Последний солдат последней войны - Кликин Михаил Геннадьевич. Страница 2
Свитес подошел и положил руку старику на спину, поддерживая содрогающееся тело.
– Все… Спасибо… – Катис откашлялся, перевел дыхание. Глаза его слезились, на носу висела мутная капля. Он утерся.
– Вам не следует волноваться, – укоризненно сказал Свитес. – После обеда к вам зайдет доктор, поговорите с ним. Мне кажется, вам нужна помощь.
Катис промолчал, разглядывая мокрую ладонь…
Писем на этот раз было немного. Чуть более десятка.
– Вы только послушайте, Свитес, – оторвался от чтения Катис. Старик лежал на кровати, на неубранной постели, прямо поверх скомканого белья, наплевав на все обычные правила. – Цитирую: «Дорогой Солдат! Мы узнали, что сегодня Ваш День Рождения. Поздравляем Вас и желаем крепкого здоровья и долгих лет жизни. С любовью и признанием, сотрудники архива Главного Исторического Центра…» – Катис отложил письмо, перевернулся на бок. – Знаете, Свитес, я давно заметил, что чем старше человек, тем меньшего ему желают. Молодым – и денег, и удачи, и успехов в делах, и счастья, и… Мало-ли что там еще! А к старости остается лишь вот это: здоровья и годов жизни… Вот вам, Свитес, желали когда-нибудь долгих лет жизни?
– Нет.
– Впрочем, я забыл. Вы же не живете. Вы не человек.
Катис взял очередной конверт, вытащил листок, развернул его и стал читать вслух:
– Уважаемый Солдат! Недавно я смотрел фильм, где вы рассказываете об ужасах последней войны. Должен сказать, что увиденное потрясло меня до глубины души. Это письмо я пишу для того, чтобы сказать вам: я восхищаюсь вашими подвигами, подвигом вашего поколения. Вы сделали все возможное, чтобы спасти мир. Вы сохранили для нас Будущее. Вы позволили нам жить здесь и сейчас. Спасибо вам за все! В вашем лице я благодарю всех наших солдат, которых уже нет в живых, всех тех, кого вы знали, кого помните. И тех, с кем вы никогда не встречались. Спасибо! С наилучшими пожеланиями, Шемир из города №33. – Катис хмыкнул. – Столько восторгов! Пожалуй, ему надо будет отправить ответ. Стандартный бланк.
– Сделаем, – отозвался Свитес.
– И знаете, Свитес, что странно? Ведь я известный человек, не так ли?
– Да, конечно.
– Я – Последний Солдат. Последний человек из тех, что пережил войну и дожил до настоящего момента. Про меня рассказывают в школах, меня показывают по телевизору, в кино. Читают мои книги… Да?
– Да.
– Но почему тогда мне не пишут дети? Почему все письма приходят от взрослых?
Свитес ответил не сразу. Кашлянул в кулак, чтобы скрыть секундное замешательство.
– А вы этого хотите?
– Почему бы нет?
– Ну… Просто у нас есть правило… Что… э-э… к Последнему Солдату обращаться могут лишь совершеннолетние… дееспособные граждане. Но школьники пишут сочинения. Если хотите, я могу достать некоторые.
– Если вас не затруднит.
– Хорошо.
– Вот и чудно.
Катис удовлетворенно кивнул и наугад вытянул еще одно письмо.
После обеда пришел доктор Раксин, высокий мужчина средних лет, смуглый, черноглазый, вечно всклокоченный. Он ворвался в дверь, поставил у порога свой чемоданчик, прошелся по периметру комнаты, что-то выглядывая, вынюхивая – микробов? заразу? – и лишь завершив инспекцию, поздоровался:
– Здравствуйте, Катис.
– Привет, док.
Свитес ушел, укатив тележку-столик с обедом, к которому Катис почти не притронулся.
– Что, отсутствует аппетит? – озабоченно спросил доктор, присаживаясь на край кровати.
– Ну какой аппетит в мои года? Знаете, у меня сегодня день рождения.
– Да, я слышал. Сто два года. Поздравляю.
– Спасибо.
– Жалобы есть?
– Нет. Все хорошо.
– А мне передали, что вы о чем-то хотите со мной поговорить.
– Не с вами, док. С человеком.
– А врачи что, не люди?
– Некоторые.
– Я, например.
– Да.
Раксин мягко улыбнулся.
