Стена между нами (СИ) - Кос Анни. Страница 6

— А если он узнает?

— Некому рассказывать. О тайне известно двоим: тебе и мне.

— И вы не боитесь, что я выдам её владыке? Скажем, правда в обмен на свободу? Думаю, что алти-ардере будет в ярости. Да только за одну мысль о бунте вас ждет неминуемая кара.

Едва я упомянула о его будущем, киссаэр расслабился и стал куда спокойнее, чем прежде. Мне показалось, что мысль о возможном предательстве и наказании вызвала у него не страх, а облегчение. И это многое значило для меня.

— Не боюсь. Я немолод, совершил множество ошибок, на моей совести тяжкий груз: сотни и сотни таких же утраченных душ, как ты. Даже если за мной придут, чтобы обратить в пепел, я не стану роптать, лишь порадуюсь, что моя смерть откроет тебе путь к свободе.

Мы долго смотрели друг на друга. Сильный мужчина с глазами старца и дерзкая девчонка с внушительным запасом глупых надежд и обид.

Я отвела взгляд первой, чувствуя, как щеки заливает краской стыда.

— Простите меня, киссаэр. Отчаяние затмило мой разум. Я никогда не выдам вас, не поступлю так с тем, кто рискует жизнью, доверяя незнакомке. Не поступлю так с одним из нас, с человеком, вынужденным служить чужой воле.

— Знаю, девочка, и не держу зла.

Так я оказалась в самом сердце чужого мира. Смешно и невероятно, но судьба, будто подыгрывая, свела наши с владыкой дороги. Всего несколько слов, но Дорнан не мог не запомнить меня, а значит, я на шаг ближе к цели.

И всё же как долог будет этот путь!

Главa 4. Юность Дорнана

Дорнан ждал этого дня, как осужденный на смерть преступник собственную казнь: со странной смесью нетерпения и отвращения. Каждый год всё повторялось по кругу: дрожь, напряжение, осторожные взгляды, да и те больше в пол. Гнетущее молчание, приглушенные всхлипы, вспышки дерзких людских надежд, подпитанные сказками и суевериями. Такие же беспочвенные, как и их страх.

И острые уколы совести за то, что он вынужден причинять боль каждому из избранных.

Ненависть стальным панцирем ложилась на его плечи, сковывала движения. Алти-ардере стоило огромных усилий держать себя легко и беззаботно, чтобы никто из новоприбывших не испугался еще больше. Довольно с них и того, что уже произошло, а он… он выдержит, как выдерживал все годы прежде.

Владыка знал, что первый день самый тяжелый. Пройдут считанные часы, люди согреются, убедятся, что им ничто не угрожает, отдохнут — и первая волна искажения реальности пойдет на убыль.

Подумать только, если бы не стена лжи, навсегда разделившая их народы, этого всего можно было бы избежать!

Да, избавиться от гнусного обычая собирать ежегодную дань ардере не смогут еще долгие десятилетия, может, даже века. Но вот ненависть, выпестованную и взлелеянную людьми, можно развеять, как некогда было сделано тут, к северу от Стены.

В юности Дорнан не мог понять, почему все кругом твердят, что ненависть убивает. Думал, всё наоборот: она питает, подстегивает, заставляет двигаться вперед. Делает сильнее, дарит могущество. Не в этом ли суть любого из их народа?

Ардере — горящие. Они — пламя, а пламя — это свет. Легкий, прозрачный, восхитительный, неуловимый. И едва вставший на крыло юноша с упоением парил в небе, купаясь в лучах ласкового светила. Жизнь была легка и беззаботна… Пока однажды, презрев запреты родителей и законы стаи, он не устремился на юг, за Стену.

Дорнан верил, что стоит людям хоть раз увидеть истину — и мрак сомнений отступит, разобьет оковы ненависти, расставит всё по местам. И кому, как не ему, наследнику и будущему владыке всего рода, следует исправить ошибку прошлого?

Он летел на юг с открытым сердцем, преисполненный веры в то, что изменит этот мир раз и навсегда.

Он ошибся.

Всего несколько минут полета над землями людей изменили всё.

Реальность настигла сразу же, обжигающе больно хлестнув по плечам, развернутому полотнищу прозрачных крыльев, скрутив и изломав корону рогов на голове. Тело, светящееся в утренних лучах подобно льдинке, исковеркало, согнуло, выкрасило в буро-серые тона, налило неподъемной тяжестью.

