Особое задание - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 27

Оставался ещё вариант податься в учителя. Но походив и поспрашивав, обнаружил, что есть вакансии только в земской школе на краю света, так что и этот вариант не подходил.

И тут случилось чудо! Мои товарищи обнаружили, что в городской библиотеке есть вакансия переплетчика. Боже ты мой! Я уже и забыл, что когда-то в библиотеках существовали такие должности. Читал, что в девятнадцатом веке переплетным делом увлекались многие люди, включая генерала Ермолова.

Сам я переплетным делом заинтересовался в конце восьмидесятых, начале девяностых. Может, кто-нибудь помнит, что в эти годы на нас хлынул океан ранее недоступной литературы? Мне очень нравилось читать «Роман-газету», где печатался и Дмитрий Балашов, и Валентин Пикуль, и все прочие. Но журналы надо было обязательно переплетать, чтобы они выглядели посолиднее, в виде книг. Переплетенные «роман-газеты» читать не очень удобно из-за слишком маленьких полей, но все были довольны. В переплетные мастерские очередь, потому я и принялся осваивать это мастерство. Но не успели мы украсить книжные полки переплетенными журналами, как книгоиздательства наладили выпуск удобных книг. Теперь, в эпоху электронных книг, бумажные становятся раритетами, словно ламповые телевизоры.

Никогда бы не подумал, что стану зарабатывать на жизнь переплетным делом. А вот поди же ты! Директор библиотеки – грузный немолодой мужчина с вислыми усами, похожий на поляка из какого-нибудь старого фильма, тем не менее носивший заурядную фамилию Зуев, а имя-отчество Платон Ильич, прежде чем меня взять, устроил небольшой экзамен, вручив несколько номеров журнала «Нива» за одна тысяча девятьсот четырнадцатый год. Видимо, их было много. Покачал головой, наблюдая, как я сшиваю номера в тетрадочки, повздыхал, но взял, пообещав положить мне жалованье семьдесят рублей в месяц и паёк служащего. Я не знал, насколько щедрое это предложение, по архангельским меркам, но на всякий случай обрадовался.

Теперь, устроившись на работу, можно было снять комнату. С этим тоже помогли товарищи. Но когда хозяйка «слупила» за малюсенькую комнатенку пятьдесят рублей в месяц, тут я и понял, что моё жалованье очень маленькое! Но деваться уже некуда, да и комната недалеко от работы, пришлось соглашаться. Как я выяснял, после съёма комнаты или квартиры следовало встать на учёт по месту жительства в домовом комитете. Как я понимал, это какой-то завуалированный филиал местной службы госбезопасности, но отправляться всё равно придется. С нелегальными жильцами здесь ревностно боролись!

Но сходить и встать на учёт я не успел. Только-только разложил вещи, как в мою комнату постучали. В дверях стояла моя квартирная хозяйка, сообщившая, что меня ждут.

Меня ждало двое солдат. Один с погонами унтер-офицера. Второй – нижний чин, зато с винтовкой с примкнутым штыком.

– Господин Аксенов? Извольте пройти с нами, – сообщил унтер-офицер, кивая на дверь. – И не забудьте одеться.

– Вещи брать? – уныло поинтересовался я, лихорадочно прикидывая, где мог проколоться и надежно ли укрыт мой браунинг, который я спрятал в дровяном сарайчике. Надо было его выкинуть!

– Пока не нужно, – улыбнулся унтер, и у меня отлегло от сердца. – Только документики взять с собой не забудьте.

Архангельск времен интервенции

Глава четырнадцатая

И пусть меня берут на службу!

Сколько в своё время пересмотрел фильмов про Гражданскую войну, что усвоил: при задержании главного героя (красного!) конвоируют двое. Впереди офицер, а сзади солдат, направляющий штык в спину. Так, и никак иначе!

Меня вели не так. Справа унтер-офицер, слева нижний чин, с винтовкой, заброшенной на плечо. Если побегу, оружие несложно сдернуть и выстрелить мне в спину. Только какой смысл бежать? И куда? Справа, если миновать город, будет Северная Двина, а слева, там, где набережная, опять она! Если припустить по реке, можно удрать куда-нибудь к Белому морю, попросить политическое убежище у белых медведей. Может так статься, что и дадут, если медведи создали государство, но это вряд ли.

