Мистер Солсбери и каслинский черт - Поляничко Виктор Петрович. Страница 25

— А что, если репортер или редактор отдела не согласятся с Пулитцером? Случается ли такое?

Ответ был дан скороговоркой, но вразумительный:

— Да, был случай. Во время президентских выборов 1948 года наша газета выступила в поддержку Эйзенхауэра, а господин Пулитцер поддерживал кандидатуру Дьюи. Тогда Пулитцер двух редакторов отделов уволил, трое ушли сами, а один написал то, что требовал хозяин.

Красноречивый пример.

— Кем в США контролируется пресса? — задали мы вопрос профессору Анненбергской школы коммуникативных связей в Пенсильванском университете Гербнеру.

— Первая поправка к закону гласит, что правительство не имеет права контролировать содержание газеты.

— Значит, пресса у вас совершенно бесконтрольная?

Профессор с минуту помолчал, потом добавил:

— Газеты контролируются издателями, рекламодателями и политиканами.

Нам понравилась откровенность господина Гербнера, и мы попросили его развить свою мысль.

— Одна страница рекламы в газете «Нью-Йорк таймс» стоит восемь тысяч долларов. Под рекламу занято 80 процентов газетной площади. Следовательно, основной доход издатель господин Сульцбергер получает от рекламы. Ее дают фирмы. Поскольку доход зависит от них, он им также оказывает услугу. Услуга за услугу.

— Господин Гербнер, у нас это называется так: «Кто платит, тот и заказывает музыку!»

— Совершенно точно.

Пожалуй, Гербнер был первым человеком, встретившимся в Соединенных Штатах, который так откровенно объяснил принцип, на котором строится «свобода печати» в этой стране.

Нам удалось побывать и в редакциях двух молодежных газет. Одна из них — «Мароон».

На встречу с нами пришла вся редакция во главе с главным редактором Каролиной Хэк, студенткой III курса факультета английской литературы. Нам раздали номера газеты последних выпусков. На столах — виски, закуска.

— Наша газета, — начала свой рассказ Каролина Хэк, — чисто студенческая. Мы ставили перед собой цель: широко информировать наших читателей о событиях в нашей стране и за рубежом, освещать проблемы студенческой жизни. Речь идет о расширении студенческого самоуправления, проблемах увеличения стипендии и обеспечении студентов общежитиями. Есть и другие проблемы, которые мы поднимаем: проблемы сладкой жизни, секса, политики правительства.

Чикагский университет — это частное учебное заведение. Здесь обучается около восьми тысяч студентов. Поскольку это частное учебное заведение, то, естественно, количество стипендий зависит от субъективного желания членов попечительского совета, в котором представлены, как правило, крупные фирмы, торговые компании, юридические конторы. Попечительский совет при определении стипендии обязательно учитывает политическую направленность студента, степень его участия в демонстрациях и забастовках. По этой причине в 1969—1970 годах многие студенты лишились стипендии.

— Какие требования выдвигают студенты, выступая за расширение самоуправления?

— В попечительском совете сидят люди, которые настолько далеки от жизни университета, что ничего не смыслят, а пытаются сверху решать за нас все вопросы. Мы требуем изменить такое положение!

— Мы требуем убрать некоторых преподавателей!

— Отменить или сократить ряд ненужных предметов!

— Ввести распределение выпускников! — со всех сторон посыпались предложения студентов, сидящих в зале.

Каролина кое-как утихомирила своих друзей.

— Поддерживает ли газета какие-нибудь студенческие организации?

— Мы поддерживаем действия организации «Студенты за демократическое общество», солидаризуемся со всеми, кто выступает против войны во Вьетнаме.

Бегло просматривая страницы «Мароон», мы обратили внимание на статью, посвященную проблеме гомосексуализма, где автор положительно относится к его распространению среди молодежи. Статья была подписана К. Хэк. Мы задали Каролине вопрос:

— Почему вы поддерживаете столь ненормальное явление?

