Дело о смерти фрейлины (СИ) - Куницына Лариса. Страница 12
— А что стало с её женихом?
— Понятия не имею. Я слышала эту историю, но не слишком интересовалась подробностями. Пойми, Марк. Она была мне совершенно неинтересна. Я говорю тебе то, что слышала от других. Дамам нужно о чём-то говорить, когда они вечерами собираются в салонах, вот они и сплетничают.
— И ты не помнишь, как звали её отца?
— Я этого даже не знала.
— Последний прямой вопрос: кто здесь мог её убить?
Аламейра одарила его унылым взглядом.
— Марк, зачем кому-то здесь её убивать? Она ничего собой не представляла, понимаешь? Просто предмет обстановки, не более того. Я не вижу причин для убийства. Из ревности? Её желали, но никто её не любил, а она никому не отказывала. Из мести за обиду? Она никогда никого не доводила до отчаяния, к тому же на неё всегда можно было найти управу, достаточно было пожаловаться старшим фрейлинам. Деньги? Она была жадная, но не занималась ни мошенничеством, ни воровством.
— Но её отравили, Аламейра.
— Мой прекрасный граф, — она томно взглянула на него, — разве не тебе старая леди поручила разобраться с этим? Так зачем ты мучаешь меня этими скучными вопросами, вместо того, чтоб поцеловать?
— Зря ты это сказала!
— Почему?
— Мне захотелось срочно вернуться к жене, а у меня ещё полно дел во дворце.
— Какой ты жестокий мерзавец, Марк! — воскликнула она, но он лишь рассмеялся.
Выйдя с женской половины, Марк сразу направился к Фрессону и застал его в лаборатории. Тот в кожаном фартуке стоял у стола, заставленного какими-то ретортами и склянками, и задумчиво рассматривал лежащую перед ним дохлую мышь.
— Тоже твоя пациентка? — осведомился Марк, взглянув на неё с сочувствием. — Это тревожная тенденция, Эммануэль.
— Она попробовала содержимое желудка Клодины, — не приняв шутку, ответил лекарь. — Я её вскрою, хотя уверен, что она тоже умерла от отёка лёгких. Это яд. Знать бы, как он туда попал.
— Вот с этим, — Марк поставил перед ним коробочку. — В некоторых пилюлях присутствует глина. Можешь сказать, зачем?
Фрессон открыл шкатулку и взял в руки половинку пилюли, потом рассмотрел другую, а затем разрезал ещё несколько.
— Слой глины везде разный, а, значит, для растворения пилюль требуется различное время. То есть если она проглатывала несколько пилюль, то яд поступал в её организм постепенно, по мере того, как глиняные шарики распадались под действием желудочного сока, и доза постоянно и постепенно увеличивалась. Это очень жестоко.
— Значит, это сделал аптекарь?
Он пожал плечами.
— Пилюли сделаны мастерски. Я не вижу отличия от настоящих. Я прописал их в таком виде потому, что лекарство горькое. Чтоб не противно было глотать, его заворачивают в тесто из муки и мёда, а потом подсушивают. Что в них теперь, я не знаю, но выясню. А аптекарь… Это я порекомендовал его Клодине. Он давно изготавливает лекарства для дворца, и никогда не было никаких проблем. Я всегда считал его достаточно надёжным.
— Я думал, что лекари сами готовят свои лекарства, — Марк окинул взглядом лабораторию.
— Только в том случае, если нужно что-то необычное, поиск комбинации компонентов лекарства, подбор дозы. После того, как рецепт составлен и апробирован, как с этими пилюлями, и лекарство нужно принимать постоянно, его изготовление поручается аптекарю. Но я что-то не верю, что эту опасную подделку изготовил Дельмас.
— Но ты полагаешь, что тот, кто сделал это, должен быть аптекарем?
— По крайней мере, этот человек знает, как делать пилюли. Он может быть лекарем, аптекарем или учеником лекаря или аптекаря.
Оставив его размышлять над поддельными пилюлями и тельцем несчастной мыши, Марк отправился в Серую башню, где разыскал старшего сыщика Тома и велел ему немедленно отправить людей на улицу аптекарей, арестовать аптекаря Дельмаса и доставить его в башню.
