Память льда - Эриксон Стивен. Страница 124

— Провидец, я не говорил, что чувствую себя одиноким. Я лишь сказал, что у меня нет друзей. Находясь среди тенескариев, я постоянно ощущаю твою священную волю, изливающуюся на меня. Но женщина, идущая рядом… или уставший ребенок, которого я взял на руки… или кто-то еще… если они умрут, то станут моей пищей. Где же здесь место для дружбы? Каждый из нас является для другого всего лишь возможным источником пропитания.

— Однако до сих пор ты отказывался есть подобных себе.

Ток промолчал.

Паннионский Провидец вновь подался вперед:

— Ты и сейчас откажешься от угощения? Это необходимо любому человеку, чтобы выжить.

«И тогда безумие окутает меня, словно мягкий и теплый плащ».

— Если только человек этот вообще хочет жить дальше…

— А разве жизнь не имеет для тебя смысла, Ток-младший?

— Не знаю.

— Давай проверим.

Морщинистая рука поднялась. Пространство перед Током заполнилось волнами магической силы. Малазанец увидел столик, уставленный подносами с горячим мясом.

— Вот твоя пища, — сказал Паннионский Провидец. — Редкостное по вкусу мясо. Во всяком случае, так мне говорили. Видел бы ты, каким голодным огнем сейчас пылает твой глаз! В тебе живет зверь, и его совершенно не волнует, чье это мясо. И все же советую тебе не набрасываться на еду. Твой желудок успел привыкнуть к голоду. Каждый лишний кусок он немедленно вытолкнет обратно.

С тихим стоном малазанец опустился перед столиком на колени. Его руки сами потянулись к пище. Едва начав жевать, он ощутил, как заныли расшатанные зубы. К сочному мясу прибавился привкус его собственной крови. Ток разжевал и проглотил пару кусков. Желудок сжался, отказываясь принимать даже такую малость. Усилием воли юноша заставил себя остановиться.

Паннионский Провидец встал с кресла и на негнущихся ногах подошел к окну.

— Я убедился, что смертные армии бессильны против угрозы, надвигающейся с юга, — сказал труп. — Я приказал своим солдатам отступить. Врагов я уничтожу своими руками. — Он повернулся к гостю. — Говорят, что волки отказываются есть человеческое мясо, если у них есть выбор. Я умею быть милосердным, Ток-младший. Можешь есть смело, это оленина.

«Сам знаю, старый ублюдок! Похоже, у меня теперь не только волчий глаз, но и волчье чутье».

Ток потянулся за новым куском.

— Сейчас мне уже все равно.

— Отрадно слышать. Чувствуешь, как к тебе возвращается сила? Я взял на себя смелость исцелить тебя, но делаю это медленно, дабы не повредить дух. Ты нравишься мне, Ток-младший. Немногие знают, каким добрым умею я быть. Вряд ли сыщется повелитель милосерднее и заботливее, чем я.

Паннионский Провидец опять повернулся к окну.

Ток продолжал есть. Его тело наполнялось забытой силой. Он жевал, внимательно глядя на двигающийся труп старика.

«Какая странная магия. Она пахнет ледяным ветром. Это память о древнем, очень древнем мире. Только вот чей это мир?»

Стол, мясо, Провидец — все куда-то пропало… Ток видел мир глазами Баалджаг. Волчица неспешно бежала. Потом она повернула голову. Сзади шла госпожа Зависть, а чуть поодаль — Гарат. Громадный пес был весь изранен. Раны кровоточили и сейчас, роняя на землю темные, тягучие капли. Слева от Гарата шагал Тлен. К прежним шрамам добавилась целая паутина новых. Из высохшего тела торчали обломки костей и оборванные жилы. Уму непостижимо, как т’лан имасс еще держался на ногах и даже был способен идти.

Сегулехов Ток не видел, но ощущал их присутствие. Волчица, как и он сам, находилась во власти воспоминаний, пробужденных ледяным северным ветром. Каким-то образом они были связаны с Тленом.

Т’лан имасс замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Спутники последовали его примеру.

— Откуда эта магия? — спросила у него госпожа Зависть.

— Ты знаешь не хуже меня, — хрипло ответил ей т’лан имасс, продолжая принюхиваться. — Это не Паннионский Провидец, а кто-то стоящий за ним.

— Невероятный союз, однако похоже, что…

— Да, похоже на то, — согласился Тлен.

Глаза Баалджаг вновь обратились к северу. Над зубчатой линией горизонта разливалось странное сияние. Оно наполнило долины и теперь двигалось сюда. Шелест ветра превратился в вой. Току почудилось, будто все вокруг скованно льдом.

