Чердынец (СИ) - taramans. Страница 104
Мне это тоже — не нравится.
Мне известны еще пара-тройка омутов — выше по течению Ржавца. С середины лета и до осени там речка сильно мелеет, и в ширину становится метров пять, вряд ли больше. На этих омутах — этаких блюдцах метров по три-пять в диаметре, даже во второй половине лета глубина остается на уровне пары метров, или чуть меньше. Купаться там можно. Правда и далековато это — километра три, а то и пять — по Боярышной гриве. Поэтому туда никто и не ходит — без необходимости. Лень тащится в такую даль, чтобы просто покупаться — обрывы же куда как ближе, меньше километра от поселка.
Есть и еще парочка примерно таких же омутов. Но уже не на Ржавце, а по болоту, вдоль Горы. Как говорили деды — там и текла, скорее всего, когда-то речка, по которой вогулы достигали Самарки. От речки той осталась лишь заболоченная низина, с чахлой растительностью, и не частые на болоте и невысокие березки и сосенки. А вот чуть дальше от горы, ближе к Гриве — по бывшим берегам этой неизвестной речки, растет цепь старых ив. Стоят они не густо, друг от друга — расстояние изрядное, и по двадцать-тридцать метров бывает. Вот там и расположены эта пара омутов — метрах в ста друг от друга.
Там даже красиво, на мой взгляд — большущие такие старые ивы, дающие хорошую тень, омут возле них, травка-муравка. И это еще дальше от поселка, чем первые омута, на Ржавце. И место такое — классное: и со стороны Гривы омутов не видно, и с горы — тоже, лес по горе заслоняет. И шариться там не кому — там ни грибов, ни ягод. От поселка далеко, даже от дороги, которая идет по Боярышной гриве и то — метров триста. Прелесть, что за место! Но — далеко!
Откуда я все это знаю? Так все-таки я родился и вырос здесь. А пацанам, в погоне за грибами, ягодами, да и просто так — ради самих исследований, куда только забираться не приходится!
— Ну, конечно! О чем речь? Когда вы собираетесь? — девчонки продолжают работать на огороде, поэтому в будние дни — раньше трех никак не могу.
Договорились на среду. Ну что — окей! Объясняю подругам про окей — неграмотного американского президента и его незнание англицкого правописания. Посмеялись.
Предложил сразу поехать на эти дальние омута. На мотоцикле. Светка аж взвизгнула от предвкушения покататься со мной на мотоцикле. Но Катюшка вернула к прозе жизни:
— Втроем на мотоцикле? Мама или папа узнают — ругаться будут! А тебе мотоцикл купили только что, поставят его в сарай в наказание и все, до свидания! Нет… пойдем просто сходим на Ржавец.
Дома, уже лежа в постели, долго ворочаюсь, думаю обо всем. И о своих непростых отношениях с родными красавицами; о возможном раскрытии наших тайн — даже мысли от себя гоню, так не по себе становится; о том, что дело с домом как-то затягивается — уже середина лета, а тут — ни в шубу рукав! Как бы не остаться так в зиму на старой жилплощади. Очень бы не хотелось!
В понедельник приезжает батя и мы, встретившись с ним накоротке на складе, куда он сдает все оставшееся от командировки имущество, договариваемся, что я сбегаю к Митину, предупрежу его, что они вечером с мамой придут смотреть дом и «ударят по рукам».
Игнатьич, опять копошиться в гараже. По легкому «раскардашу», укладываемым в багажник «Москвича» вещам, вижу — мужик собирается «съезжать».
— Добрый день, Трофим Игнатьич! Вот — пришел сказать — батя с мамой сегодня вечером хотят прийти, дом посмотреть, да переговорить.
— Привет, Юрка! Ну вот — видишь, собираюсь, — оценив, как я оглядываю гараж, — да не боись, все оставляю, как договорились. Мне в багажнике всего-то не увезти. Вот… перебираю вещи, что нужное, а что — так… не очень.
— Вот смотри — дождевик оставляю — новый практически! «Хромачи», ношенные, но еще куда как крепкие. Вот — термос есть, армейский, на десять литров. Котелки еще, тоже — новые, фляжки… Одну возьму, а остальные — тебе. Брезент вот — видишь! Новье! Муха не сидела!
Я смотрю, а у него по шкафам, оказывается куча армейского имущества, и все — либо новое, либо — почти новое.
