Практическое руководство по злу (СИ) - "overslept". Страница 304

Она наклонилась вперед.

— Так что, пожалуйста, — сказала она так искренне, как никогда. — Не заставляйте меня сражаться с вами, леди Итима. В моей жизни будет только одна война, и она будет не на юге.

Загорелая женщина выглядела потрясенной.

— Ты просишь меня не обращать внимания на многовековую вражду, — сказала она нерешительно.

— Я прошу тебя встать со мной, — тихо ответила Корделия. — Не подданной или вассалом, а союзницей.

Она видела по глазам сыновей, что они все поняли. То, что приближалось, подползало к ним всё ближе с каждым днем.

— Было сказано, что есть только один выбор, который действительно имеет значение, — сказала Первый Принц Принципата. — Умоляю вас, ради всех нас. Сделайте его правильно.

Она протянула руку, и после долгой паузы правитель Ваккеи взяла её. Корделия знала, что за ними последует весь Доминион. Этого будет недостаточно. Да простят её Боги, но этого будет недостаточно. Ей придется вмешаться в дела Вольных Городов, заключить мир между Ашуром и его соперниками, каким-то образом навести мосты с Титаномахией. Корделии придется лгать, строить планы и заключать сделки в темноте ночи, пока её отчаянный, ветхий союз не встанет на ноги.

Потому что приближались безумцы. Чудовища из легенд. Те, что отбрасывают тени на мир из своих летающих крепостей, которые своими колдовскими чарами разрушают саму ткань Творения. Они приближались, и пока Принципат истекал кровью в сотне войн, они учились. Корделия всегда любила слова семьи своей матери, спокойное, исполненное достоинства хвастовство Паппенхайма, брошенное в лицо Врагу, но в конце концов она была в первую очередь Хасенбах. Это было у неё в крови, старая обязанность, которую им никто не назначал, но они всё равно её выполняли. Потому что это было правильно, потому что они могли, потому что никто другой не мог.

Потому Что Мы Должны.

Боги Небесные, пусть этого будет достаточно.

Том II : Эпилог

— Твоя ошибка, Королева Клинков, в том, что ты считаешь добродетель областью Добра. Каждый тиран, когда-либо претендовавший на Башню, каждый дурак и каждый безумец нес в себе семя величия. Смелость, ум, честолюбие, воля. Мы можем сбиться с пути, мы можем потерять себя, но каждый раз мы становимся… немного ближе. Ты думаешь, я боюсь смерти? Я — капля в потоке, который потопит Творение. Я горжусь этим, даже в час моей неудачи. Императрицы возвышаются, Императрицы гибнут. Но Башня? О, Башня выдержит. —Последние слова Императрицы Ужаса Регалии Первой

— Уродливая штука, правда?

С этим было трудно не согласиться. Вокруг трона Праэс было сплетено столько историй, что ложь уже нельзя было отличить от правды, но нельзя было отрицать, что он был ужасен. Камень и железо, жёстко спаянные человеком без единой художественной крупицы в душе. Первый Чернокнижник обладал многими талантами, как говорилось в записях, но творческое начало не входило в их число. Груда камней была приземистой и бугристой, спинка сиденья слегка искривлялась влево, а железо, которым его скрепляли, при нагревании оставило капли на основании. После того, как Триумфальная обрушила Башню на своих убийц в последнем акте злобы, он был найден нетронутым. Не затронутым ни единым обломком. Люди, раскопавшие комнату, сошли с ума и покончили с собой в течение недели после того, как раскопали его. Трон Праэс был не для взора кротких душ.

— Так и должно быть, — сказал Амадей. — Тогда у них было более твердое понимание того, кто мы такие.

Империя, сколоченная из враждующих племен и королевств, которые не смогли объединиться даже перед лицом вторжения миезанцев. Ложь, с которой согласились Тагреб и Сонинке, орки и гоблины, чтобы мир, навязанный им чужеземцами, смог пережить их уход. Праэс не был словом Мтетва или Тагреби — это был Старый Миезан, вырванный из рук врага и удерживаемый в качестве трофея первой Императрицей Ужаса. Он верил, Пагубная знала, что все народы Империи должны помнить звон кандалов каждый раз, когда они говорят о своей нации. Так они никогда не забудут Войну Цепей, не забудут, что было время, когда унижены были все. Когда-то мы не могли смотреть дальше наших собственных ножей и мелких споров, поэтому Творение похоронило нас. Помните.

