Кровавый евромайдан — преступление века - Захарченко Виталий Юрьевич. Страница 32

А дальше майданные события стали развиваться по классическим схемам захвата власти через уличные протесты. На президента Украины оказывается колоссальное давление по всем дипломатическим каналам, информационная монополия «западных доброжелателей» и оппозиции становится тотальной. Ни одно действие правоохранительных органов не оставалось без пристального и пристрастного внимания послов ЕС и США. В этих условиях политическое руководство и Генеральная прокуратура требовали от МВД не просто строжайшего соблюдения законов Украины, но и зачастую откровенно перестраховывалось, чтобы не дать повода для новой волны критики в свой адрес «западными партнерами».

Нужно пояснить один очень важный момент, а именно почему наши бойцы патрульно-постовой службы, внутренних войск и спецподразделения «Беркут» были на первой линии противостояния без огнестрельного оружия. По нормам закона Украины (как, впрочем, и других европейских стран) правоохранители не имеют права выходить на охрану общественного порядка с огнестрельным оружием. И хотя в украинском «Законе о милиции» есть положение, что при наличии явной угрозы жизни работника правопорядка он имеет право применить оружие, но при массовом скоплении людей это положение неприменимо, ибо невозможно отделить мирных демонстрантов от радикалов, совершающих правонарушение. Вероятность, что в толпе пострадают дети, старики и просто люди, вышедшие на площадь, очень высока. Зная это, тактика прикрытия радикалов обычными протестующими применялась постоянно. Активно в подобном прикрытии участвовали священники греко-католической и «филаретовской» церквей.

В результате подобной технологии протестующие добивались такого положения, когда милиция часто не имела возможности активно оттеснять радикалов, в противном случае пострадали бы, скажем так, простые граждане, а организаторы получали бы желаемую картинку «расправы кровавого режима» над мирными демонстрантами.

Действенным «противоядием» против таких технологий мог бы служить закон о порядке проведения мирных демонстраций. Еще в мае 2013 года после известных событий, таких как «врадиевская хода» и демонстраций в столице, я в очередной раз призвал депутатов Верховной рады принять этот закон. Подобный закон действует практически во всех странах Европы и четко определяет права и обязанности как организаторов митингов, так и правоохранительных органов. Во многом именно поэтому с радикалами там не миндальничают. Однако закон, который позволил бы не допустить переворота в стране, так и не был принят.

Для понимания ситуации нужно также отметить и особую роль депутатов Верховной рады от оппозиции, которые не только постоянно подогревали градус противостояния в СМИ, но и, пользуясь своей депутатской неприкосновенностью, откровенно прикрывали радикалов. С их помощью на майдан завозились и оружие, и наркотические вещества, они, прикрываясь депутатской неприкосновенностью, сковывали любые законные действия правоохранителей. Казалось бы, противовесом должна была быть провластная коалиция в парламенте, но ни один депутат-регионал или коммунист не только не попытался призвать к закону своих коллег, инициировав, к примеру, снятие неприкосновенности с депутатов, нарушающих закон, но и не оказал какого-либо содействия правоохранителям на майдане. А нужно было всего лишь встать рядом с депутатом-оппозиционером и не допускать злоупотребления статусом. Так нет, депутаты-регионалы или тихо сидели в Раде, или вообще разъехались из пылающего Киева по курортам. К слову сказать, после переворота парламентское большинство очень оперативно «перебежало» на сторону путчистов и своим голосованием фактически легитимизировало захват государственной власти.

Итак, диспозиция правоохранителей и протестующих была такова, что действовать эффективно против радикалов мы могли только в случае принятия политического решения. Я постоянно докладывал руководству страны, что такая патовая ситуация не может длиться вечно. То, что мы продержались так долго, уже говорит о том, что МВД было фактически единственным ведомством в государстве, способным действовать в такой критической обстановке.