– Вы внушаете мне опасения, Катис. У вас появляются странные мысли. Быть может, вы поясните?
– Это вы, быть может, поясните?
– О чем вы?
– О том, почему мне не дают увидиться с людьми.
– С другими людьми?
– С любыми людьми. С настоящими.
– Но…
– Не надо начинать все с начала. Вам меня не переубедить. И не смотрите на меня, словно на ненормального. Я в своем уме, я твердо знаю это… Хорошо, я все объясню. Но потом ваша очередь давать объяснения. Договорились?
– Я не понимаю, о чем вы…
– Док!
– Хорошо, рассказывайте.
Катис, лежа на кровати, какое-то время пристально вглядывался в обеспокоенное лицо доктора. Затем тяжело вздохнул, словно убедился в своих худших опасениях и сказал:
– Вот и сейчас. Вы не дышите. Ваши ноздри неподвижны, ваша грудь не поднимается. Вы глотаете воздух лишь тогда, когда говорите…
– Вам кажется.
– Не перебивайте!.. Вы не дышите, но не это самое главное. Вы не стареете, вот что. Конечно, вы достаточно умны, чтобы менять персонал каждые пять лет. Но и за пять лет человек, иной раз, сильно меняется. Человек! Люди! Но не вы!
– Катис!
– Подождите! Позвольте мне выложить все… Смутные подозрения зародились у меня давно, лет десять назад, а может и раньше… Эта ваша похожесть в движениях. Не знаю, как точно выразиться. Одинаковая пластичность, что ли… И манера говорить. У всех у вас одна и та же интонация! Одинаковые слова. Вечная серьезность, деловитость, озабоченность. Сухость. Никто не поделится проблемами, не расскажет о семье, не похвастается успехами детей… Это так странно. Но тогда я еще не понимал, кто вы такие. Не придавал особого значения всем этим странностям… А примерно год назад я увидел мойщика окон. Он стоял в своей подвесной люльке и тер стекла с той стороны, не обращая на меня внимания, не заглядывая в комнату. Но зато я не отрывал от него взгляд. Ведь я его уже видел. Да! Это был ваш прокол, который открыл мне глаза. Знаете, док, у меня отличная память на лица, а склероз – весьма забавная штука. Я могу забыть, о чем и с кем говорил вчера или позавчера, но, в то же время, воспоминания десятилетней давности могут остаться необычайно яркими и близкими… Этот паренек был мне знаком. Он уже мыл эти окна примерно двадцать лет назад. И он ни капли не изменился с тех пор. Тут меня и осенило. Вы все – не люди!.. Но я хотел убедиться в этом. В тот же день я, словно бы случайно, разбил стакан и довольно сильно оцарапал запястье Свитеса. Он схватился за порез, развернулся и быстро ушел. Я обследовал пол и нигде не увидел ни единого пятнышка крови. Хотя кровь должна была быть там. Должна была, если бы Свитес оказался человеком. Но он им не был! С того дня я стал замечать многое, на что раньше попросту не обращал внимания. Знаете, на шее у людей всегда бьется маленькая синяя жилка. Ее хорошо видно при повороте головы. Особенно на свету. По ней можно считать пульс. А у вас пульса нет. Нет этой жилки. У вас нет сердца… Так кто же вы? Кажется, я знаю… Помню, в последние годы войны было много разговоров о создании человекоподобных роботов. Андроидов, киборгов – по-всякому называли. Никто их лично не видел, но кое-кто утверждал, что эти машины воюют как на нашей стороне, так и на стороне противника. Говорили, что внешне их почти невозможно отличить от человека. Утверждали, что они разумны. По крайней мере, разумны настолько, чтобы понимать и выполнять приказы командира. Вполне достаточно для хорошего солдата. Говорили… – Катис махнул рукой, – да много чего говорили!.. Док, скажите честно. Вы – робот?
Доктор Раксин отвел глаза.
– Послушайте, Катис. Это бред, что вы мне рассказали. Я не большой специалист в… этих отклонениях… в психике… но… Мне надо посоветоватся с коллегами. – Он рывком встал, подхватил свой чемоданчик и быстро вышел.
– Приведите ко мне человека! – крикнул вслед ему Катис.
Дверь захлопнулась.
Пока Катис спал, убаюканный тихим шепотом гипноустановки, на втором этаже башни, в небольшой комнате, где вместо мебели вдоль стен выстроились разнокалиберные мерцающие экраны, проходило экстренное совещание.