Вампиры в Москве - Клерон Кирилл. Страница 65

Ошарашенный врач промямлил, что ему требуется проконсультироваться и пулей вылетел из кабинета. Тут-то Йон и понял, какого маху дал, и ломанулся в раскрытое окно, благо этаж-то первый и решеток нет, ломанулся быстрее кота, быстрее птицы. Лишь пятки сверкали, да отпечаток ноги остался на подоконнике. Он не желал оказаться предметом врачебной сенсации.

Следующее событие оказалось не столь неожиданным, но могло кончиться гораздо хуже. Ибо в организме Йона в последние годы стали происходить некоторые неприятные изменения, похожие на результат побочного эффекта потребления Локкуса. Хотя и солнце перестало представлять опасность, и тело отбрасывало тень, не очень плотную, но вполне заметную, однако…

Однако гораздо сложнее стало превращаться. Вряд ли Надсади предполагал такие последствия, но умей видеть с того света, наверняка бы злорадно порадовался. Чем грозит эта новость, Йон убедился буквально на собственной шкуре:

Однажды вечерком став котом, он отправился прогуляться по крышам, посмотреть на звезды, полазить по деревьям. Это неплохо развлекает, на время сменить облик. На этот раз развлечения не получилось — за ним вскоре погналась стая злющих бродячих собак, взяла в полукольцо и прижала к стене грязной кирпичной пятиэтажки. Йон запрыгнул на внешний подоконник низко расположенного окна, и удержался на крохотном выступе, загнав когти в трухлявую древесину рамы. Ну, теперь-то можно улететь птицей или стать зверем и разорвать в клочья всю стаю. Даже вернись Йон в человеческий облик, собаки вряд ли осмелятся продолжать атаку. Увы, ни одно из превращений не получалось.

Между тем, стая расположилась под подоконником, громко лая и скалясь, а одна, сильно прыгучая шавка, лязгала зубами прямо в сантиметре от шкуры, а один раз все-таки больно тяпнула. И даже сильно поцарапанный нос лишь прибавил охотничьего задора.

Йон же фактически висел на окне, прижав морду к пыльному стеклу. Скоро в комнате появился средних лет мужчина в милицейской форме, который ужинал на кухне, а в комнату зашел «на лай». Он нес чашку с горячим чаем, на который периодически дул, меняя руки. Происходящее за окном вызвало в нем живейший интерес.

Йон надеялся, что его запустят внутрь, но мужику явно хотелось посмотреть, как собаки разорвут кота. Сначала он просто брал на испуг, шикая и стуча по стеклу, а потом открыл форточку и вылил кипяточку прямо на шкуру:

Йон взвыл, как ошпаренный, и уже решил прорываться, когда поблизости появилась старушка-нищенка. Громыхая авоськой, в которой покачивалось несколько пустых бутылок и грозно размахивая клюкой, она отогнала шумную свору, а самой кусачей псине даже врезала.

«Котик» уже спрыгнул на землю и зализывал покусанные и ошпаренные места:

— Какой милый! Иди ко мне, бедненький, не бойся… Напугали тебя проклятые псины, аж весь дрожишь. Пойдем, маленький, купим молочка.

Вот молочка сейчас хотелось меньше всего. Он весьма перепугался и весьма проголодался. Адреналин в чужой крови ему не нравился, поэтому он старался заранее не пугать жертву. Не нравился и адреналин в своей крови.

Кот забежал за угол и неожиданно принял человеческий облик — еще одна новость и тоже неприятная. А если он летит по небу или прогуливается по скользкой крыше? Или на глазах толпы?

Пока эти невеселые размышления проносились в мозгу, перед ним появилась старушка-спасительница. Не обращая на мужчину никакого внимания, она смотрела по сторонам в поисках бедного котика:

— Кис-кис. Куда же ты делся? Иди к бабушке…

Наградить бы спасительницу, да в карманах пусто, разве что золотая цепь от Ладони. После того, как везунчик-биолог в своих конвульсиях умудрился порвать ее, Йон заглянул к ювелиру, который и спаял звенья. Внешний вид Йона сильно отличался от образа нового русского, падкого на тяжеловесные украшения, и ювелир только покачал головой:

(— заразная болезнь, очень заразная…)

Йон окликнул старушку:

— Эй, бабуля…

— Чего тебе, сыночек?

— Как живется?

— Хорошо живется, сыночек, не жалуюсь. Соберу бутылочек, хлебушка куплю, молочка.

