Стена между нами (СИ) - Кос Анни. Страница 4

Я спрашивала, как именно это происходит, но, увы, жрец не смог ответить.

— С нами не делятся священными знаниями, лишь требуют неукоснительного выполнения обряда.

Это была уже третья проверка в моей жизни. Всякий человек, достигший восемнадцатилетия, но не перешагнувший порог тридцатилетия, проходит ее ежегодно. Первые два раза окончились неудачей, и я искренне надеялась, что так будет снова. Потому очень удивилась, когда в наш дом явился старый жрец и долго беседовал о чем-то с матерью и отцом за закрытыми дверями. Мама выбежала из комнаты вся в слезах, отец после той встречи молчал два дня.

А потом мне поставили метку и отправили в соседний городок, на общий сбор. Мы с Микой оказались теми, на кого указали боги ардере, и родители не посмели спорить. Сельский киссаэр долго вздыхал и сетовал на несправедливость судьбы, ведь уже несколько лет беда обходила нашу деревушку стороной. Однако деваться было некуда. Мы с Микой приняли благословение Праматери и Праотца и стали собираться в дорогу.

Я очень хотела забрать с собой хоть что-то, напоминающее о доме: нарядную одежду, которую мы с мамой вышивали к праздникам, что-то из украшений, дешевых, но дорогих сердцу. А больше всего — книги, по которым папа учил деревенскую ребятню читать. Старинные фолианты, повествующие о подвигах древних героев, чести и славе рода людского. Папа всегда говорил, что это выдумки, но я верила, что это правда, и детской сказкой их сделала недолговечная человеческая память.

Увы, ничего забрать мне не позволили. «Ардере дадут вам все необходимое. Они богаты и щедры к своим избранникам. Всё, чем вы дорожили прежде, покажется ничего не стоящей безделицей рядом с их сокровищами», — сказал старый жрец.

Провожали нас скромно и быстро, мало кто из соседей и знакомых осмеливался поднять на нас глаза. Слишком много там было: радость, что в этот раз злой рок обошел стороной их дома, жалость к нам, избранным для великой судьбы, ненависть к тем, чьими женами нам предстоит стать. Впрочем, нашлись и те, кто завистливо вздохнул, мол, повезло, будете жить по ту сторону Стены.

За этот шепот хотелось ударить. Крикнуть в лицо: «Займи мое место, стань избранной! А мне оставь семью и дом, где я родилась. Испей эту чашу до дна! Отдай свое тело ненавистному, понеси от его семени, приведи в мир нового огненного. И лишь тогда суди о том, чего не знаешь!» Слеп тот, кто завидует чужой судьбе, не ведая о цене, уплаченной за нее.

Но я молчала. Улыбалась. Топила бурю негодования в бескрайнем океане смирения, зная, что непокорностью причиню только новую боль себе и родным.

Все, что я могла, — это шептать слова воззвания: «Склони голову пред синевой взгляда ардере, ибо гнев его — кара свыше. Судьба твоя — его воля, путь твой — его полет, душа твоя — сила его крыльев».

Потом была недолгая дорога, несколько городов, где мы встречались с другими избранными. Мы почти не разговаривали, не хотели делиться своими страхами и надеждами. А надежды были, это точно. Даже Мика странным образом изменилась в последние дни. Обычно тихая и незаметная, она стала еще молчаливее, собраннее, строже. Но воодушевленнее. И хотя я видела, как тяжело ей дается расставание с домом, чувствовала, что надломленность, долгие годы жившая в ней и ставшая её частью, исчезла в одночасье.

А вот я с каждым днем теряла уверенность в том, что выдержу это испытание с честью. Сперва слова молитвы еще утешали, но чем ближе подходил день церемонии, тем острее я ощущала желание сбежать. Неважно, как и куда, лишь бы подальше. Даже мысли о родных отступили на дальний план. Их же не могут наказать за то, что случилось за много дней пути от дома?

В один из вечеров я выбралась в узенькое окошко своей комнаты при храме, перебралась по веткам яблони через невысокий забор и затерялась в узких городских улочках.

На постоялом дворе я подслушала, что утром из города уходит торговый обоз, пробралась в сарай, спряталась на телеге с тюками. Думала, через день или два смогу уйти в лес, скрыться, сменить имя, но вскоре узнала, что метку избранным ставят не ради красоты.

