Пробудившая пламя (СИ) - Вайнир Кира. Страница 92

– Вот значит как... Вот и оставьте эту комнату лари, надо сделать ей там её кабинет. В конце концов, работы ей предстоит много. Так что ей понадобится место, где она спокойно сможет всеми этими делами заниматься. – Такое решение показалось мне правильным.

Печати снялись быстро, словно только и ждали, когда я это сделаю. Сюда я переселю детей, как только закончатся ремонтные работы. Четыре комнаты с небольшими гардеробными выходили в одну большую общую комнату, из которой был выход на широченный балкон. Места должно хватить и детям, и их гронхам.

Одна комната будет свободна. Но может, когда-нибудь Далли подарит мне ещё одного ребёнка. Дитя примирения, знак своего прощения.

– А в каких цветах отделывать покои госпожи? – вдруг задал мне вопрос смотритель. – Какие цветы поставить в покоях?

Вот тут и проявилась проблема, я не знал, какие цвета нравятся Ираидале. Её слова о том, что красный ей идёт, я расценивал, как сказанные ради защиты себя от насмешек. Да и цветы...

– Пока займитесь ремонтом, а как только дойдёте до отделки, я распоряжусь. – Ответил, понимая, что смотритель понял, что я ни хребта не знаю о том, что нравится Ираидале. – Времени у вас мало, а всё должно быть готово, так что начинайте прямо сейчас.

Смотритель поклонился и ушёл отдавать необходимые распоряжения. Я решил ещё раз посмотреть на прежние покои Далли, может, хоть там найду подсказку.

Я завернул за угол в коридоре, когда меня накрыло воспоминание. В тот раз, когда Далли спорхнула мне в руки в день моего возвращения с рубежей, на утро я сам повёл её, чтобы она сама выбрала себе ткани на платье. Пока она рассматривала нежно-голубой шёлк, я заметил ярко-зелёный атлас и предложил ей, а она шарахнулась в сторону.

Она не смогла объяснить почему, но её этот цвет пугал. Просто интуитивно она старалась держаться от него подальше. Мятные, светло-салатовые оттенки ничего подобного не вызывали, а вот именно от ярко-зелёного были такие ощущения. Значит, этого цвета быть в покоях не должно. Уже легче.

– Видел, какое лицо стало у омана? – донёсся до меня тихий голос одного из бессмертных, стоящих на карауле у дверей коридора, ведущего к хранилищу казны.

– Да уж... Смотритель нашёл, что спросить. Какие цветы! – бессмертные видимо решили, что я уже ушёл, и поблизости никого нет, поэтому позволили себе тихо переговариваться. – Весь дворец, до последней наложницы, в курсе, что наша лари любит каргиз, один оман не в курсе!

Точно! Каргиз! Цветы, из-за которых Далли так расстроилась в день родов! Вспомнил, как нежно она прикасалась пальчиками к лепесткам... А ведь именно каргизом она украсила фонтаны и площадь памяти.

Развернулся и направился прямо в хранилище. Правда, притормозил возле бессмертных, по правилам выкрикнувших моё имя на весь коридор.

– Могли бы и сразу подсказать. Хотя бы из мужской солидарности. – Сказал им, проходя мимо.

Возвращаясь, встретил идущих мне на встречу Таргоса и старшего Гарида. Узнав о моём возвращении, они поспешили с докладами и сообщением, что мой казначей прислал весть, что через неделю-две вернётся во дворец.

– Если ничего срочного не случилось, то доклады выслушаю позже. – Обратился я к ним после взаимных приветствий. – Таргос, отнеси, пожалуйста, эту шкатулку с рубинами в мои покои.

– Столько камней, парадную сбрую для коня решил сделать? – поинтересовался молочный брат.

– С ума сошёл? – представил я такую сбрую. – Нет, это на подарок Ираидале. Собственно из-за Ираидалы у меня к вам разговор старший Гарид.

Мы прошли обратно, слуги, спешившие к тем, кто пока заведовал расходами дворца, остались ждать в коридоре, в помещениях хранилища мы были одни.

– О чём вы хотели со мной поговорить, оман? – тут же перешёл к разговору старший.

– Скажите, вот вы мне подсказали, что лучшего строителя, чем Масул, мне можно и не искать. А не знаете ли вы заодно и художника, чтоб лучше не найти? – наблюдал я за выражением крайнего недоумения на лице старшего. – Объясню более подробно. Мне нужно, чтобы этот мастер расписал стены комнаты ветвями цветущего каргиза, да так, чтобы не сразу было понятно, что это нарисовано.