Нисколько не смутившись, девушка ответила:

— На днях у нас в университете студенты создали клуб гомосексуалистов. Это им нравится. А наша газета поддерживает все то, что нравится студентам.

Заявление редактора было несколько неожиданным для нас. Видимо, газета в этой проблеме пошла на поводу самой отсталой, явно развращенной части студенческой молодежи. Мы откровенно об этом сказали Каролине Хэк. Кое-кто из студентов нам пытался возразить. Начался спор. Результаты этого спора оказались, однако, удивительными.

Мы еще находились в Чикаго, когда постоянно сопровождающий нас в поездке по стране Ром — выпускник русского отделения Чикагского университета, принес очередной номер «Мароон». Там был опубликован целый «подвал» о нашем пребывании в редакции газеты. Статья начиналась так:

Мы, конечно, представляли, что американские журналисты в погоне за сенсацией могут передергивать факты, но чтобы в такой мере исказить в газете существо нашей встречи — это было сверх наших ожиданий.

Наши хозяева предложили нам посетить еще одну из молодежных газет — «подпольную», как они ее называли. Мы вынесли духоту метро, полуторачасовую ходьбу по лабиринтам Бруклина… но то, что встретили в самой редакции, превзошло всякие ожидания. В замусоренном кабинете редактора газеты «Эназе» («Другой») стояли два стола. Ничего больше из мебели не было. За одним столом сидел длинноволосый, небрежно одетый молодой человек. Это и был как раз редактор Аллен Кацман. На наше приветствие он небрежно махнул рукой, то ли приглашая садиться на пол, то ли отмахиваясь от визитеров. Наступило молчание. Молчал редактор, бросив мимо нас свой отрешенный от всего мира взгляд. Стояли и мы молча.

Том Байер подошел к столу и, положив руку на плечо хозяина кабинета, представил группу. Кажется, это произвело на него впечатление. Теперь он начал осматривать поочередно каждого из нас. Видимо, наши отутюженные костюмы, галстуки и свежие рубашки вызвали в нем отрицательную реакцию: редактор поморщился и, наконец, выдавил из себя:

— Я вас слушаю.

Это было тоже несколько неожиданно. Обычно, в американских редакциях вначале нам рассказывали о газете, ее направлении, представляли ведущих сотрудников редакции.

— Расскажите о себе, — кто-то из нас нерешительно задал первый вопрос.

— Я — поэт, издал книжку стихов, теперь выпускаю газету.

— Где вы учились после школы?

— Нигде.

— О чем пишите?

— О жизни «хиппи», индейцах, любовной лирике, о впечатлениях человека под влиянием наркотиков…

— Вы принимаете наркотики?

— Если я скажу «да», меня могут арестовать.

— Выпуская свою газету, не боитесь, что вас арестуют?

— Нет!

— Что вас побудило создать «Эназе»?

— Мы создали ее в знак протеста против существующей морали, культуры и секса, против вьетнамской войны американского правительства. Мы выступаем за легализацию абортов и наркотиков. Мы поддерживаем «Черную пантеру» и «Хлебную корзину».

— Цель вашей жизни?

Аллен Кацман опять надолго замолчал, потом медленно, четко выговаривая слова, произнес:

— Создать международное интернациональное правительство, в котором бы я участвовал и которое бы распределяло продукты равномерно между всеми людьми на земле. Как видите, я сторонник Маркса, — улыбнулся он.

Видимо, он даже приблизительно не представлял, как фактически далек от Маркса.

— Как вы оцениваете нынешний бунт молодежи в Америке?

Впервые за всю беседу мы увидели, что редактор рассердился:

— У нас сейчас не бунт молодежи, а революция, молодежная революция. Мы уничтожим все существующее в Америке.

— Знаете ли вы что-нибудь о жизни молодежи в Советском Союзе?

— Не знаю, а официальной американской информации не верю.

— Наше посещение газете не повредит?