Вампиры в Москве - Клерон Кирилл. Страница 56

(— а это еще что за тип к нам пожаловал?!)

Раду настойчиво попросили снять темные очки, долго разглядывали визу и тихо буркнули:

— Проходите!

Так представитель рода Дракулы оказался на земле первого в мире государства рабочих и крестьян. Без хваленой хлебосольности, но и на том спасибо. А далее следовала таможня. Ох уж, блин! Пустая формальность в развитых и недоразвитых странах, здесь представляла собой весьма сложную и ответственную процедуру. Зеленый коридор не работал — доверяй, но проверяй!

Размеры здоровенного саквояжа Раду не позволяли его просветить, поэтому таможенник вполне вежливо попросил открыть и лениво покопался на поверхности. Он нутром чувствовал, что там ничего интересного — шмотье, да зубная паста с шампунем, будто здесь их нельзя купить. На всякий случай пошарил в недрах и вытащил диктофон. Так и есть, мелкий коммерсантишко или корреспондент:

— Проходите. Хотя, нет… Что там у вас в коробке.

Шумная возня братьев Кастильо в птичьем обличье вызвала интерес к некому предмету, покрытому черной тканью и покачивающейся в левой руке иностранца.

— Это клеток с птица. Вот справка ветеринар о прививках, разрешение на ввоз.

— Покажите!

Под тканью действительно показалась клетка, в которой тесно прижавшись сидели две черные птицы изрядных размеров. Они уже запарились.

— И никаких других документов на них нет?

— Нет.

Таможенник сочувственно покачал головой:

— Тогда птичек впустить не могу. С радостью, но не могу… Так что придется ваших… Какая порода?

— Иранский беркут.

— Вот я и говорю — придется их оставить здесь.

— Это почему это? Карантина?

— Нет, не карантин. Со вчерашнего дня на ввоз и вывоз животных действует инструкция 134/13-БИК. Нужна еще одна справочка, так, пустая формальность, что иранские беркуты не занесены в Красную Книгу охраны природы. По новым законам, ни ввозить, ни вывозить животных, занесенных в эту книгу, нельзя.

(— да, черт побери, умный ты, Лучио, но стоило ли выдумывать этот несуществующий вид? его нет не только в красной или зеленой книгах, но и в самой природе):

— Это животный исключительно для цирка, это большой артист, ученый. Вот, пожалуйста, контрамарочка на наше представление. Для вас и ваш жена.

Повертев в руках красивую бумажку и решив, что на взятку она не тянет, таможенник посуровел:

(— цирк я не люблю, совершенно дурацкое занятие! вот дал бы сто долларовую контрамарочку — с ней и в ресторан, и в магазин можно заглянуть):

— Все равно не могу вас пропустить. Не положено.

— А кто мочь?

Таможенник стал закатывать глаза и строить загадочные рожи, но иностранный идиот не понимал, как легко решить вопрос на месте, без волокиты. Какие же они примитивные! Нельзя в России значит можно, но не даром.

— Где начальника? Я буду жаловаться!

Это фраза рекомендовалась путеводителем как весьма действенная для всяких там бюрократов, но авторы явно не поспевали следить за переменами в стране. На инспектора сей демарш не произвел никакого впечатления, лишь вызвал приступ легкого злорадства:

(— ну и жалуйся! начальнику смены заплатишь в два раза больше, а то и в три):

— Подождите начальника смены и не мешайте, видите, сколько народу вы задерживайте.

И действительно, за Раду уже выстроился шипящий хвост нетерпеливых русских, из которых уже испарились заграничный лоск и умиротворенность:

— Ввозите тут всякую дрянь, потом сальмонеллез распространяется.

— Сверните им шею и сварите суп.

— Отпусти на волю… живодер!

Раду отошел от стойки. Последний совет показался ему дельным, почему бы им не воспользоваться?! Надо лишь незаметно открыть защелку клетки и пусть себе летят в ночь. Встретимся позже. Делая вид, что сюсюкает своих питомцев, Раду шепнул:

— Сейчас я открою защелку и якобы пойду искать начальника. А вы выбирайтесь и улетайте. Понятно?

Понятливые птички кивнули.

— Встретимся в следующую полночь у памятника поэту Пушкину в центре Москвы. Понятно?