После этого он пошёл к королю. Жоан в этот час в своём кабинете заслушивал доклады высших чиновников и, заметив его, кивнул, дав знак подождать. Марк отошёл к окну, чтоб посмотреть на стоявший внизу памятник королю Арману. Он любил эту статую, так похожую на его друга и повелителя. Краем уха он слышал разговор за спиной и с удовлетворением заметил, что король отдаёт своим чиновникам чёткие и разумные указания. Сразу чувствовалось, что ещё до этой аудиенции он успел просмотреть их письменные отчёты и обсудить их с ближайшими советниками.
Наконец, присутствовавшие в кабинете служащие двора удалились, и король подошёл к Марку. Встав рядом, он тоже какое-то время смотрел на статую.
— Думаешь, пора вынести его из этого закутка? — спросил он. — Мне нравится смотреть на него из своего кабинета, но я не могу отделаться от мысли, что держу его здесь в заточении, как и отец. Памятник очень удачен, он порадует горожан и упрочит их добрую память об Армане.
— Это хорошая идея, ваше величество, — задумчиво кивнул Марк. — Его нужно поставить на площади, где его смогут видеть все.
— На Королевской?
— Пожалуй, нет. Я бы поставил его перед храмом святой Лурдес, где находится его усыпальница. Там не так шумно, а колоннада храма послужит прекрасным фоном для этой статуи. К тому же именно там проходят все мероприятия, связанные с его памятью, и перед всеми важными событиями именно в храм святой Лурдес приходят и короли, и их подданные за благословением и поддержкой.
— Я подумаю над этим и приглашу к себе членов магистрата для обсуждения этого вопроса. Жаль только, что я не смогу больше видеть его отсюда.
— Ещё живы хорошие художники, которые помнят, как выглядел наш король-миротворец, есть удачные портреты во дворце и резиденциях, я уверен, что у королевы Элеоноры сохранились миниатюры, которые она заказывала перед свадьбой и перед войной. Выбирайте любой, повесьте его в кабинете или закажите копию, а, может, и новый портрет, на котором его изобразят так, как вы захотите. И повесьте его туда! — Марк указал на стену напротив письменного стола, где висел парадный портрет короля Ричарда.
Жоан рассмеялся.
— Ты тоже его недолюбливаешь отца! Я не смог даже работать в его кабинете и выбрал этот, но снимать портрет мне казалось неуместным. — Хотя, это же мой кабинет, верно? Я лучше буду сидеть за этим столом под ободряющим взглядом Армана, чем постоянно натыкаться на надменное и вечно недовольное лицо отца… Ты готов рассказать мне о том, что случилось на женской половине?
Они сели в кресла у камина и Марк рассказал ему о печальном происшествии и о том, что ему удалось узнать к этому часу.
— Значит, ты был прав тогда, заметив, что это странный бред, — задумчиво произнёс Жоан, выслушав его. — И её отравили. Не то, чтоб я был очень уж удивлён. Королевский дворец, к сожалению, не самое безопасное место, но женская половина… Я надеюсь, что ты всё выяснишь и найдёшь виновного. Думаю, что излишне напоминать тебе о том, что нужно действовать крайне осмотрительно, и постараться избежать огласки и, тем более, скандала.
Марк задумчиво кивнул.
— Уже сейчас есть вероятность, что это убийство, хоть и произошло во дворце, никак с ним не связано. Однако пока у меня не будет полной уверенности в этом, я постараюсь не поднимать особого шума. После завершения расследования я немедленно доложу вам о его результатах.
— Конечно, — пробормотал Жоан, а после посмотрел на Марка и улыбнулся: — Я благодарен тебе за вчерашний пир. Мне понравился твой дом и тот приём, который ты мне оказал.
— Я рад, что угодил вам, мой король, — поднявшись, поклонился Марк.
Выйдя из покоев короля, Марк прошёл по коридору, ведущему вглубь дворца, туда, где располагалась его административная часть, и вскоре уже вошёл в анфиладу небольших комнат, ведущих в зал королевского суда. В каждой комнате сидели клерки, склонившиеся над своими бумагами. Они поднимали головы и подслеповато щурились, глядя на проходившего мимо человека, а, узнав его, поспешно и всё же запоздало вскакивали, чтоб поклониться. Миновав анфиладу, Марк пересёк широкий коридор, по которому в зал проходил король и его приближённые, а также проводили подсудимых, и снова оказался в коридоре, куда выходили двери комнат, занимаемых адвокатами и прокурорами суда, где также находились кабинеты судей.