— Игнатич! А не расскажешь — «откуль тако багачество»?
— Ха! Юрка! Места нужно знать! Да ладно… за Тоболом воинскую часть знаешь же? Ну — вот… У меня там знакомец образовался, старшина один. Хохол — как положено! Человек — нужный. Правда, зараза — жадный до одури. Но сторговаться с ним — можно. Вот он мне списанное барахлишко и скидывал. У него там — мно-о-о-го чем поживиться можно.
— Там же — и связисты, и эти… как их…пэвэошники… зенитчики-ракетчики! И даже батальон охраны есть. Ты что — там не бывал никогда?
— Ну как… мимо проезжать-то, по дороге — приходилось. Но там же часть стоит в стороне, километров как бы не пять от дороги. Не видно же ничего. А после поворота — там только край антенного поля видно.
В моем будущем, там уже мало что оставалось. Приходилось мне там бывать, когда в части оставались лишь локаторщики, ПВО-шники. Но судя по зданиям и сооружениям, частично уже заброшенным, сейчас там — приличная такая часть, и народу много.
У нас в школе учились много детей вояк, разного возраста. Они к нам приходили, учились два-три года, и уходили — когда отцов переводили к другому месту службы. Они почему у нас учились — в нашей школе был жилой корпус. Интернат, значит. Школьники там жили по неделям, на выходные их увозили в часть, к родителям. А на момент ледостава на Тоболе — они жили в интернате и по месяцу. Кроме них, в интернате жили еще и мальчишки-девчонки из сел района, где не было десятилетки, а они хотели закончить десять классов, чтобы сразу поступать в институт.
Но таких было немного — все же в СССР не было идеей фикс — высшее образование. И после ПТУ, техникумов, училищ люди устраивались на интересную им работу. А хороший, квалифицированный рабочий — да как бы и не больше ИТР-а получал!
У меня тоже тогда — в будущем, были знакомые в части. И среди офицеров, и среди прапоров — расхитителей Родины. Там у них неплохая сауна была, похуже, чем у меня в спорткомплексе, в подвале, но — зато никто туда не припрется, ни жены, ни навязчивые знакомые. Хоть так, с мужиками попарится, пивка попить — за жизнь побухтеть, хоть с девками. Мою машину там знали, да еще и команду на КПП дадут — и зеленый свет! Подъезжал прямо к корпусу котельной, где с торца был вход в сауну.
Ну да — бардак во вверенном подразделении, но — тогда времена такие были. Выживали все, в том числе и военные. Кушать ребятишкам нужно всем, а родное Минобороны про свой личный состав часто просто забывало. А у меня и денежки водились, да и достать-привезти мог многое.
— А не дашь ли ты Игнатьич, контакты этого нужного щирого хохла?
— Не понял… что тебе дать?
— Ну — свести нас с ним не сможешь? — так, на будущее, почему — нет?
— Ну… фамилию его я тебе напишу. Да — я к нему еще съездить хочу, кое-что взять, предупрежу его, что есть такой интересный парнишка — Юрка Долгов.
— Спасибо, Игнатьич! Предупреди, не забудь.
Митин отложил какие-то вещи в сторону, вздохнул и сел на диван.
— Вот, Юрка… Хоть и пять лет всего здесь-то прожил, а опять — как страничку в книжке перелистываю. Не то, чтобы страшно — как там дальше… но — маетно как-то на сердце! Понимаю ведь — оставаться здесь… не стоит. А — все равно… Старый видать стал, раньше-то я — с места срывался, что ты! И не оглядывался! Все вперед смотрел…
— Ты, Игнатьич, не журись! Все у тебя будет хорошо. Ну сам представь — солнце почти круглый год, теплынь, фрукты-овощи, море под боком — ну красота же! Утром просыпаешься, а в окно тебе ветка вишни, или там — яблони постукивает. Свой сад, свой дом! Может еще и какую женщину приметишь? Все вдвоем жить веселее…
— Да ладно… что ты меня успокаиваешь-уговариваешь… сам все понимаю… говорю же — старый стал, ворчливый, нытный!
— Ты вот, Юра… может уж так и не посидим до моего отъезда… вот скажи мне — а там как? Страшно? — Митин заглядывал мне пытливо в глаза.
Мне как-то сразу и погрустнело… Период болтания в «нигде» я старался гнать из памяти.