К сожалению, мы тратили очень много сил и ресурсов. Стоит напомнить, что кроме охраны правительственного квартала и противостояния с радикалами непосредственно на майдане мы охраняли все подъездные пути в Киев, где на блокпостах несли службу наши люди. Опять же текущие задачи по поддержанию правопорядка в Киеве с нас никто не снимал. Наши сотрудники, безусловно, устали от многомесячного стояния. По большому счету заменить их было некем. Уже к началу февраля мы начали ощущать существенную нехватку даже тех средств, которые позволяли нам сдерживать радикалов. Заканчивались запасы светошумовых гранат, эластичных пуль, слезоточивого газа.

Требуя постоянной готовности к активным действиям, команды начать их мы так и не получили. Это, естественно, не прибавляло оптимизма нашим бойцам. Кроме того, за весь период противостояния было задержано, а потом по решению Верховной рады отпущено по трем так называемым «амнистиям» более 1000 радикалов. Безусловно, это придавало им уверенности в безнаказанности и выводило противостояние на более высокий уровень. Хотя даже тогда я видел пути разрешения кризисной ситуации. Так, во время обсуждения условий третей «амнистии» я предупреждал оппозиционеров, что на майдан поступает оружие. «Вы же уже сейчас не контролируете радикалов, а завтра, когда они окончательно вооружатся и окрепнут, и подавно не сможете. Поэтому я даю вам шанс остаться в правовом поле политического протеста и отмежеваться от радикалов. Вам нужно увести мирных протестующих с майдана на другую площадь. Тогда мои люди смогут зачистить оставшихся вооруженных радикалов». Однако мои предложения остались без ответа, оппозиционеры сделать этого не захотели.

Когда же в западной Украине начали захватывать военные склады, стало абсолютно понятно, что радикалы пойдут на вооруженный переворот. Я видел, что западные кукловоды не собираются мирно решать конфликт, им нужно было свержение власти, и поэтому нас целенаправленно заводят в ту ситуацию, когда иного выхода, кроме силового решения, не будет.

Несмотря на критическую ситуацию, политическое руководство продолжало рассчитывать исключительно на политические методы урегулирования. Я, в свою очередь, не питал иллюзий, и меня при любых договоренностях интересовал только один вопрос — кто будет разоружать радикалов, как это предусмотрено в предполагаемом политическом решении?

Вплоть до последних дней я говорил, что если будет команда — правоохранители смогут силовыми методами разогнать майдан. Но тогда надо четко понимать, что неминуемо будут жертвы. Сколько? Сказать невозможно, очевидно, что при таком скоплении людей — очень много.

Вероятно, именно эта опасность сковывала волю политического руководства, и приказ мы так и не получили. А когда наших сотрудников (замечу — безоружных) начали расстреливать 18 и 19 февраля еще до гибели демонстрантов, стало понятно, что ситуация окончательно выходит на кровавый сценарий.

18 февраля я попросил укрепить нас армейскими подразделениями, на которых можно возложить хотя бы охрану правительственных зданий, высвободив, таким образом, людей для более активных действий. Руководством мои просьбы были устно поддержаны, но вот только никто из военных эту команду так и не выполнил.

После расстрелов на ул. Институтской, 20 февраля, я в ночь на 21 февраля дал команду зайти в административные здания правительственного квартала и выдать бойцам огнестрельное оружие. О чем и заявил публично в своем телевизионном обращении. Находясь в административных зданиях, по закону наши сотрудники при попытке штурма имели полное право стрелять, кто бы нас ни атаковал.

Затем последовало подписание известных договоренностей президента и оппозиции под гарантии министров иностранных дел европейских стран, где предусматривался как отход правоохранителей, так и разоружение радикалов. Как я и предполагал, механизм разоружения радикалов не был прописан и, естественно, он не был осуществлен. А уже через несколько часов после подписания со сцены майдана Луценко и прочие оппозиционеры открыто призвали идти на штурм правительственных зданий. Стало очевидно, что им нужна еще большая кровь и никакие политические решения не работают. Циничность призывов оппозиции была еще и в том, что они осознавали — для них обратной дороги нет, и если они не захватят власть сейчас (пусть даже и ценой жизни сотен протестующих), им рано или поздно придется отвечать за кровь, которую они уже пролили на майдане.