Чердынец (СИ) - taramans. Страница 106
Ну это ладно! Успокоится батя. Да вон — он уже успокаивается.
Мама, слушая батины ко мне претензии, тоже смотрела на меня строго так! А потом, видя, что он — успокоился, вновь повеселела! Радостная стала, оживленная! Чувствую — она уже представляет, как мы дом построим и жить там будем. А еще — предвкушает, как она будет рассказывать знакомым — что там и как мы будем делать, да что еще задумали! Даже под руки нас с батей взяла — с одной стороны муж, с другой — сын подрастающий!
У бабушки была и Катя, и дед Гена с бабой Дусей.
Мы сели поужинать, попить чай. Расспросы, расспросы, расспросы. Интересно так — у меня почти ничего не спрашивали, а здесь — что да как? Охи и ахи!
Мама посмотрела на меня и спросила:
— Юр! А я вот думала — та, первая спальня — это для Вас с Катюшкой. А ты говоришь — только для нее?
Ох! В одной спальне с Катей? Это необоримый соблазн! Рано или поздно — спалимся же! Нет уж, лучше добавить родным доверия ко мне.
— Мам! Ну сама посуди — Катюша — уже девушка. У нее должна быть своя комната, чтобы уютно там, спокойно… Да и Света к ней же постоянно приходить будет. А у девчонок же — полно своих секретов, а как их обсудить, если здесь брат-балбес постоянно трется? Не-е-е, мам. Я — летом и на веранде могу, а зимой — в зале. Разве плохо?
Родные подумали, покивали головами — все правильно! Показалось или нет, но отметил мамин взгляд — такой, с ноткой уважения. И Катюшка зарумянилась, взглянула на меня с благодарностью. А разве это не стоит того? Ну — зал, ну и что? Вот живу же в одной комнате с бабой? А там — всяко лучше будет.
Бабушки охали квадратам нашего будущего дома — «ох и харомы! ох и харомы!», деды обсуждали с батей фронт работ. Они даже приняли по паре рюмок, для улучшения работы мозга, так сказать. Причем бабушки — были не против!
— А ишшо вон — стричься хадил с Надькай, к Верки этай, прасти госпади! Виш как абалванила иво! — упс, а я тут и пропустил, что это меня баба Дуся чихвостит. Вот же ж… какая любезная старушка! Бабулечка-красотулечка! Вон что ей надо, а?
Батя перевел взгляд с дедов на меня, коротко глянул:
— Что и правда к Верке ходил стричься? А что — аккуратно так получилось! Почти как в армии! Нормально… для парня! — мне показалось или мелькнула в глазах у бати такая веселая ухмылка, одобрительная такая?
Мама выказала большую озабоченность:
— Тоже… взял моду — к парикмахерше этой ходить! Мог бы и просто в город сбегать, подстричься! Ладно — бабы к ней стричься ходят, она — мастер по женским прическам, а ты-то — куда?
— Мам! Ну… мы же вроде бы это уже обсуждали. Что опять-то? И тетя Надя же со мной была! — я стараюсь смотреть на маму с укоризной — типа, «ты чего, а»? А сам чувствую, щеки у меня как-то потеплели. Вот, черт! Права Галя — врать я не умею!
Хорошо, что на этом обсуждение «моего морального падения» и сошло на нет.
Среда, утро. Проделав все регулярные процедуры, а именно — бег, занятия на стадионе, моцион и завтрак, «хождение по воду», я засел в комнате за стол, и почесал затылок.
Батю я, конечно, подставил с этими вопросами у директора. И я батю — понимаю, сам терпеть не мог оказываться в состоянии «попка-дурак». Если занялся каким-то делом — изучи то, чем занялся. Прежде всего — для себя самого, чтобы понять. А когда вникнешь — тогда и на вопросы любые ответить сможешь.
Здесь же получилось — батя принес заявление и расчеты, а вот пояснить ничего не мог. Кто виноват? Батя? Что не нашел времени вникнуть? Я — который не удосужился все объяснить? Да — исполнитель и виноват. Так было и будет всегда.
Просто ни я, ни, как показало время, батя — мы и не подумали, что Никифоров станет разбираться в принесенных бумагах и расчетах. Ведь как — согласие получено, заявление — должно быть подписано. А вышло — как вышло. Винить Никифорова — в чем? В том, что заинтересовался принесенными расчетами? Ну — его право, он директор, подписывает заявку на снабжение — вправе проверить, а что там просят, вообще-то? И какая разница, что стоимость материалов будет высчитана с батиной зарплаты.
