Почтовые (СИ) - Ли Фатхи. Страница 34

— Нет, Тени — это управляемые подобия. Хофу же — слуги демонов, которые когда-то были людьми. Хофу они становятся каким-то загадочным образом.

Я вздохнула: из рассказа Павла мне почти ничего было не понятно.

Вдруг он остановился и обернулся в сторону гор. Звон колоколов, который звучал хоть и тихо, но весьма отчетливо, резко оборвался, а со стороны города в небо поднимался столп дыма.

— Так это все-таки пожар? — ужаснулась я.

— Может, и пожар, — хмуро ответил Павел. — Странно все это. И колокола, и туман этот. Теперь вот как будто что-то горит: уж не храм ли? Хофу первым делом всегда колокольни жгли… Поторопимся!

— Может, нам лучше вернуться? Вдруг людям нужна наша помощь?

— Не думаю, что это хорошая идея. Скорее всего все это работа архейских караванщиков. Вон, смотри, джонка тоже улепётывает, — поднял голову Павел. — Не бросили бы артефакторы Арзун: островные хоть и чокнутые, но честные.

Мы ехали не останавливаясь, пока не стало темнеть. Перекусывали, не слезая с животных, козинаками, сухарями, орехами и батончиками. Спустились в предгорье с великанами-кайлу и густым сосняком, покрывающим склоны возвышенностей. Чем дальше мы отдалялись от гор, тем ровнее была местность. Холмы, покрытые сухой, выжженной солнцем травой, местами еще сохраняли зеленые островки вблизи оврагов и в тени деревьев. Весь день солнце грело слабо, было прохладно.

Павел обходил стороной все поселения, ругаясь, когда на пути попадались деревеньки, не отмеченные на карте. Он даже вдоль реки отказался идти, потому что «там точно куча поселков, это же река — место, где можно всегда найти еду и сплавить товары».

От долгой езды болела спина, затекли ноги, но Павел хотел отъехать как можно дальше от гор и Арзуна, и мы продолжали двигаться, пока он наконец-то не согласился устроить привал под невысокой раскидистой сосной.

— Переночуем здесь, — решил Павел. — Место хорошее: сухое, закрытое от ветра, и ручей недалеко.

У меня был очень скудный туристический опыт. Проще говоря, я ничего не умела: ни костер развести, ни палатку собрать. К природе я относилась настороженно, как чисто городской житель, и с глубоким подозрением, предполагая полное отсутсвие комфорта и наличие неудобств в виде холода, насекомых, диких зверей и бытовых страданий. Смотреть на холмы мне быстро наскучило, и, в отличие от Павла, который то и дело предлагал вдохнуть поглубже и изумлялся «вкусному» воздуху, красоте пейзажа и яркости неба, меня все вокруг раздражало. Чем дольше я находилась на природе, чем сильнее мне хотелось назад, в милый сердцу загазованный город.

Наконец мы расседлали животных, разожгли костер, разложили пенки и спальники. Хотя правильнее сказать, что это Паша разжег костер, объяснил, куда кинуть спальник и заставил разложить пенку. Он же показал, как готовить ужин на горелке: вскипятил воду, закинул в нее самую простую крупу — гречу, положил ломтики «салями» на толстый кусок хлеба и подал мне. На свежем воздухе любая горячая еда съедается на ура, даже гречка, которую я в городе старалась есть как можно реже. Потом мы пили чай, в который Павел щедро добавил сгущенки и который здесь казался настоящим напитком богов. После такого ужина я не могла ни сидеть, ни стоять от усталости и переживаний, так что меня свалило с ног прямо в спальник.

Дежурить решили по очереди, и первым вызвался Павел.

Спала я плохо: постоянно вздрагивала во сне и просыпалась от криков ночных птиц, а когда наконец крепко уснула, мне приснились родители. Они что-то кричали мне, но я никак не могла расслышать, что же.

Посреди ночи Павел разбудил меня, прервав этот мучительный беспокойный бред, я с облегчением заступила на дежурство и, чтобы снова не уснуть, стала рассматривать загадочный темно-красный кристалл. Я никак не могла понять, тот ли это кристалл, что носила на груди Тень Тимура.

«Растяпа! — ругала я себя. — Куда ты смотрела? Надо быть внимательнее!»

