Трубадура (СИ) - Волкова Дарья. Страница 35
Копила на мелкий ремонт – спасибо Степе. Так, не надо об этом. В общем, на сегодняшний день хватит. А там можно продать стол за три тысячи евро. Наконец-то.
Родившийся в горле всхлип стянул стежок суровой нитки тети Марит.
Тура весь день потом держала перед глазами эти стежки. В зале прощания, при кремации, когда вручили урну с прахом – особенно. Потом поминальный обед, речи, речи, речи. В какой-то момент ей захотелось встать и спросить: «Где вы были последние годы? Ученики, более молодые коллеги, вы, кто сейчас говорит такие проникновенные слова?!». Очень сильно вдруг захотела. Но стежок тети Марит и тут выручил. А потом нашлась работа, настоящая – удержать подвыпившую Елену сначала от намерения произнести речь, а потом от попыток соблазнения кого-то из ученых мужей вполне себе дееспособного возраста. Это и послужило сигналом к тому, что обед пора завершать – да и официанты уже теснились в дверях, время аренды истекало.
Дома пришлось выдержать еще одну битву – в Елене под влиянием алкоголя внезапно проснулись материнские чувства и жажда общения. Выручил Туру Яша – он вообще стал ее плечом в этот день, единственным, неожиданным и так необходимым плечом. И в квартире Дуровых взял на себя огонь. Минут двадцать вялого перебрасывания фразами, потом Яков что-то особенно «удачное» сказал – и Елена сначала изобразила обиду, потом – попытку скандала. Однако, не найдя взаимности, отправилась почивать, на прощание громко хлопнув дверь. Тура и Яша еще выпили по чашке чаю, преимущественно молча. Так же молча обнялись перед тем, как Яков ушел. И на том бесконечный день, когда со всеми положенными почестями проводили в последний путь профессора нейрофизиологии Павла Корнеевича Дурова, для его внучки завершился. За все труды ее сегодня судьба Туре подарила быстрый сон без сновидений.
*
- Артур, ты можешь мне организовать еще одну встречу?
Кароль хмуро и демонстративно сматывал эластичный бинт.
- Я похож на благотворительную организацию? – процедил сквозь зубы.
- Не особо, - Степан говорил тихо и серьезно. – Пожалуйста, приведи его еще раз. Должен буду.
- Ты мне и так должен! – Артур отбросил бинт в сторону. – Ты думаешь, это просто было сделать в прошлый раз?!
- Я не думал, что это в принципе возможно, - Степа поразглядывал левую кроссовку врача, потом правую. Потом поднял взгляд. – Но если уж ты специализируешься на невозможном…
Кароль шумно выдохнул.
- Артур… Пожалуйста… Давай, я с тобой на очередной твой марафон поеду. Буду тебе водичку подавать и подбадривать.
- И без тебя желающих вагон! – фыркнул Король. – Да и не до марафонов тебе будет. – И после паузы добавил. – Я надеюсь.
Они долго смотрели друг другу в глаза.
- Думаешь, возьмут?
- Возьмут. Если ты свою игру покажешь.
- Покажу.
И показал.
*
- А это точно он был в прошлый раз? – тренер от восхищения дернул себе за ус, поморщился. Но глаз от площадки не оторвал. – Точно Кузьменко был?
- Он, он, – кивнул Артур. Поскольку наставник национальной сборной был полностью поглощен игрой, Кароль позволь себе широкую улыбку победителя. Ну все. Место в сборной у Степки, считай, в кармане.
- Ну что творит?! Что творит, черт кучерявый! – тренер хлопнул себя по коленям ладонями. Перевел на Артура взгляд, полный искреннего восторга и уже даже обожания. – Как с приема атакует, а?!
Да уж, Кос это умеет, если в форме. А он сегодня в форме. Оклемался, сердешный.
*
Пока еще держится суровая нитка тети Марит, пока не затянуло горе – осознанное, впущенное внутрь, которое надо прожить и пережить, пока лучшее лекарство – работа, надо чем-то занять руки.