Ладно… чего уж там. Надо еще раз проверить расчеты, чтобы быть в состоянии в пятницу предметно разговаривать с директором. А еще — накидать план работ. За все же сразу — не схватишься, ни рабочих рук не хватит, ни времени.
Так что — садимся, проверяем расчеты, потом — план работ. Вперед!
Хорошо еще, что я и заявление, и расчеты делал в двух экземплярах. Эх… компа нет, принтера нет, даже завалящего калькулятора — и то нет. Да что там калькулятора — даже счетов бухгалтерских и то — нет! Ну, счеты-то можно найти, при желании. Но вот последний раз на счетах я работал… в конце восьмидесятых, кажется, да и то — очень недолго. Тогда уже калькуляторы стали появляться, счеты — закинули на полки шкафов, а потом и вовсе — повыкидывали! Сомневаюсь, что я сейчас смогу пользоваться счетами. Пока вспомнишь… не — лучше так вот — столбиком посчитаю.
Оба экземпляра заявления и расчет материалов я подготовил на пишбумаге. Мама по моей просьбе нетолстую стопку принесла. Старался, выводил — получилось вполне аккуратно. Бате только заявление подписать внизу оставалось. Почерк я себе уже немного поправил. Хоть стыдно не будет. Вот когда с Галей в детский мир заходили, одежду посмотреть — купил и себе, и Кате ручки со стрежнями, в запас и в достаточном количестве. Синие, черные, зеленые и даже — красные. Ну и Светку, опять же — не забыл. И Лизке купил — передал сразу Гале.
Они, эти шариковые ручки, еще не везде вошли в обиход. В начальных классах еще несколько лет ребятишки перьевыми писать будут. Считается, что так красоту почерка прививают. Ну-у-у… не знаю, может так и есть. Действительно, если у человека есть навык написания перьевой ручкой, без клякс, без потеков чернил, без рванья бумаги пером — то получается и правда — красивее. Но — не у всех. Вон у Катьки — практически каллиграфия — так здорово, прямо вот — завидую! И у Светы тоже почерк — на загляденье. Ну… и себе чуть подправил.
Провел я за этим занятием — до обеда. Аж вспотел от усердия. План этот, работ, который — нужно бате показать. Вроде все правильно сделал, но — батя нынешние реалии лучше знает. Как никак на производстве уже не один десяток лет. Он сам таких планов начиркал — ого-го! сколько.
Плотненько так закусил на обеде!
Так… сегодня я пообещал Катю и Светку сводить на речку. Это вызывает некоторую дрожь в животе и ниже. Предвкушение, называется.
Хотя я стараюсь его давить — ничего не выйдет, скорее всего. Людей на речке хоть и мало, а взрослых — вообще нет — будний день, но пацаны различного возраста — наверняка там. И обстановка к дальнейшему изучению… тел моих любимых — не располагает. Но. Собраться нужно. Это пацаны сейчас бегают на речку — просто так. Если кто булку хлеба с собой прихватит — то редкость редкостная. А жрать на речке хочется — всегда. Там же мы проводили массу времени, и не просто лежали: и плавали на перегонки; соревновались в нырках; играли в догонялки и в воде, и на берегу. Энергии уходит — масса. Помню домой приходил — жрать хотелось всегда!
А здесь я иду с девушками, а они — с работы придут. Так-то они, конечно, что-нибудь перехватят у нас дома. Но — как говорили у нас в армии, да и позднее — запас в жо…, нет, лучше вот так — запас карман не тянет!
Я быстренько нырнул в свою «пещеру Алладина» — прихватил очередную пятерку. Деньги утекают, ага. Ну — как пришли, так и уйдут! Нечего жалеть на своих любимых!
Потом тишком, чтобы вопросов не возникало, прихватил у бабы тряпичную сумку. Емкую такую, плотненькую, самодельную. Тут, если сами что-то делают, всегда с запасом — и по объему, и по крепости материала. В сумку кинул старенькое, но чистое полотенце — на всякий случай, вытереться там, блокнот с карандашом, старый дедов перочинный нож — если что-то порезать пригодится! Вот еще — докука — сумка мне нужна! Наплечная, или ранец, только не школьный, а так — и в школу, и по делам. Пока не думал, как тут быть, но заметочку в голове держу.