строить корабли для царя Петра и…

— Нет, — крикнул Иоганн.

Елена удивленно умолкла. Они оба прислушались, не приближались ли к хижине шаги, не залаяла ли собака, но все было тихо.

Иоганн задрожал, но не от страха, что их обнаружат.

— Возможно, ты права, — с сомнением произнес он. — Все изменилось. Я могу называть тебя Евгением, несмотря на то, что ты Елена. Я говорил о Кристине, но меня смутило, что ты для меня гораздо важнее, чем она.

Поспешно он искал правильные слова, но казалось, она от него убегает, как вспугнутая стая птиц.

— Я знаю, что я говорил, но… я все время себя спрашивал, почему я с тобой… Кристина померкла, как сон.

Елена подняла одну бровь.

— Как быстро померкла любовь, — напустилась она.

Ему очень хотелось ее треснуть, как тогда, когда она еще была Евгением, но теперь он не осмелился сделать и шага в ее сторону.

Елена глянула на него с сомнением.

— Как скажешь, — ответила она. — Меня это не касается!

— Если кого-то и касается, так только тебя! — крикнул он.

Он собрал все свое мужество и приблизился. Чтобы посмотреть ему в лицо, ей пришлось задрать голову. Он никогда не чувствовал себя таким незащищенным и ранимым. Она могла вырвать сердце из его груди и бросить его на землю, осознал он. Один миг они смущенно постояли, затем Елена сделала шаг назад и покачала головой.

— Нет, Иоганн, — произнесла она тихо и так снисходительно, как русалка отказывающая Мите в дороге в Неву.

Она торопливо свернула одеяло и отвернулась от Иоганна, который беспомощно стоял, отвергнутый, униженный и одинокий.

На последних милях перед Есенгородом Иоганн почувствовал, что он будто шел по ковру из осколков их дружбы. В этот момент одного взгляда на скрытые льняные бинты казалось достаточно, чтобы полностью исказить действительность. Пока они шагали рядом, но избегая друг друга, Иоганн в памяти возвращался к каждому мгновению, связанному с Евгением — от драки при знакомстве с русалкой до визита Евгения к Марфе. Он мрачно улыбнулся. Естественно, Марфа об этом знала, иначе, зачем бы она отправила Елену переодеваться в другую комнату. Тот факт, что задним числом он находил все больше доказательств, раздражал его безмерно. Между тем, неприятное, глухое молчание выросло между ними стеной. Примерно каждые сто шагов он задавался вопросом, может было бы лучше, не раскрывать тайну Елены.

Есенгород, в который они вошли после строгой проверки послания, являлся очень старым городом. Окруженный высокой кремлевской стеной, возраст которой исчислялся несколькими столетиями. В центре на большой площади стояла великолепная деревянная церковь с тремя золотыми куполами. Каждый купол венчался крестом. Золото сверкало в послеобеденном солнце. Как ни странно, с каждым шагом Иоганн чувствовал, что город все больше напоминает Москву. Ему понадобилось время, чтобы понять, в чем заключалось сходство — многие улицы Москвы также выстилались дубовыми досками, держащимися на высоких деревянных фундаментах. Иоганн не видел, но знал, что под этими досками, по которым они шагали, лежали, перевязанные берестяной корой, деревянные трубы для отвода талой и дождевой воды.