Шли минут десять, пока наконец не прибыли к похожему на длинный сарай зданию, где над дверями красовалась надпись «Мобилизаціонный пунктъ». Не понял?! Меня что, в армию забирают?

В армию меня забирали один раз, в далекие восьмидесятые годы, когда прямо с экзамена нас вызвали в деканат. Секретарша: «Мальчики, возьмите повесточки, распишитесь!» Было это, как сейчас помню, двадцать восьмого июня, а явиться на призывной пункт следовало уже первого июля. На «отвальной» крутили песню «Машины времени» о вагонных спорах и тех двоих, что сошли под Таганрогом.

Двое суток в комнате, ночевка на панцирной кровати без матраса, поезд до Москвы, ещё один поезд, высадивший нас именно под Таганрогом! Учебка, воинская часть, дембель. Осенью институт, секретарша: «Мальчики, быстренько напишите заявление, что вышли из академического отпуска!» А мы-то дураки и не знали, что почти на два года уходили в «академку».

Попасть в армию северного правительства мне никак не хотелось. Ладно бы в штаб, в адъютанты генерала Миллера – по примеру героя культового фильма (сегодня все фильмы культовые, но этот стоит наособицу), а если засунут в маршевую роту, да отправят на передний край, оно мне надо? У Миллера наверняка в адъютантах кто-то из чинов покрупнее. Вон даже у его заместителя Марушевского в адъютантах ходит целый князь Гагарин, так что мне ничего не светит. И накроется медным тазом моё задание. Мне что, в дезертиры подаваться или в партизаны уйти? Дела… Но деваться-то все равно некуда, придется плыть по течению.

В помещении, куда меня привели конвоиры, уже томилось человек десять: и пожилые бородачи, и парни гимназического вида. Стоим, ждем.

Наконец дождались, что к нам вышел человек в поношенной гимнастерке и с погонами прапорщика на плечах.

– Так, господа добровольцы! Раздеться до кальсон и войти в зал! И документы ваши, будьте добры, какие есть, иметь при себе.

Я вытащил из кармана мои документы на имя Аксенова Владимира. Здесь все или почти все. Удостоверение сотрудника ВЧК, разумеется, было бы перебором, а остальные… Мы в Москве подумали и решили, что липовую биографию делать не стоит, а подлинные бумажки куда надежнее фальшивых.

В зале, похожем на учебный класс, стояли две парты с откидывающимися крышками. За одной сидел пожилой дядька в гимнастерке, но без погон и в пенсне, с амбарной книгой, какими-то бумажками, за другой – полненький господинчик в белом халате, наброшенном поверх кителя. Это что, доктор? А где его стетоскоп?

Чуть сбоку на стуле притулился офицер с орденом святого Владимира на груди. Не Георгий, но Владимир с мечами – тоже неплохо. Один просвет на погонах, но без звездочек, это кто?

Штабс-капитан? Нет, это целый капитан, по-нашему майор!

Пожилой писарь дежурно бубнил каждому подходящему: «Фамилия, имя, полных лет, вероисповедание, образование, участвовал ли в войне, есть ли ранения», а доктор, лениво оглядывая «добровольцев», спрашивал: «На что жалуетесь?» и, не слушая ответа, резюмировал: «Годен».

Прапорщик тем временем бегло просматривал документы призывников – паспорта, какие-то бумажки, Записные книжки нижних чинов и передавал их по эстафете старшему по званию.

Народ жаловался на одышку, грудную жабу, недержание мочи, доктор лишь кивал и говорил неизменное: «Годен!» Не пожаловались только мальчишки, которым оказалось по девятнадцать лет.

Все, достигшие доктора, подходили к капитану, а тот прямо на собственной коленке ставил на бумажку печать и говорил:

– Завтра, ровно к пяти часам, вам следует явиться в Александро-Невские казармы. За неявку будете наказаны по всей строгости закона! Вот предписание.

Значит, меня не загребут на службу Северному правительству прямо сейчас? Это радует. Есть время что-нибудь предпринять. Во-первых, доложить товарищам по ревкому. Во-вторых, продумать линию поведения. Есть вариант – перейти на нелегальное положение. Это, разумеется, плохо, но лучше, чем сидеть где-нибудь в окопах под Шенкурском или пытаться штурмовать по льду Котлас.