Любовь на краю света - Крамер Ирмгард. Страница 17

12

Конечно, он был на месте. С вызывающим выражением лица, намекающим на то, что в этот раз все будет так, как надо.

— И? Как бы ты хотел на этот раз? — спросила я, запинаясь. Не знаю почему, но во мне появилось отвращение к нему. Возможно, потому, что у него было что-то, чего желала и я, — он смотрел буре прямо в глаза, зная, что за ней мог следовать ураган, и все равно шел вперед. После того, что произошло с ним вчера, я подумала, что он никогда больше не приблизится к воде.

— Покажи еще раз, — сказал он и вытянул свои руки вверх в знак того, что я не должна прикасаться к нему. — Я касаюсь тебя!

О, небо! Есть ли слова, позволяющие выразить ощущение от этой пытки? Я послушно протягивала руки вперед и назад, гребла и прикусила себе щеку, чтобы не наброситься на него, как жаждущий крови зверь. Он преступил мою физическую границу. Никому другому это не дозволялось. Обычно настолько приближались ко мне только люди, которым я доверяла и которых я знала. Ноя я не знала.

— Ты скоро? — спросила я и почувствовала, что мое самообладание сходит на нет. Мне стало холодно из-за мурашек, причиной которых был он.

Наконец он отстранился от меня, опустился в воду и на мгновение замер. На этот раз я пошла за ним по лестнице. Медленно, но с ощущением счастья. Сам того не подозревая, он пугал меня. Казалось, он был удивлен, когда я оказалась рядом с ним в воде.

— Я думал, ты боишься, — сказал он тихо.

Он мог читать мысли?

— Попробуй плыть, оставаясь на поверхности и двигая вытянутыми ногами вверх и вниз, дыши спокойно и самое главное — никакой паники. Я здесь, тебе ничего не угрожает.

Я могла видеть страх на его лице, который словно перебросился на меня. Он боролся с собой. Казалось, эта борьба дается ему слишком тяжело. Он нервно хватал ртом воздух. Но потом он лег в воду и начал повторять движения моих рук. Он проплыл несколько метров влево, остановился на углу. Я сопровождала его. Он должен помнить, что я рядом. Когда он коснулся края бассейна на другом конце, то испугался и не мог в это поверить.

— Есть! — воскликнула я. — Ты сделал это.

В этот момент я не смогла сдержаться и дружески похлопала его по плечу.

— Все? — спросил он недоверчиво.

— Все, — подтвердила я.

Улыбка проскользнула по его лицу, и у меня снова возникло чувство, как будто во мне разгорелся огонь, который, несмотря на то что я была в воде, проталкивал кровь к мозгу. Его смех был чудесен, и я не могла понять, почему он действовал мне на нервы. Он сделал мне одолжение и рассмеялся еще раз — громко, светясь от радости, заразительно, как будто вместе с водой он проглотил целую упаковку адреналина. В эйфории он обнял меня и прижал к себе. Я почувствовала его мускулистое тело, и меня неожиданно охватил страх дотронуться до тех мест, которые я предпочитаю не трогать. Он прижался торсом к моей груди и в тот же миг испугался, словно его укусила анаконда. Так же быстро, как приблизился, он оттолкнул меня.

— Прости, — пробормотал он и отвернулся от меня — на этот раз ему было неловко, и я не могла сдержать улыбку.

Довольно быстро он захотел плавать еще раз. И еще раз. Лишь бы только не было неприятных пауз, когда нужно было разговаривать. То, что он делал ногами, все еще было мало похоже на плавание брассом, к тому же он все время дрейфовал влево, потому что не видел цели, но все же шел вперед и больше уже не тонул. Пару раз я пыталась начать беседу, но он уклонялся. Он не хотел выходить из воды. Сестра Фиделис зашла за нами. Во время завтрака он, не переставая, говорил о плавании.

— Я думаю, что на этот раз мне действительно удалось сделать это. Все прошло гладко. Совершенно иначе, чем раньше.

— Тем самым фрау Павлова в очередной раз подтвердила свою репутацию, — сказала сестра Фиделис и кивнула мне.

— Я считаю, что фрау Павлова может спокойно отправиться домой на выходные. Теперь она мне больше не нужна, — сказал Ной.

Кусок застрял в моем горле. Я же ничего ему не сделала.