— Это яггутская магия, — сказал т’лан имасс.

— Тлен, ты способен ей противостоять? — поинтересовалась женщина.

— Для этого нужна поддержка клана, а я один. Сражения отняли у меня много сил. Если ты не сумеешь уничтожить эту магию, нам придется спасаться бегством. Но в покое они нас точно не оставят.

И куда только девалась прежняя беспечность госпожи Зависти? Она с нескрываемым испугом глядела на зловещее сияние, наползающее с севера.

— К’чейн че’малли и… яггуты. Если это союз, то самый невообразимый. Скажи, а в прошлом бывало нечто подобное?

— Нет, — коротко ответил Тлен.

Снежная крупа, сыпавшаяся с неба, превратилась в град. Ток чувствовал удары градин, обжигающие шкуру Баалджаг. Волчица опустила голову. Вопреки словам Тлена госпожа Зависть и ее спутники двинулись навстречу слепящему ветру.

Горы впереди покрывались мантией — белой с зеленоватыми прожилками…

Ток моргнул и вытер слезящийся глаз. Он опять был в башне, возле стола с угощением. Провидец стоял к нему спиной, окутанный яггутским чародейством. Теперь загадочное создание, прятавшееся внутри трупа старика, стало отчетливо видимым: высокий, костлявый, совершенно безволосый, с зеленоватой кожей. Малазанец пригляделся. От ног этого существа отходили серые корни. Они хаотично извивались по каменному полу.

«Корни питают яггута! — догадался юноша. — Он черпает силы из другого магического источника, и тот гораздо древнее Омтоза Феллака».

Паннионский Провидец отошел от окна.

— Ты меня разочаровал, Ток-младший. Неужто ты думал, что сможешь отправиться на свидание к своей волчице, а я об этом не узнаю?.. Впрочем, сейчас важно не это. Тот, кто внутри тебя, готовится к возрождению.

«Тот, кто внутри меня?»

— Увы, — продолжал Паннионский Провидец, — Звериный трон пустует. Что ты, что звериный бог — вы оба не можете тягаться со мною силой. Но все равно, прояви я беспечность, ты сумел бы меня убить. Ты мне соврал! — Последнюю фразу он выкрикнул, и Ток вдруг увидел перед собой не старика, а ребенка. — Лгун! Мерзкий обманщик! И за это ты познаешь страдания!

Паннионский Провидец неистово взмахнул руками.

Тело Тока-младшего сжало железными обручами боли. Боль подняла его в воздух. Хрустнули кости. Бедняга закричал.

— Я разломаю тебя! Да, разломаю на куски. Но я не стану тебя убивать. Нет, ты проживешь еще долго, очень долго. Ну что, каково корчиться от боли? Не обольщайся, смертный, это пока еще цветочки. Что ты можешь знать об истинном страдании? Но погоди, я дам тебе познать настоящую боль, Ток-младший. Не сомневайся: ты отведаешь ее.

Паннионский Провидец сделал еще один взмах.

Ток вдруг оказался в полной темноте. Мучительная боль не ослабевала, но и не усиливалась. Воздух вокруг был тяжелым и спертым. Юноша застонал, и стоны его отдались от стен глухим эхом.

«Он отверг меня. Мой бог прогнал меня, и теперь я… совсем одинок. По-настоящему одинок…»

Кто-то надвигался на него, шумно дыша. Послышался какой-то странный, мяукающий звук, который становился все громче. И вдруг чьи-то костлявые руки обвились вокруг малазанца, заключив его в удушающие объятия. Некто прижал его к дряблой, шершавой груди. Малазанец увидел множество трупов: одни были полностью разложившимися, другие — лишь наполовину. И всех их обнимали огромные змееподобные руки.

У Тока были сломаны ребра, а кожа взмокла от крови. Однако исцеляющая магия, дарованная ему Паннионским Провидцем, еще продолжала действовать. Раны затягивались, кости срастались, чтобы вновь треснуть в диких объятиях неведомого существа.

В мозгу зазвучал голос Провидца:

«Остальные мне наскучили, но тебе я сохраню жизнь. Ты достоин занять мое место и испытать всю сладость материнских объятий. Она безумна, но в ней еще остались искры желания. Великого желания. Берегись, иначе она поглотит тебя, как прежде поглотила меня. А потом настолько изжевала, что выплюнула обратно. Желание, затмевающее собой все, становится ядом. Запомни это, Ток-младший. Безграничное желание убивает любовь. Оно начнет уничтожать и тебя самого. Твою плоть. Твой разум. Чувствуешь? Это уже началось. Милый мой юноша, ты ведь ощущаешь это?»