La famiglia (СИ) - "Lieutenant Lama". Страница 37

— Не отставай, профурсетка. — Блеснул ряд белоснежных зубов, а затем меня, возмущённо задохнувшегося воздухом, обдало альфячьим запашком: этот придурок так и не был в душе с самого пляжа.

Я скрипнул зубами и пошёл следом. Дверь мне, разумеется, никто не придержал.

Мы играли втроём, присобачив лишний монитор, ещё с час. Джулия перекидывалась с кузеном шуточками, а я тупо втыкал в экран, стараясь унизить их обоих в игре как можно жёстче.

— Ну Лиам и разошёлся, — - хохотнула Джулия, когда я разрезал её бензопилой напополам на первой же минуте игры, и закинула в рот попкорна на целый кулак. Моделью она быть хочет, посмотрите на неё! А ты знаешь, что тебе придётся отказаться от всего, что ты так сильно любишь?!

Ганби ткнул её локтем в плечо и что-то тихо шепнул так, чтобы я не расслышал. Морда у него при этом была преехиднейшая. Они захихикали, как два школьника в столовой при виде всеобщего изгоя. И ладно, Джулия! Она ведь и правда школьница! Но этот?! Он меня лет на десять старше! У него же даже седой волосок на виске торчит! Думал, если ты блондин, никто и не заметит? Ха! Наивный!

Я набычился, продолжая убивать бедных людишек с особой жестокостью.

— Ну-ну, Лиам, не куксись, — смеётся эта сволочь, дружески похлопывая меня по плечу. Светлые глаза смотрят на меня уж слишком пристально. — Мы ведь шутим. Верно, Джулс?

— Да, Лиам, не обижайся, — шепелявит поганка сквозь полный рот попкорна. — Когда уже я буду маньяком?!

— Чтобы стать хорошим маньяком, нужно думать, как маньяк, — бурчу я, отбирая у неё миску с попкорном. Потом заканчиваю игру и запиваю вкус кофем Викторова приготовления. Кофе и вправду вышел преотлично. — Хорошо получилось, — говорю ему, поглядывая исподлобья. Закидываю удочку или типа того. Надо же как-то налаживать отношения с, прости Господи, внучком. Сколько нам ещё сотрудничать? Всю жизнь?

— Обращайся. — Уголок губ едва заметно ползёт вверх. Не то чтобы я планировал его веселить, этого уёбка, что называет меня женщиной лёгкого поведения. Даже не мужчиной лёгкого поведения! Это я бы ещё стерпел! Но нужно как-то топить лёд, в конце концов. Джейк прав. Как бы я его ни ненавидел, мне нужно привыкать, что с этой минуты нам придётся много времени проводить рядом. Семья, блин. Которую не выбирают.

Мы играем так, пока не садится солнце, и Джулии наконец-то выдаётся побыть маньяком. Мне приходится кооперироваться с Ганби, несмотря на то, что маньяк слабенький.

— Куда прёшься, идиот! — шиплю я. — Чини генератор, пока она не видит!

— Сам чини, если жизнь не дорога! — шипит в ответ Ганби.

Так, в сопровождении шипения двух змей и зевков Джулии, проходит игра. В конце она заявляет, что ей нужно ответить «Багу» и уходит на кровать. Ганби, разумеется, хмурится и спрашивает, что за Баг. Джулия, разумеется, закатывает глаза и отвечает, что это её двадцатипятилетний приятель-байкер. Ганби, разумеется, выговаривает ей, какая она ещё маленькая и глупая. А я, разумеется, спешу передислоцироваться в ванную комнату, потому что не собираюсь участвовать в этом диалоге даже в качестве слушателя.

Когда я возвращаюсь со свободным мочевым пузырём и распаренными в душе порами (да, я знаю, что невежливо так надолго оставлять гостей, но какого чёрта? ругаться тоже невежливо!), то обнаруживаю Джулию сопящей на кровати и пускающей слюни на мою подушку, а Ганби хмуро уткнувшимся в телефон.

— Ты какого хрена ещё здесь? — спрашиваю уже даже не гневно, а вполне себе равнодушно, елозя маленьким полотенчиком по мокрым волосам.

Вместо ответа этот пижон, развалившийся на моём диване, словно он у себя в кабинете на миллионном этаже, выгибает свою дурацкую золотистую бровь и выдаёт уж совсем невообразимое:

— Какого хрена ты моей сестре голову морочишь, шлюшонок?

— Че... чего, блять? — ору громким шёпотом и злобно срываю полотенце с головы. — У тебя совсем кукуха потекла?!

— А от кого бы она ещё нахваталась этого дерьма?!

— Да я... да я... — Я с пару секунд тупо хватаю ртом воздух. — Да я её полдня знаю, ты! Дубина!

— Тебе хватит и полчаса, золушка, — выплёвывает Ганби, скаля зубы. — Весь день отлипнуть от неё не мог. Что ты там ей наговорил? Уже рассказал, как здорово сосать за деньги?

Я сжал челюсти так крепко, что, кажется, заскрипели зубы. С мгновение смотрел на этого ублюдка, развалившегося в моей комнате, как будто он тут главный, а затем медленно подошёл и грубо ухватил за ворот рубашки. Заскрипела ткань, покатилась по полу маленькая пуговица, но я и внимания на то не обратил. Сверлил, едва сдерживая кровавую дымку, голубые, почти ангельского цвета глаза напротив. А Ганби и не пытался сопротивляться. Знает, кто тут сильнее, ушлёпок. Но он ошибается. Его альфа-бицепсы тут ему не помогут, пока для Джейка я — нечто особенное и любимое. И это уже не изменится, я понимаю это. Понимает и он. Не может не понимать.

Я чувствую, как кривятся губы в некрасивом оскале, а сердце зло колотится о грудную клетку.

— Ещё раз посмеешь назвать меня подобным образом, — шиплю ему прямо в лицо, жёстко сминая в руке прочную ткань рубашки, — и, клянусь богом, я...

На красивом лице, тронутом загаром, что находится на расстоянии ладони от моего, расцветает лёгкая усмешка.

— И что, Лиам? — спрашивает он шёпотом и почти ласково. — Что ты мне сделаешь?

Снова чувствую скрежет зубов, и слова вылетают прежде, чем я успеваю хотя бы осознать, что говорю:

— Я отрежу тебе твои бесполезные яйца, ублюдок...

Не знаю, насколько глупо это звучало в тот момент. Сомневаюсь, что я бы реально отрезал ушлёпку хоть что-либо, но, видимо, именно в тот момент я мог бы.

На лице Габни не отразилось испуга, не отразилось и веселья. Только нечто потаённое, яркое, рвущееся наружу и очень отчаянно-злое.

Поцелуй я ощутил через короткий миг после того, как крепкие пальцы ухватили меня за затылок, вплетаясь во влажные волосы. Пахло древесным одеколоном. Язык, оказавшийся очень нежным на ощупь, страстно толкался внутрь, словно в отчаянии пытался забрать как можно больше, вобрать все доступные ощущения.