Полная надежд женщина, Императрица Ужаса Пагубная. Она надеялась до тех пор, пока Верховный лорд Волофа не ударил ее ножом в спину и не украл ее трон, открыв правду о ее империи: власть, полученная через пролитие крови, будет отнята пролитием крови. Всегда. Праэс можно было удержать, но им нельзя было владеть. Не будет Мертвого Короля, который будет править здесь вечно, не будет Догматов Ночи, которым все должны поклоняться. В Империи Ужаса будет сто тысяч Тиранов, все они будут потеряны и будут цепляться за недосягаемое, пока их не настигнет гибель. И Тиран восстанет заново, с огнем в глазах и неутолимыми амбициями в желудке, которые Творение будет отрицать — но о, жажда! Разве не жажда была причиной всего этого? Это была необычайно поэтичная мысль для Амадея, человека, не особенно склонного к чувствам за пределами некоторых очень определенных границ. Он не стал задерживаться на этом. Тысячи поэтов запечатлели свои слова в душе Пустоши, но он не был одним из них. Наследие, которое он искал, было другого рода, хотя и не менее неуловимым.

— Мы все знаем, что это ложь, Мэдди, — рассмеялась Алайя. — Посмотри на всю эту красивую позолоту вокруг трона — близко, но не касаясь. Некоторые границы не пересекают даже праэс.

Зал был пуст, и так было бы уже большую часть колокола. Алайя всегда ставила самые сильные защитные заклинания, доступные хозяйке Башни, когда они требовали это место для своих попоек. Сегодня вечером, по неофициальной договоренности, они решили сесть рядом с Императором Ужаса Третьим Зловредным. Язвительным, как называли его в историях Праэс. Насколько знал Амадей, за десять лет своего правления он почти ничего не сделал, разве что усмирил восстание гоблинов и потерпел грандиозную неудачу в превращении империи в морскую державу. Ашураны приплыли прямо в Талассину и сожгли наполовину построенный флот: единственные выжившие капитаны немедленно дезертировали, устроившись пиратами на Безбрежных островах и став постоянным лезвием в спине торгового флота Империи.

Он знал, что найдется какая-нибудь маленькая деталь о человеке, которого он не знал, которая удивит его, когда будет связана с чем-то, что Алайя сказала ему сегодня вечером. Ей всегда нравилось вплетать в свои слова маленькие скрытые шутки, чтобы он мог найти их позже, вспоминая. Она была такой, даже когда Стражи пришли за ней в трактир ее отца, до того, как мягкие, но смертоносные игры сераля превратили это умение в лезвие, которое режет так же часто, как и дразнит. Многие Лорды и Леди Праэс просыпались в темноте ночи через несколько недель после аудиенции с Малисией, дрожа от осознания всех последствий, казалось бы, невинного предложения. Амадей взял бутылку, когда Императрица Ужаса Праэс предложила ее, отхлебнул глоток ужасного вина и скривился от вкуса.

— Боги, я не понимаю, почему мы продолжаем пить это пойло, — пробормотал он.

— Ностальгия, — задумчиво произнесла Малисия. — Из всех настоек, сделанных на Калернии, я признаю, что настойки, сделанные на Зеленом Просторе, самые худшие. Однозначно.

Она отхлебнула из горлышка, когда он передал бутылку обратно, и вытерла рот тыльной стороной ладони, даже не притворяясь, что соблюдает манеры. В такие моменты Амадей все еще мог мельком увидеть девушку, которую знал. Ту, со смеющимися глазами и горящими амбициями, все еще не ожесточенную тёмными днями, которые ждали ее впереди. И все же, если не считать нескольких разговоров при лунном свете, он почти ничего не знал об этой девушке. Это было обещание Малисии, с которой он действительно подружился. Половина пути между улыбающейся Алайей и суровой Императрицей Ужаса, которая будет править Пустошью.