Джике использовал все возможности птичьей мимики и изобразил непонимание:

(— Какой еще поэт Пушкин? Вот Эминеску знаю…)

— Ну, Пушкин, мы читали его поэму о мертвой царевне, которая ожила и из гроба встала. Еще удивлялись, почему из принца всю кровь не выпила. Помните?

По едва заметному кивку убедившись, что эту сказку они помнят, Раду незамедлительно осуществил задуманное, а сам деловито побежал «на поиски» власть имущего. И сразу же начался переполох, ибо две крупные птицы протиснулись на волю и начали кружить над толпой приезжих, как два маленьких злобных птеродактиля. Иногда они резко пикировали и выхватывали из рук паспорта или таможенные декларации, которые потом комкали в когтях и кидали вниз, издавая при этом громкие гортанные звуки, типа считалки и переклички. А Джике даже подумал:

(— вот нагадить бы людишкам на головы!)

В общем, ученые птички демонстрировали самый настоящий цирк.

Небольшая часть публики и таможенников выглядела слегка испуганной и озадаченной происходящим, но остальные, довольные столь неожиданным развлечением, кричали, и улюлюкали. Раду театрально схватился за голову, изобразил крайнюю тревогу и, размахивая длинными руками, заметался по зоне прилета, в деланном отчаянии взывая к беглецам:

— Джике, Нику, детки, летите ко мне!

Одновременно с призывными воплями он показывал птицам кулак — от них ведь требовалось просто незаметно покинуть аэропорт, а не устраивать шоу-представление. Кулак действие возымел, а то уже Нику подумывал, кого бы клюнуть в глаз. Сделав прощальный круг, птицы просочились к выходу и вылетели в московскую ночь.

«Расстроенный дрессировщик» для проформы еще немного побегал, заламывая руки и даже «пытаясь» вырвать клок волос:

— О, Мадонна боже моя, что я будет делать без птичек, о горе великое!

Таможенник перестал злорадствовать и даже посочувствовал, а Раду попросил:

— Если пташки вернется, дайте знать в цирк.

(— так они и вернуться, держи карман шире!)

ШЕРЕМЕТЬЕВСКИЙ ЛОХ [1]

В зоне прилета аэропорта Шереметьево-2 Ерофей отирался в последнюю пару месяцев, потягивая Coca-Cola и внимательно оглядывая вновь прибывших. Его целью было отловить жирного и сладкого лоха, а лохами для него являлись почти все. Нет, конечно, кое-кто пользовался уважением, например, Горбачев:

(— вот жулик-то! вот аферюга)

Но это исключение. Счастливое.

Чем же так хорош лох? Да многим хорош. У него можно на корню прикупить компьютер или копир, удачно обменять грины, а то и просто содрать сотку баксов за поездку до центра города на Ерофеевском раздолбанном Жигуленке. Ерофей немного знал английский и даже мог к месту употребить ругательство FUCKING, а это уже основательное преимущество перед прочими любителями легкой наживы. Его бледноватое лицо скоро заприметили местные мафиози, наехали, и теперь с ними приходилось делиться. Но в этой опеке были и плюсы — некоторых клиентов, ни бельмеса ни понимающих ни в русской речи, ни в русском бизнесе, братва сама подводила к разводящему. Ерофей богател и уже подумывал заменить свою дохлую тачку на подержанную иномарку. Подумывал и о коротком отдыхе за границей — ну еще месяц работы, как раз и срок аренды квартиры закончится. А в сентябре так хорошо в Италии, да и в Болгарии неплохо…

Этого высокого мужчину, слегка, сутулого и с крючковатым носом:

(— итальяшка поганый, что наш грузин, наверняка тупой и наивный сноб),

вышедшего из ночного миланского рейса с огромным саквояжем и пустой клеткой, Ерофей приметил сразу. Наметанный глаз высказал мнение:

(— лох, так и есть, лох в натуре)

С этим мнением сложно было спорить, ибо мужчина недоуменно взирал на окружающую суету и бессмысленно топтался на месте. Немного подумав, он поставил пустую клетку на пол около урны. Его солнцезащитные очки плохо сочетались с длинным распахнутым фраком, под которым виднелось некое подобие водолазки… Жарковато для лета вырядился, ну да все они жалкие мерзляки. Вот бы такого голым на мороз выставить!