Кристалл, прохладный и гладкий, имел форму вытянутого ромба со закруглёнными гранями и легко помещался в ладони. По краям он был почти черный, в центре его пульсировала еле заметная красная искра. Заметить эту пульсацию можно было только через мои сканеры. Была ли эта она раньше, когда я пыталась понять, что это за артефакт, и изучала его с помощью различных приборов?

«Тогда ее точно не было», — решила я.

В таком случае, откуда эти изменения? По спине пробежал холодок. Мог ли причиной пульсации быть тот порез на моей ладони? Я снова взглянула на кристалл сквозь очки: пульсация исчезла, камень тусклой стекляшкой лежал на ладони.

«Показалось! — с облегчением подумала я. — Что же это за камень такой и какие у него свойства? Защитные? Или что-нибудь этакое, предвидение будущего, например? Или, может, это что-то вроде оружия? Хотя вряд ли: порезавшись об оружие, я уже точно склеила бы ласты».

Мои размышления прервал какой-то шорох: должно быть, птица пролетела, ведь ночь была полна разных звуков. Оторвавшись от кристалла, я осмотрелась: вокруг, кажется, никого не было, и Мурзик спал спокойно и крепко, как младенец, да еще и похрюкивал во сне. Интересно, проснется он в случае опасности или продолжит сладко дрыхнуть, даже когда ему откусят половину мощной лапы?

Подумав, я выпустила из сумки снарков, надеясь, что они не сбегут. Спотыкач недовольно прищурил глаза, глядя на тусклые угли от костра, и улегся мне на плечо, а Проныра сразу скрылся в ночи. Но поскольку он не свистел и не шипел, я не беспокоилась: опасности точно нет, можно продолжить спокойно ждать утра.

В итоге мое дежурство закончилось тем, что я мирно уснула под боком у Мурзика. Как потом сказал Павел, «приходи и бери нас, безмятежно дрыхнущих, голыми руками». А еще нам стало понятно, что мы не созданы для сна на земле, долгих путешествий верхом и отдыха под открытым небом: мы встали раздражённые, невыспавшиеся и опухшие от укусов комаров.

Под утро пошел дождь, земля размокла, и ручей стал значительно больше — повезло, что мы расположились достаточно далеко от него, иначе проснулись бы в воде. Утешало только, что сосна закрыла нас от моросящий сырости и что ночь прошла спокойно.

— Просто мы непривычны к таким путешествиям, — сказал Павел и принялся готовить завтрак, периодически с кряхтением потирая спину. — Думаю, скоро мы уже станем бывалыми путешественниками.

«Или просто помрете от холода, голода или зубов диких зверей», — заметил внутренний Геннадий.

Через несколько часов мы как-то незаметно для самих себя вышли в степь. Далеко вперед, насколько хватало глаз, простиралось колышущееся море. Оно словно струилось и текло по земле серыми и золотыми волнами трав, местами сменяясь невысокими кривыми кустарниками.

Вокруг и правда было ни души. Особенно непривычным для меня было отсутствие столбов линий электропередач и проводов.

— Это и есть та самая острая трава? — спросила я у Павла, беспокоясь за наших животных.

— Нет, она южнее. Это обычный ковыль, — ответил он и, цокнув языком, направил Мишку прямо в желтое море.

Идти по степи было еще хуже, чем по холмам: глазу зацепиться было не за что. Единственным развлечением для меня стали птицы, то и дело выскакивавшие из-под ног наших животных.

Устраиваясь на очередную ночевку, я спросила у Павла:

— Паш, нас тут не сожрет кто-нибудь? Какой-нибудь динозавр или другой какой хищник?

— Вряд ли, — успокоил меня он. — Во-первых, с нами Мишка, а во-вторых, из зверей здесь водятся только тушканчики и суслики. Спи давай.

— Подожди спать. Расскажи еще что-нибудь о Призрачном драконе. Может, ему уже пора открыть глаза и посмотреть вокруг?

— По мне, так лучше обойтись своими силами, — немного подумав, ответил Павел. — Все те три раза, когда, согласно легендам, появлялся Призрачный дракон, мир находился в шаге от катастрофы. Так что лучше не доводить до этого.

В эту ночь я спала гораздо спокойнее: то ли от того, что оба снарка дружно сопели у меня под боком, то ли от негромкого умиротворяющего хрюканья Мурзика. Проснувшись на рассвете, я осмотрелась: Павел еще спал, в воздухе стояла утренняя туманная дымка, вокруг тишина. И среди всей этой безмятежности я вдруг услышала голос Мусы Ахмедовича.