Проклятие пикси (СИ) - Берестова Елизавета. Страница 41

— Что именно вас интересует? – госпожа Сарота поправила воротник платья. Несмотря на возраст, она продолжала следовать моде. Бархатное платье модного этой осенью оттенка «зимних сумерек» (Эни все уши прожужжала этими сумерками, на деле – среднее между фиолетовым и серым), а пальцы с ухоженными ногтями украшали серебряные кольца.

— Вам известно, какой образ жизни ведёт Хана?

— Естественно, я не сдаю комнату кому попало. Девушка служит где-то в не очень модном районе. Вроде бы её наниматели из старой знати. Она говорила, что её приняли компаньонкой к пожилой даме с серьёзными причудами. Уж не знаю достоверно, то ли у неё видения, то ли религиозные озарения, но бедная девочка иногда до середины ночи задерживается, а порой не приходит ночевать вовсе. Правда, к чести её хозяйки, та не скупится на дополнительную оплату за работу в ночное и вечернее время. На неделе вот эшвильскую шаль ей купила.

Рика пометила, что шаль появилась совсем недавно; что горничная регулярно задерживается где-то допоздна, а порой и вовсе не ночует дома.

— Вы помните, когда ваша жилица возвратилась домой в воскресенье?

— В воскресенье? – собеседница сжала виски руками, словно силилась припомнить что-то важное, но позабытое, — в тот вечер ко мне заходил друг моего покойного мужа. Его имя я предпочту сохранить в тайне, ибо его положение в Кленфилдской гильдии адвокатов не позволяет ему быть замешанным в разного рода скандалы и сплетни.

— Меня совсем не интересует личность вашего воскресного гостя, — холодно заметила чародейка, — мне нужно знать, в какое время вы увидели Хану в тот вечер.

— Увидела? – нарисованные ниточки бровей весёлой вдовы Сароты поползли вверх, — я её вообще не видела тем вечером. После ужина мы, — она замялась, — мы сыграли партию в цветочные камни, выпили ежевичной настойки, и я ушла спать. Когда я проснулась ночью (это было в районе трёх часов) из-под двери Ханы пробивался свет. Значит, в это время она уже была дома. Я было испугалась, что девица заснула, забыв выключить светильник, и впустую растрачивает дорогостоящее заклинание. Но свет погас, и я спокойно пошла к себе.

— О событиях той ночи она вам ничего не рассказывала?

— Особо нет, — полные плечи колыхнулись, — сказала только, что кто-то из прислуги покончил с собой, и хозяйка сильно огорчилась по этому поводу.

Эрика задумалась. Алиби у горничной графини Сакэда на воскресную ночь нет, её лживость проявляется во всей красе, а якобы «подаренная» эшвильская шаль довершает картину, делая Хану Гото вполне возможным убийцей кухарки. Было бы здорово осмотреть комнату горничной и найти шаль, проверить её на отпечаток смерти, который всегда остаётся на вещах человека в момент его кончины.

— Я могу осмотреть комнату вашей квартирантки? – спросила чародейка, уверенная в положительном ответе.

— Увы, госпожа Таками. Прошлый мой жилец неосторожно посеял ключ от комнаты, а менять замок – слишком дорогое удовольствие для меня. На ключе ведь ещё и заклятие от входной двери. Таким вот образом у нас остался один единственный ключ от комнаты квартирантов. Госпожа Готарди постоянно держит его при себе. Я не всегда дома бываю, да и её поздние приходы с работы… скажите, она не попала во что-то общественно порицаемое? – встревоженно вопросила вдова, — чем объяснить столь неожиданное внимание со стороны вашей службы?

Рике хотелось сказать всё, как есть, но принцип «не осуждён – не виновен» запечатал ей уста. Чародейка заверила, что её интерес – не более чем рутинная проверка всех, кто имеет отношение к дому с самоубийством. К тому же не хотелось спугнуть подозреваемую раньше времени. Она попрощалась, наняла извозчика и направилась в дом графини Сакэда выводить лгунью на чистую воду.

У графини Сакэда дверь чародейке открыла сама Хана. Рика подивилась, насколько это нелепое существо со сваливающейся с головы наколкой отличается от расфуфыренной девицы из кафе «Роза».

— Мистрис Таками, — горничная слегка склонила голову, что, вероятно, должно было означать вежливое приветствие, — госпожи графини нету дома. Они по магазинам поехали, и Мийка вместе с нею.

