Муассанитовая вдова - Катрин Селина "Сирена Селена". Страница 50

Стерлись границы фальшивых правил приличия.

Исчезла агония страха перед ментальным воздействием.

Льерт любил меня.

Каждым горько-сладким поцелуем, каждым мучительно-медленным движением, отдающимся пульсацией в клеточках тела, каждым прикосновением он доказывал, что никогда не причинит мне боль и не заставит делать что-то против воли, – язык тела может рассказать больше, чем словарный запас десятков диалектов Миров Федерации!

Дрожащие пальцы, влажное рваное дыхание, жадно сжимающие ладони и мужские губы… везде. Горячий язык, выводящий на теле руны любви… Так много ощущений, чувственных прикосновений – и каждое откровеннее любого признания.

Чисто физически это мало чем отличалось от полового акта с умершим супругом, но глубоко в душе я понимала, что этой ночью окончательно и бесповоротно рухнула стена отчужденности и ледяного безразличия, которую я тщательно, кирпичик за кирпичиком, выстраивала всю жизнь. Но не жаль, она мне больше не нужна.

Неистово хотелось раствориться в Льерте, стать с ним одним целым, желательно навсегда. Кожа пылала от прикосновений, но все прочие ощущения перекрывали невыносимо упоительные, нежные и тугие толчки внутри меня. Вес его тела. Его губы. Его запах.

– Селеста… ангел мой… любимая… – хриплый шепот пустил очередную волну сладкой дрожи по телу.

Мое имя в устах Льерта звучит как фён – свежий, желанный, горячий. Я сгорала в этом ветре, я сгорала в его объятиях, как до пепла сгорает попавший в атмосферу метеорит. Наслаждение выгибало тело, лавой растекалось по венам, доводило до безумия. Льерта хотелось до одури, до сумасшествия! Я стонала: «Умоляю, еще!» – и толчки сменялись на необузданно быстрые и невыносимо глубокие, вознося меня на новый виток ошеломительных ощущений.

Эйфория, блаженство, экстаз… Ни одним словом не описать, что со мной происходило. Безумство! Когда чудовищное по своей силе наслаждение достигло пика, Вселенная показалась недостаточно большой для нас двоих. Взрыв сверхновой поглотил нас обоих, я кричала и плакала, потому что никогда и ничего подобного не испытывала. Слезы текли по щекам, крик оцарапал гортань, дышать было сложно. Я ослепла и оглохла от навалившегося на меня осознания.

Оказывается, я полюбила Льерта.

Оказывается, я не знала, что такое любовь.

Практически сразу уснула в коконе крепких и надежных рук – так удобно и уютно спать в объятиях любимого на длинношерстных шкурах около камина.

Льерт Кассэль

Представить себе не мог, что так бывает… Когда внутри все смешивается от щемящей нежности до потребности слиться с женщиной в единое целое, раствориться в ней, принести удовольствие, какое только возможно.

После стычки с рептилоидами мои резонаторы отказывались ловить бета-колебания, но с Селестой это было и не нужно. Я чувствовал ее на каком-то внутреннем уровне. Она как идеальный инструмент откликалась на любую ласку, любое прикосновение. Неприкрытое восхищение плескалось в глазах цвета кофе, когда она очерчивала рельеф моих мышц, трогала руки и спину. Ее всхлипы, перекрывающие треск поленьев в камине и раскаты грома за окном, говорили громче всяких слов. Чувствительная и чувственная, желанная и отзывчивая, открытая и честная… Когда она простонала: «Умоляю, еще!» – и впилась ногтями в мои плечи, хваленый самоконтроль и выдержка сгорели в ядерном реакторе.

А спустя каких-то десять минут я уже баюкал спящего ангела в колыбели рук.

Селеста Гю-Эль

Наглые лучи солнца забирались под веки и требовали проснуться. Все тело ломило, но это была приятная ломота в мышцах. Ирония Вселенной – я впервые за несколько месяцев проснулась раньше и могла рассматривать мужчину, в чьих объятиях уснула. Пепельные ресницы отбрасывали густые тени на его щеки. Длинные шелковистые волосы разметались по шкуре, на подбородке показалась мягкая светлая щетина. Пальцы закололо от желания прикоснуться к ней, но я лишь тихо вздохнула, не желая будить любимого. Дрова догорели, от них шел еле заметный дымок, но сам Льерт был настолько теплым, что я счастливо проспала до утра.