— Живи еще лучше. Это золотая цепь, дорогая… Видел я, как спасла ты котика, добрая душа!

Старушка удивилась и слегка насторожилась — может подвох какой? Подарков она не получала уже лет десять, а тут еще золото. Подумаешь, кота спасла!

Видя ее сомнения, прохожий пояснил:

— Ты… ты похожа на мою маму…

— Маму?

— Да, она умерла много-много лет назад.

Ну как же отказать после таких душевных слов?! Взяв цепь и положив ее в мешочек, старушка потрусила дальше. Приятно, хотя было бы приятнее напоить бедного котика молочком. Ну, действительно, зачем ей золотая цепь?

ВЕЗУНЧИК-НИКОДИМ

Этим вечером Григорий опять подводил оперативные итоги дня, в очередной раз неутешительные: две измены, бутылка минералки, брошенная из окна на орущий автомобиль с заклинившей сигнализацией и даже кража двух пар обуви. Увы, десять лет назад в Кутаиси.

Он сидел в ризнице и рассеянно слушал дьякона соседней церкви Никодима, по-дружески пришедшего поделиться своей нечаянной радостью. Никодим яростно жестикулировал, периодически сморкаясь в рукав и употребляя непечатные слова. Неужели всесильный бог не может приструнить сквернослова?!

— Ну и подходит ко мне старушка-нищенка, божий одуванчик. Спрашиваю: Чего тебе нужно, старая. Батюшка сейчас занят, приходи попозже, а я молюсь — не видишь что ли? А она в ответ: Чудо со мной случилось, святой человек. Ну, думаю, хрен с тобой, расскажи о своем чуде, а то такая скукотища, хоть волком вой. Принял я смиренную позу и кивнул ей — валяй. Смотрит бабка на меня с благодарностью, будто рублем одарил и рассказывает:

— Иду я, бутылки собираю — на хлебушек, сигаретки… Смотрю, на подоконнике первого этажа котика свора злющих собак кидается. Ну я и прогнала их клюкой, а котик убежал. Я повернулась уходить, а навстречу солидный господин идет, подзывает меня, старую, и говорит: «Постой, бабушка, не торопись! Видел я, как коту ты помогла, от собак спасла. За это награда — золотая цепь. Снимает здоровенную цепь прямо с шеи, подходит ко мне и в карман класть собирается. Я сначала опешила, а потом отказываюсь — не за награду котика спасла, по доброте душевной. А он настаивает — не возьмешь цепь, обидишь кровно. Ну я и согласилась, только говорю: В карман ложить не надо, милок, он дырявый. Ты лучше в мешочек, у меня там пачпорт лежит и сигаретки, надежно будет. Так он и сделал, а потом повернулся и словно растворился в воздухе. Ну, думаю, померещилось старой. Ан нет — в мешочке цепь, а на солнце как блестит! Тогда и решила я в церкву пойти на божецкое дело пожертвовать. Мне-то зачем, и с бутылок хватает. А так ведь помирать скоро, может на том свете зачтется.

Григорий уже начал догадываться, чем все закончилось. Друган же воодушевлено продолжал:

— Я, конечно, не будь дурак, говорю: Зачтется, зачтется, прямо в рай попадешь. Мы расплавим цепь и купола тонким слоем золота покроем. Будет бог смотреть вниз и знать, кто такую неслыханную щедрость проявил. Будет тебе, бабка, лучшее место в раю забронировано. А сам думаю, уж не сумасшедшая ли старуха или цепь латунная? А старушенция уже протягивает ее, тяжеленную такую, грамм на триста. Цвет благородный, хороший. Даже поблагодарить от имени всевышнего не успел, а старушка повернулась и торопливо зашаркала из церкви. Осмотрелся я по сторонам — вроде, никто не засек. Ну, тут отпросился я у батюшки якобы умирающую прихожанку посетить, а сам прямиком в ломбард. Там подтвердили, что настоящее золото, да и не нашей поганой пробы, а червонное. Предложили купить по 10 долларов за грамм. Догадывался, что на…вают меня, да некогда мне возиться. Что скажешь, неплохой навар, а?

С этими словами он раскрыл потрепанный Журнал Московской Патриархии № 8 за 1991 год, где статья митрополита Филарета Суздальского Рост искушений в конце 20-го века оказалась заложена двадцатью пятью новенькими хрустящими сто долларовыми купюрами.