Сестра Фиделис, казалось, смутилась:

— Ты очень груб. Я этого не потерплю. Я хотела бы, чтобы ты извинился перед фрау Павловой.

— Простите, — сказал он машинально и положил кукурузные хлопья в рот. Он шлепнул по молоку в чашке и забрызгал свою футболку. Казалось, его мысли были далеко отсюда.

— Не будь эгоистом.

— Простите, — сказал он снова.

Сестра Фиделис, казалось, не замечала, как он играл с ней. Извинялся ли он, молился или говорил по-французски, это всегда звучало одинаково — так, чтобы только удовлетворить ее.

— Ты знаешь, что мы пригласили фрау Павлову не только для того, чтобы научить тебя плавать. Она должна ежедневно проводить с тобой тренировки в качестве компенсации вместо бега. И если это уже получилось один раз, то я хочу запланировать дополнительный час для занятия плаванием именно теперь, когда ты делаешь большие успехи.

Еще час наедине с Ноем. Бабочки в моем животе приготовились к старту. Я не могла даже рассчитывать на это. Но едва они зашевелились, как тут же снова рухнули: лицо Ноя было хмурым и даже измученным, когда сестра Фиделис, как врач, прописала курс плавания с семи до восьми, с двенадцати до часу, с пяти до шести. Я убеждала себя, что по отношению ко мне его недружественный настрой справедлив. Пренебрежение было для меня лучше, чем комплименты. Хотя мне, конечно, причиняло боль то, что он вел себя так, как будто занятия со мной были для него самым большим наказанием. Чувствуя себя униженной, я положила недоеденную булочку на тарелку. Я утолила голод. Я вытерла нож для хлеба салфеткой и положила его в карман сбоку — настало время узнать, что спрятано в чемодане.

Ансельму это нововведение явно не нравилось, ведь обед нужно было сдвигать почти на час, но он, как всегда, проявил понимание. К тому же главным распорядителем здесь была сестра Фиделис. Как она сказала, так и было сделано.

После того как она вместе с Ноем исчезла в классе, Ансельм — на кухне, а Виктор — в лесу, я на некоторое время задержалась в прихожей, чувствуя себя потерянной. Что я делаю здесь? Я не знала толком этих людей. И они не знали меня. Ной ненавидел меня, а мои родители дома не могли найти себе места от беспокойства. Во что я сама себя втянула? Удрученная, я стала подниматься по лестнице.

— Что делать? — спросила я у оленя на стене. Как всегда, мне показалось, что он подмигнул мне.

На сей раз я хотя бы взяла с собой нож. Возможно, чемодан отвлечет меня. Едва войдя в свою комнату, я бросила его на кровать, открыла чемодан и снова была поражена часовым механизмом, изображенным на внутренней подкладке. Я вонзила нож в чемодан. Определенно под тканью был картон или что-то подобное. Но я ошибалась. Всей массой тела я оперлась на ручку, но поскользнулась и упала на чемодан, повредив запястье. Но все еще не хотела сдаваться. Я взяла нож и хотела разрезать тканевое покрытие. Никаких шансов. Черт возьми! Что это был за материал, мне неизвестно, но клинок ничего не мог с ним сделать. В ярости я бросила нож в чемодан, закрыла его и затолкала обратно под кровать. Затем я достала телефон из комода. Здесь практически нигде нет сети, но, возможно, на берегу озера все было по-другому. Я должна уйти подальше от ужасного чемодана. Вероятно, подумала я, там есть двойное дно.

Я пошла по Х-пути через лес вниз, на этот раз медленно, и смотрела на дисплей телефона. Вокруг меня трещали сверчки. Ну вот, палка. Только одна палка. Ничего. В отчаянии я набрала сообщение маме: «Скучаю. Люблю тебя. У меня все хорошо. Скоро вернусь домой». Как глупо это было без связи. Я удалила сообщение. На лесной опушке взвизгнула бензопила. Это наверняка был Виктор. Нужно спросить, есть ли у него телефон и как им здесь пользоваться. Я шла по набережной, пока не увидела Виктора среди деревьев. Он собирался распилить падающее дерево. Пот блестел на его лбу. Его рубашка была расстегнута до груди. Расставив ноги, он собирал ветви. Увидев меня, он выключил огромную бензопилу.