Божьим промыслом. Стремена и шпоры (СИ) - Конофальский Борис. Страница 54

— Ну, дай Бог, — повторил он.

Много всякого генерал слыхал о военной удаче. Мол, прилетел арбалетный болт в открытое забрало полководцу, и противник выиграл сражение. Или попало пушечное ядро в командира гарнизона осаждённого города, оторвало ему ноги, и гарнизон пал духом и капитулировал. Нежданная удача, лукавый случай, военное везение. Вот только никогда Волков не считал, что это просто рок или судьба, выбравшая одну из враждующих из сторон. Не судьба нанимала дорогих арбалетчиков для сражения, не удача тащила тяжеленные осадные орудия к осаждённому городу — всё это делали люди, думающие о деле, о победе. А уж то, что ядро было выпушено так хорошо, что решило исход осады, или что точный арбалетный выстрел убил вражеского генерала — это и подавно не какое-то там везение, а умение бомбардира или верный глаз арбалетчика. И победа, завоёванная таким способом, — это всего лишь нежданный бонус за тяжкие усилия, предпринятые кем-то.

Вот и то, что произошло позже, он посчитал не провидением или глупым случаем, а последствиями своих правильных действий, да и своей разумностью.

Уже когда стемнело, когда ротмистр Юнгер вернулся и доложил, что гонец с письмом благополучно покинул город, а помощники кашеваров уже накрывали скатертями столы для офицеров, от ворот пришёл сержант и доложил, что генерала спрашивает человек, имя которого Готлиб Дерик Кохнер.

— Кохнер? — переспросил генерал. Пару раз толстяк появлялся в казарме, и Волков давал ему немного денег, пять, кажется, монет в общей сложности, и ещё разговаривал с ним, слушал о том, как тяжела стала у бывшего ротмистра жизнь после того, как его попросили со службы. Он выслушивал его и, несмотря на занудство Кохнера, старался быть с ним ласков. Но всё же потом раз отказался его принять, думая, что толстяк пришёл опять просить денег. И на этот раз сначала подумал отказать, но потом что-то сыграло в его душе, поглядел он на стол, на кушанья, что расставляли кашевары, и решил покормить бывшего ротмистра, а вот денег больше не давать. И распорядился:

— Ладно, сержант, веди сюда этого Готлиба Дерика Кохнера.

И когда сержант привёл бывшего ротмистра, барон, увидав того, даже засмеялся. Уж как изменился Готлиб Дерик, кажется, пуд прекрасного сала, что он нажил на службе в страже, покинул его, что, впрочем, шло ему только на пользу. Но всё ещё толстый человек, встав в дверях, озирался, взглядом ища среди многих фигур офицеров генерала. И на помощь ему пришёл Карл Брюнхвальд; он, сидя справа от своего товарища, поднял руку и крикнул:

— Господин Кохнер, идите сюда!

Толстяк обрадовался, что кто-то обратил на него внимание, и поспешил к ним во главу стола, а генерал, пока майор Дорфус не занял своё место слева от него, пригласил его сесть:

— Садитесь, ротмистр, подле меня.

— Вот спасибо вам за приглашение, — Кохнер плюхнулся на лавку рядом. И пока Волков не успел ему ничего сказать, выпалил с возбуждением: — А я-то к вам не просто так.

— Вот как? — улыбнулся барон и взглянул на полковника: вот видите, Карл, не зря мы ротмистра пригласили к ужину. Человек-то пришёл не просто поесть. А потом обернулся к толстяку и спросил:

— Видно, у вас есть какое-то дело ко мне?

— Есть, есть, — всё так же запальчиво говорил бывший ротмистр стражи, и по виду его и по манере речи было ясно, что дело, о котором он пришёл говорить, весьма важное. И он с жаром продолжал: — Хоть папаша мне всегда говорил, что я не шибко большого ума, но тут мне сдаётся, что вам моё дело пригодится.

— Ну, мы слушаем вас, — продолжал улыбаться ему барон.

— А говорить всё при нем? — приблизившись к Волкову и кивая на Брюнхвальда, тихо спросил толстяк. — Дело-то такое… какое иным всяким, может, и не нужно слышать.

— Полковник Брюнхвальд — мой начальник штаба, моя правая рука и мой близкий товарищ, — успокоил собеседника барон. — Можете говорить при нём всё, что хотели сказать мне.

И тогда Готлиб Дерик Кохнер заговорил.