Поэтому Тура разбирает архив деда. Господи, в жизни не видела такого количества рукописных текстов. Сейчас уже и напечатанные компьютерным способом бумаги постепенно уходят в тень, уступая главную роль буквам на экранах электронных гаджетов. Да и буквы часто норовят заменить эмотиконами.
А тут – такое богатство. Папки на тесемках, старые, картонные, пыльные. Тура чихнула и положила папку на место. Сначала здесь необходимо провести генеральную уборку. Но – не сегодня. Тура дернула на себя правый верхний ящик – тот, что всегда под рукой. Заперт. А ключ от него – наверное, тот, который обнаружился в кармане домашнего коричневого кардигана, когда тело переодевали сотрудники ритуального агентства.
Тело. Те-ло. Она уже привыкает. Да и тела как такового уже не существует, лишь урна в ячейке в новом современном колумбарии. Дед тогда, три года назад, велел ей после кремации подхоронить прах к Машеньке и Кларочке – к жене и сестре, стало быть. Тура так и сделает, но позднее. Сейчас визит на кладбище и все, ему сопутствующее, находятся за границами ее возможностей: физических, психологических, эмоциональных. Тура обернулась и достала с книжной полки ключ.
В ящике поверх всех бумаг лежал конверт. Был он большой, чисто белый, с единственной крупной четкой надписью прямо посредине.
Вскрыть после моей смерти. П.К. Дуров.
И подпись.
Тура вскрыла, не колеблясь. Внутри оказалось два конверта поменьше. Один был помечен: «Моей дочери, Елене Дуровой», второй – «Моей внучке, Туре Дуровой».
Она долго смотрела на первый конверт. Желание вскрыть и посмотреть было таким сильным, почти нестерпимым, что кололо в кончиках пальцев. Остановило одно – фотография на столе, на которой - чета Дуровых в день сорокалетия собственной свадьбы. Дед даже с нее смотрит сурово и насуплено из-под седых бровей.
Да, дед, да. Я все сделаю, как ты хотел.
Тура вложила конверт в газету, лежавшую на отведенном ей месте – слева с краю. Так и отнесла в газете к комнате Елены и сунула под дверь. И вернулась обратно в кабинет – знакомиться с последним приветом от деда.
Она останавливалась при чтении несколько раз – слезы не давали ни смотреть, ни дышать. Первый раз споткнулась на первой же строчке.
Дорогая любимая моя девочка!
И долго не могла успокоиться, ходила на кухню пить воду и чиркать спичками. Суровая нитка держалась, но едва-едва.
А потом были еще слезы, которые капали уже прямо на лист бумаги, размывая написанные мелким четким совсем не старческим почерком строчки. И еще были возгласы удивления, которые не могла сдержать. После девушка долго сидела за столом с письмом от деда в руках, глядя пустым, ничего не видящим взглядом в стену напротив. На щеках подсыхали, стягивая кожу, дорожки от слез, а Тура все пыталась осмыслить прочитанное.
Да, Павел Корнеевич, умеете вы удивить…
13.7
*
Елена вошла, как обычно, без стука.
- Что ты мне подкинула?
- Это письмо от деда. Тебе.
- Откуда оно у тебя?
- Оно было в его кабинете. Я начала там разбирать потихоньку.
- Какое право ты имеешь трогать без моего ведома вещи моего отца?! – Елена, и раньше не отличавшаяся разумностью, в последние дни вела себя особенно нервно. Если не сказать – неадекватно.
- До недавнего времени тебя не интересовало ничего, касающееся Павла Корнеевича.
- А теперь касается! – мать повысила голос. – Ты знаешь про нотариуса?!
- Да.
- Звонила?
- Нет.
- Завтра идем туда!
Тура лишь пожала плечами. С завтрашнего дня она официально безработная. Не только сирота, но и безработная.
*
У нотариуса Снежной соответствующее фамилии лицо – абсолютно бесстрастное, даже неживое будто. И обстановка кабинета под стать хозяйке: все стерильно, ровно, по линейке. Включая фикус в углу. Деду бы тут понравилось.
Тура вздрогнула от громкого и четкого голоса. Надев на нос очки, до того лежавшие с помощью цепочки на необъятной груди, нотариус Снежная приступила к оглашению завещания Павла Корнеевича Дурова. По окончании которого начался скандал.