Взгляд пропутешествовал ниже и наткнулся на собственные руки. При утреннем освещении стало заметно, что кожа пошла мелкими ожогами и сиреневыми пятнами. Похоже, маскирующая крем-паста не выдержала кислотного дождя. Я аккуратно выбралась из импровизированной постели, прошла к ванне и обнаружила, что все наши вещи выстираны и аккуратно развешаны на бортике.

«Когда только он успел? Неужели пока я спала?»

Одежда за ночь высохла, и я натянула вечернее платье. Посмотрела еще раз на руки и поморщилась. Местами персиковая кожа, местами красные пятна, переходящие в лиловые, мой натуральный цвет. Контраст с бежевой маскировкой под человеческую девушку создавал впечатление, что вчерашние преступники как следует меня поколотили, наставив гематом и синяков, смотрелось некрасиво и жутковато. Я бросила взгляд на рубашку Льерта и, все взвесив, надела ее: не хочу, чтобы он испугался, неверно что-то предположив. Вчера и так не поверил, что погнавшийся за мной здоровяк ничего мне не сделал. Сначала нужно все объяснить…

– Вот уж не думал, что ты можешь проснуться раньше меня.

Сонно-шершавая хрипотца в мужском голосе ослепительной вспышкой напомнила, что было ночью. Я обернулась. Заспанный, взъерошенный и невероятно уютный Льерт лежал на шкурах. Лучи солнца подсвечивали его гриву, а рога и вовсе отливали жидким серебром. Обнаженная мощная грудь, крепкие, перевитые венами руки, мускулистые бедра… Шкура, прикрывающая пах. Кровь быстрее потекла по артериям, низ живота налился жаром.

– Иди ко мне, – Льерт похлопал рядом с собой, – хочу тебя обнять.

На секунду впала в замешательство. Не то чтобы Мартин меня не обнимал… Но не с утра пораньше – у него то совещание в АУЦ, то пресс-конференция или интервью. Наоборот, он обычно просил меня не разлеживаться и встать пораньше, чтобы привести себя в порядок, как подобает леди. Я остро почувствовала, что после секса так и не помылась, на голове как минимум птичье гнездо, да и насчет поцелуев с нечищенными зубами у Гю-Эля был пунктик – он считал, так можно подцепить кариес.

– Мы же никуда не спешим, Селеста, – словно прочитав мои мысли, спокойно сказал мужчина, – и мне все равно, как ты выглядишь. Я просто хочу тебя обнять.

– Но я уже оделась…

– То есть тебя не смущает сон на полу, а лежание на шкуре в одежде смущает? – шумно фыркнул Льерт, забавляясь. – Я не против, что ты оделась, наоборот, только за – камин давно прогорел, не хватало еще, чтобы ты заболела после всех событий.

Он нахмурился, явно вспомнив не только хорошее, что было ночью, но и плохое. Нужно срочно отвлечь его от тяжелых мыслей. Интуиция подсказывала, что Льерт грызет себя за стычки у «Гаванны», искренне считая, что не смог меня защитить.

Хулиганская мысль мелькнула со скоростью молнии. Я повалилась на соседнюю шкуру и принялась щекотать мужчину. Кто может думать о плохом, когда его щекочут?

Уловка удалась, Льерт засмеялся и стал шутливо бороться со мной. В какой-то момент он схватил меня за запястья, повалился на спину и потянул на себя. В серых глазах плескалось столько нежности… В реальность меня вернула внушительная твердость, потершаяся о бедро. В нашей игривой потасовке шкура съехала вбок, мое платье задралось…

Наверное, надо бы радоваться, но на меня накатила иррациональная обида. Семьдесят пять лет я понятия не имела, что бывает так. Когда тобой восхищаются, но не выставляют на всеобщее обозрение. Когда тебя любят любой – и с макияжем и модной укладкой, и непроснувшуюся, со спутанными волосами. Когда действительно защищают и берегут, а не ограничивают свободу из собственной прихоти. Вселенная, да за все то время, что жили с Льертом в одном доме, мы не то что ни разу не ссорились, он даже голоса на меня не повысил! А ведь Льерт – бывший военный…