Глава 36

— Нынче, едва я собрался поесть, едва сел, как постучали в двери, ко мне явился сам Юрген Гольдбрих.

— А это…? — уточнил генерал.

— Сослуживец мой по страже, был моим сменщиком на воротах, хороший человек. Семья у него хорошая, и жена…

— И что же он вам сказал? — перебил его Волков, которому было не очень интересно слушать про жену сослуживца ротмистра.

— А… Ну, это… Короче, пришёл он и спрашивает: мол, хочешь восстановиться в страже?

— Он предложил вам восстановиться? И в каком звании? — спросил Карл Брюнхвальд. — Вы, кажется, были в звании ротмистра до того, как вас выгнали… То есть уволили.

— Вот в том-то и дело, Юрген и говорит: дескать, тебе звание вернут. И это не он придумал, это сам выборный полковник Пресслер обещает вернуть мне звание и должность.

— Выборный полковник? — снова интересуется Брюнхвальд. — Кажется, был у вас раньше Прёйер.

— Прёйер — это выборный полковник городского ополчения, — разъяснил толстяк, — а выборный полковник стражи — это как раз и есть Пресслер.

— Понятно, — покивал головой Брюнхвальд.

— Значит, вас предлагают восстановить в звании. Ну что ж… Прекрасная новость! Поздравляю, — произнёс барон. — Я всегда считал, что вы достойны быть офицером, — но он был не так прост, чтобы не понять главного. — И, судя по всему, этот самый Юрген Гольдбрих объяснил, что вы для этого должны сделать.

— Да в том-то и дело, что ничего особенного, — продолжал рассказ Готлиб Дерик Кохнер. — Просто, говорит, иди сегодня к полковнику, он тебя и запишет обратно в стражу. Иди, говорит, прямо сейчас.

— Так поздно уже, — напомнил ему Карл Брюнхвальд. — Уже ночь скоро, неужели так приспичило стражникам?

При этом полковник многозначительно взглянул на генерала: видно, ваша с майором Дорфусом и Вайзингером ночная проделка даёт свои результаты, стража, кажется, оживилась. И Волков сам так думал, но молча продолжил слушать толстяка.

— Так и я ему говорю, Юргену: друг, а не поздно ли? Неужто полковник будет дожидаться меня до ночи? А он мне и говорит: будет, будет, сейчас многих офицеров и из стражи, и из ополчения просят прийти к коменданту. И полковник там всех ждёт, хоть ночь, хоть не ночь. Иди, говорит, тебя запишут.

Тут генерал и полковник опять переглянулись, и на сей раз взгляды их были уже весьма серьёзны, а после генерал спрашивает у Кохнера:

— Как я понял, офицеров стражи и ополчения собирают в комендатуре на ночь глядя. Вот только не ясно, для чего. Уж, может, вам про то известно?

— Не только некоторых офицеров, ещё и некоторых сержантов собирают, кто новый или кто уже ушёл со службы, но то лишь поначалу, как сказал Юрген, для записи их и для объяснения диспозиции, а завтра поутру будут уже всех офицеров и всех людей собирать, — отвечал ему толстяк.

Волков молчал, лишь поставил локти на стол, да смотрел на бывшего ротмистра. А вот Карл Брюнхвальд стал задавать вопросы:

— То есть всех бывших офицеров нынче ночью просят явиться в комендатуру и обещают восстановить им звания?

— Юрген так мне и сказал, — кивает толстяк.

— А комендатура находится где?

— Так в арсенале, — отвечал Готлиб Дерик Кохнер.

— А арсенал в цитадели, — вспомнил полковник. — И как же вы собираетесь попасть ночью в цитадель?

— Ах да, — вспомнил Кохнер, — Юрген сказал мне пароль для входа.

— Даже пароль уже придумали! — восхитился генерал. Он понимал, что это верный признак того, что горожане за дело взялись всерьёз.

— Да, пароль тот — «свобода», — сразу выдал тайну Готлиб Дерик Кохнер.

— Что за глупость! — поморщился Карл Брюнхвальд.

— То не глупость, — с жаром стал говорить толстяк, — я ничего не придумал, Юрген мне так и сказал: «свобода» слово молвишь тебя впустят.

— Друг мой, я не о том, — успокоил его полковник, — я про то, что такой пароль и звучит-то глупо, зачем такие придумывать? Я не в том смысле, что вы в чём-то ошибаетесь, а в том, что пароли придумывают не так.