– Вот оно что. Это вам к братьям Альдиву и Рангону. Так нарисуют, что сами не сразу отличите. – Улыбнулся старший.

– И где мне их искать? – довольно потираю руки я.

– Могу сам их к вам прислать, как только вернусь в квартал. – Предложил старший.

– Отлично! – хоть что-то решается быстро и без проблем.

Со следующего дня закипела работа. Выкинули почти всю мебель из комнаты Далли, я велел оставить только её секретер. Его реставрировали мастера из красного квартала. Они же делали и всю мебель.

Художники, ползающие по стенам, напоминали каких-то пауков. Узнав, для кого они расписывают покои, они заметно оживились.

Пройдясь по саду, я обнаружил странную закономерность, кустов каргиза в саду было по пальцам пересчитать. А ведь он цветёт почти круглый год, и хорошо растёт в наших местах. На вопрос, почему это так, старший садовник сначала замялся, а потом признался.

– Не даю я ему особенно-то расти! Несколько кустов есть и хватит. А то опять, полюбится какое место лари, а какая-нибудь гадюка напакостничает, чтоб лари, значит, задеть! Я ж после того случая сам почти весь каргиз и выкорчевал, чтоб больше ни у кого таких желаний не возникало. – Решительно высказался пожилой слуга. – Эти-то кусты, и то иной раз смотришь, все ветки поломали, злыдни! Да я иду и новый куст пересаживаю. Смотрю, лари остановится, повосхищается и дальше идёт. Тоже старается внимания не привлекать к этим цветам.

– А откуда куст пересаживаете? – заинтересовался я.

– Так из горшков и высаживаю. За моим домом стоят. А там впереди конюшня, так что и запаха не слышно, и кадки с цветами за домом не видно. – Пояснил он мне свою хитрость.

– Каргиз в горшках... И хорошо растёт? Не болеет? – сразу спросил я, уже представляя, что с этим можно сделать.

– Чего бы ему болеть? – удивился садовник.

– А вот если попрошу у вас несколько таких кустов в горшках и выставлю лари на балкон? – уточняю, надеясь на хорошие новости.

– Да ничего ему не будет. Вот в комнатах нет, стоять на будет, в раз осыплется. А на балконе за милу душу. – Заверил меня слуга.

По дороге обратно во дворец я натолкнулся на мать.

– Оман, – присела она в приветствии.

– Майриме. – Кивнул ей я. – Рад видеть вас в добром здравии.

– Так рад, что почти неделя прошла с твоего возвращения, а ты не нашёл времени для меня. – С обидой произнесла она.

– После всего того, что вскрылось после моего прошлого возвращения в столицу, желания вас видеть у меня не осталось. – Честно отвечаю я, давая понять, что ничего так просто забыто, не будет.

– Ну, что мне теперь сделать? Встать на колени перед твоей наложницей? Всё, что я делала, я делала ради тебя! Ограждая от зависимости от этой наложницы! – мать говорит громко, с какой-то злостью в голосе. И хоть она пытается её замаскировать слезами, я отчётливо эту злость слышу. – Моё наказание в нижнем гареме на семь недель, назначенное тобой, закончилось. Всего семь недель, как ты вернулся с рубежей. Но тебя не узнать! Где тот правитель, что мог выгнать обнаглевшую наложницу, пообещав отрубить ей ноги, если она осмелится переступить порог его дворца? Где тот мужчина, который никогда не плясал под дудку любой из красавиц гарема? Мой сын, носится, как ошпаренный, готовясь к приезду обычной рабыни, надеясь заслужить её милость? Думала ли я когда-нибудь, что доживу до этого! Ты совсем забыл о гордости, о том, что ты правитель, ты хозяин и господин, и достаточно просто твоего слова! Ты при всех называешь рабыню госпожой. Ещё осталось выйти на торговую площадь и при всех объявить, что она твоя хозяйка! Да ты ковриком готов расстелиться у неё под ногами...

– Точно! Ковёр. – Перебил я мать. – И спасибо, что напомнили об очередной сказанной мною гадости. А то я уже и забыл про это.

Уже почти завернув, я краям глаза заметил, что мать стоит, сжав кулаки, и её лицо искажено от злобы и ненависти. Даже обернулся, но нет, мать прикрыла глаза и поднимает руку к виску. Показалось.