Не успев понять, что происходит, молодой ардере рухнул вниз, начисто сметя пару домов и чей-то фруктовый сад на окраине безымянной деревни. Боль пронзила его сознание раскаленным копьем, заставила реветь и изрыгать пламя, бить по земле хвостом, внезапно обросшим острыми шипами.

В тот день Дорнан впервые ощутил всю тяжесть людской ненависти. И осознал шаткость своего положения и хрупкую уязвимость собственной природы.

А потому был рад, когда черное забытье поглотило его разум.

За сбежавшим наследником явились тем же вечером. Подняли бесчувственное тело острыми когтями, унесли прочь от людских селений, бросив напоследок местному старосте мешочек золотых монет — плату за причиненные разрушения и доставленные неудобства.

Заплаканное лицо матери и суровый взгляд отца стали самым жутким наказанием за дерзость из всех возможных.

Нельзя ненавидеть.

Многоголосый хор произнес эти слова на первом настоящем испытании: проверке на зрелость. В тот год они стали его приговором, доказав неготовность шагнуть во взрослый мир. Через год — снова.

Дорнан метался по своим покоям загнанным зверем, искал утешения в воззваниях к богам и старым книгам. Уговаривал себя забыть тех, кто сотворил весь этот кошмар с ним, с его народом, но возмущение открывшейся правдой кипело подобно лаве в жерле вулкана. Как простить тех, кто практически уничтожил тебя, сверг с небес, разбил о камни, едва не лишив жизни?

Нельзя ненавидеть.

Отчего людям можно, а ардере запрещено? Так не бывает! В этом ли справедливость? Таково ли слово Праматери, таков ли завет Праотца? Да и потом, можно ли перестать ненавидеть по чьему-то приказу? Дорнан долго пытался осмыслить эту фразу. Быть может, это не наставление, а головоломка, которую следует разгадать? Он настойчиво отыскивая зерно лжи, заложенное всего в двух словах.

Нельзя ненавидеть.

Что-то было не так, юный ардере чувствовал это не разумом, а сердцем. Понимание оказалось подобно озарению: любой запрет — принуждение и нарушение свободы воли, естественного течения жизни. Нельзя запретить ветру дуть, воде — течь, огню — гореть. Тот, кто запрещает ненавидеть, подобен глупцу, заливающему маслом костер.

Но просто взять и вырвать из груди чувства тоже не удастся. Сперва следует понять, чем заменить образовавшуюся пустоту, а для этого научиться наблюдать, слушать, созидать. И только потом, примирившись с собой, идти дальше.

Он даже рассмеялся, удивившись тому, как просто решается эта загадка. И мысленно поблагодарил тех, кто заставил его думать над ответом долгих два года. В этот раз Дорнан с легкостью прошел проверку, а когда пришло его время — принял титул и обязанности повелителя рода.

С этого мгновения день прибытия избранных стал для него ежегодным испытанием на прочность. Владыка знал, что ему придется принять основной удар на себя, а потому следует первому из ардере показать людям истинный лик.

Волна искажения ударила мгновенно и безжалостно, вырвав из груди невольный рык, заставила всё тело содрогнуться, ломаясь, вписываясь в нужную форму. Дорнану не надо было даже оглядываться, чтобы понять: он сейчас самое мерзкое существо в подлунном мире. Утешало только то, что теперь игниалас будет в разы легче, ибо даже ненависть не может существовать вечно. Он тяжело расправил крылья, ловя потоки восходящего воздуха. Мысленно заставил сердце биться ровнее, а легкие — вдыхать глубоко и мерно. И поднялся к небу.

Как бы там ни было, самый сложный шаг сделан.

И это повод радоваться.

Главa 5. Перед испытанием

— Почему ты пыталась сбежать?

Мика впервые спрашивает меня об этом. Мы сидим на ее кровати, тесно прижавшись друг к другу. Нам не холодно, но отчаянно неуютно. Все вокруг кажется чуждым и странным. Роскошь предоставленных покоев сбивает с толку и подавляет. На ее фоне мы все кажемся маленькими, незначительными, блеклыми. Все происходящее ирреально, чужие слова, указания, советы будто бы скользят по поверхности сознания, не задевая ни разум, ни сердце.