— Я пришла поговорить именно с тобой, Гото Хана, — чародейка намеренно подчеркнула «ты», чтобы собеседница лучше осознала разницу в общественном положении.

Та зыркнула глазами и потупилась, потом заперев входную дверь, проговорила с фальшивым безразличием:

— С чего это моя скромная персона понадобилась Службе дневной безопасности и ночного покоя?

— С того, что некоторые скромные персоны – вовсе и не такие уж скромные, — в тон ей ответила Рика, — они врут, запутывают следствие и устраивают препятствия офицерам короны в расследовании убийств.

— Когда это я врала! – плаксиво заголосила горничная, — ничуть не врала, всё, как есть, и вам, и господину графу Окку рассказала. Даже подвеску свинячью сразу отдала, как только она на глаза мне в кабинете попалась.

— А шаль эшвильская тебе тоже на глаза на месте преступления попалась, только ты её отдать позабыла? Или же ты её прямо с трупа сняла?

— Какая-такая шаль? – очень натурально удивилась Хана, — не было у Сэры никакой шали. Она вечно свой дурацкий платок с розами на голове носила. Их сейчас только одни старухи носят. А я – честная девушка, никакой шали, эшвильской там, или какой другой в глаза не видала!

Во вранье горничной звучало столько неподдельного возмущения и обиды, что, если бы чародейка не видела её своими глазами накануне вечером в этой самой шали, засомневалась бы.

Но тут Рика выдала ей и про торговый дом Картленов, и про четверых парней, которые увивались вокруг неё, и про шаль. Горничная замолчала, осмысливая сказанное, потом напустила на себя независимо-наглый вид, упёрла руки в бока и проговорила, словно выплёвывая слова в лицо чародейке:

— Всё, что я делаю после работы – моя частная жизнь. И никому лезть в неё не дозволено. Шаль, что вы на мне видели, я получила в подарок от одного богатого и щедрого господина, сумевшего увидеть и оценить мои таланты. Пока супротив меня нету никаких доказательств, я больше словечка не пророню, покудова вы мне адвоката не дадите. Вот.

Эрика недобро сверкнула глазами, ядовито улыбнулась и сказала:

— Согласно Королевским уложениям в области уголовного права адвокат предоставляется человеку после предъявления обвинения. Ты же – пока лишь подозреваемая, поэтому придётся обходиться своим умом. Собирайся, поедем к тебе, там и поглядим, что за шаль у тебя.

— Не имеете права! – с истеричными нотками выкрикнула горничная, — нету такого закона, чтоб в дом человека залазить и всяческие проверки учинять! Сперва документ предъявите с подписями и печатями. А без документа вы от меня фиг ключ получите!

— Собирайся, — ледяным тоном приказала чародейка.

— Зачем это? Куда собираться-то? – снова включила дурочку горничная, — я тута на службе, вроде как.

— В коррехидорию поедем. Там ордер на обыск и получишь, а потом к тебе. Чтобы всё по закону было.

— Не поеду я никуда! Хоть арестовывайте, хоть заколдовывайте, всё одно – с места не сдвинусь. Мы свои права знаем!

Изящным жестом, не лишённым доли театральности, Рика извлекла амулет некроманта. Оскаленный череп в её руке засветился неприятным лиловатым свечением. Оно одновременно и резало глаз, и не позволяло отвести взгляд.

— Как коронер его королевского величества Элиаса я имею полномочия на применение магии в ходе расследования преступления, совершённого против граждан Артании, — зловеще спокойным голосом произнесла она, — а это значит, что в случае сопротивления я не стану вызывать сержанта Меллоуна с нарядом стражников, дабы сковать тебя кандалами и препроводить в подвал к арестантам. Я просто обращу тебя в зомби. Всё одно в Артании за убийство полагается смертная казнь, так что мне палач только спасибо скажет.

Она приняла позу, в какую в детстве любила вставать перед зеркалом, представляя, как она станет настоящим некромантом. Конечно, в реальности чародейка не имела возможности обратить живого человека в зомби, но вот заклятием подчинения владела виртуозно (В Академии все студенты проходили курс боевой магии, но об этом их настоятельно просили не распространяться.), и для того, чтобы припугнуть упрямую горничную этого хватит за глаза.