Меня обнаружила спешно высланная вдогонку стража за час до полудня, когда телега уже удалилась от города на приличное расстояние. Никто не поднял на меня руку, не наказал, даже голоса не повысил. Просто вернули обратно, пояснив, что, если мне удастся ускользнуть от глаз людей, ардере всё равно почуют меня. Поиск избранных — один из немногих поводов, дающих крылатым право беспрепятственно путешествовать по нашим землям.

— О себе не думаешь, так вспомни о тех, на чьи головы падет гнев несущих пламя, если ты не прибудешь на церемонию вовремя! — выговаривал мне один из жрецов.

А я с остервенением терла руку, стараясь уничтожить магический оттиск на коже.

Келья встретила меня молчанием и тишиной, даже Мика не зашла проведать, а может, ее просто не пустили. Зато вечером явился иной посетитель.

— Позволь войти, дитя.

На пороге застыл неизвестный человек. Серая ряса, обувь из хорошей дорогой кожи. Темные волосы словно пеплом посыпаны, лицо обветренное, изрезанное слишком ранними морщинами. Но глаза — дивные, светло-голубые, словно озера под летним солнцем.

Он назвал себя Ри́аном, старшим киссаэром. Сказал, что прибыл, чтобы провести церемонию. До него дошли слухи о моем поступке, и он осмелился предложить мне разговор.

— Хочу знать, что у тебя на душе.

Мы проговорили не меньше часа. Точнее, говорила я, он только слушал и кивал, не перебивая, не пытаясь утопить мои тревоги в холодных и бездушных словах проповедей о смирении и покорности. Будто бы знал, что от священных речей уже тошнит, что для меня увещевания потеряли всякий смысл.

Его внимание странным образом облегчило мою душу. Я увидела в Риане искреннее участие, потому доверилась ему, как никому прежде.

— Для начала позволь заверить, что мне жаль, — начал жрец, когда я наконец умолкла. — Сколько бы раз мы ни повторяли, что такова жизнь, всякий раз это ложь. Мы пытаемся спрятать за возвышенными речами неприглядную правду. Дань людьми отвратительна, но это расплата за ошибки прошлого.

Он сделал долгую паузу, словно собираясь с силами.

— Есть то, о чем запрещено вспоминать на проповедях, но, думаю, тебе нужно это услышать, — продолжил киссаэр, глядя мне прямо в глаза. — Что ты знаешь об истории нашего мира, дитя?

— То, что известно другим: Прародители создали нас из глины и воды, плоти и крови земной, научили строить дома, добывать огонь и возделывать землю. В те времена люди были сильными и юными, стремились познать природу, овладеть магией. Они славили своих создателей и несли их мудрость всему миру. Однако миновало три сотни лет, боги отправились в странствие, сбились с пути и не смогли вернуться домой. Мы, их дети, сперва чтили память Праматери и Праотца и возводили храмы в их честь, но прошла тысяча лет, поколения сменяли друг друга, и когда не осталось никого, видевшего свет богов воочию, люди погрязли в жадности и разврате и в конце концов погрязли в гордыне.

Мир утратил священную защиту, и тогда пришла кара богов — ардере. Пять сотен лет назад произошла война, Великий Перелом, мы потерпели сокрушительное поражение. Расплата оказалась тяжелой: крылатые вытеснили нас к южным окраинам обжитых земель, отделив свои владения непреодолимой стеной, вечной и несокрушимой. Они подчинили всю магию, оставленную нам Прародителями, вынудили род людской прозябать в нищете и униженно выпрашивать столь необходимые крохи дара.

— Все верно, — кивнул киссаэр, — именно так учат детей в храмах, даже в самых отдаленных селениях будет рассказана эта история. Вот только есть в ней несколько слов неправды, о которой знают лишь единицы. Но сперва скажи мне, дитя, считаешь ли ты справедливым постигшее нас наказание? Согласна ли, что наша участь — это расплата за недостаточную любовь к ушедшим богам?

Я сильно удивилась. Подобные слова — оскорбление памяти Прародителей. Раз мы наказаны, значит, такова их воля, нельзя роптать. Но киссаэр смотрел прямо и строго, а в выражении его лица мне почудился вызов, оттого слова, готовые сорваться с губ, остались непроизнесенными.