Последний солдат последней войны - Кликин Михаил Геннадьевич. Страница 3
– Он догадался, Шеф, – сказал доктор Раксин. – И догадался достаточно давно.
Высокий, слегка сутулящийся человек, в черных волосах которого проглядывала седина, нахмурил густые, сросшиеся на переносице брови:
– К вечеру я хочу видеть подробный доклад. Изложите все, не пропуская ни малейшей детали.
– У нас есть записи.
– Сделайте копии и проложите к делу.
– Мы можем посмотреть их прямо сейчас, – вмешался Свитес.
– Здесь?
– Конечно, Шеф.
– Давайте.
– Одну минуту… – Свитес повернулся к компьютеру, кисти его легко порхнули над клавиатурой, пальцы хищно клюнули клавиши. На самом большом мониторе появилась картинка: кровать, Катис, доктор Раксин. Скрытая камера снимала из угла сверху и поэтому лица были плохо видны.
– … Вы не дышите, – говорил Катис, горестно качая головой. – Ваши ноздри неподвижны, ваша грудь не поднимается. Вы глотаете воздух лишь тогда, когда говорите…
– Вам кажется. – Доктор на мониторе выглядел так, словно только что получил мощнейший удар в челюсть.
– Не перебивайте!.. Вы не дышите, но не это самое главное. Вы не стареете, вот что. Конечно…
Храня молчание, Свитес, Шеф и Раксин досмотрели запись до того места, где доктор сорвался и выбежал из комнаты. И из кадра.
– Приведите ко мне человека! – поднимаясь на локте, крикнул Катис с экрана. – Я хочу видеть настоящего человека, – повторил он уже чуть тише, после того, как хлопнула закрывшаяся дверь. Совпадение или нет, но эти слова старик сказал прямо в камеру…
– Все-таки он не знает самого главного, – сказал Шеф, когда Свитес остановил запись.
– Сколько ему понадобится времени, что понять остальное? – спросил доктор.
– Я думаю, ему надо все рассказать, – высказался Свитес.
– Все? – Шеф хмыкнул.
– Да.
– А я против! – вскинулся Раксин. – Это будет для него ударом. Он не выдержит. Не забывайте, он стар. Очень стар.
– Мы это помним, – хмуро ответил Шеф. – Так что вы предлагаете, доктор?
– Я?.. Я?..
– Да, вы.
– Ну, не знаю.
– Чистка?
– Нет… Я не уверен, что это лучший вариант. У него и без того прогрессирующий склероз, а чистка… Нет-нет. Только в крайнем случае, когда уже не останется ничего другого.
– То есть, вы считаете, что сейчас не крайний случай?
– Я не знаю! В конце-концов я всего-навсего доктор. А не шеф. Вы здесь шеф, вам и решать.
– Да, решать мне… Ну, а вы что думаете, Свитес?
– Я думаю, что надо попробовать вариант 2-А.
– Говорите по-человечески, Свитес! – Шеф нахмурил брови. – Что это за «2-А»?
– Месяц назад я представлял вам список возможных экспериментов. Там был вариант 2-А. Реакция объекта на истину.
– Ах это! Помню. То есть вы хотите пронаблюдать, как Солдат отреагирует на правду?
– Хотя бы на часть правды.
– А я против, – вновь высказался Раксин.
– Помолчите, доктор. Вы верно заметили, что решать мне.
– Не буду молчать! Последний Солдат – это мировое достояние. Это наше прошлое, наша история, наши корни. А вы собираетесь его попросту убить. Неужели вы не понимаете, что он этого не перенесет, не выдержит? Я категорически против!
– Хватит, доктор. Мы уже слышали ваше мнение.
– Здравствуйте, Солдат!
Катис открыл глаза.
– Что за черт? Вы кто?
– Меня зовут Шеф.
– Хорошее имя, – усмехнулся Катис. Он сел на кровати, пристально всмотрелся в нового посетителя.
– Можете не вглядываться. Жилка на шее у меня не бьется, и воздух я глотаю лишь тогда, когда говорю.
– Хорошее начало. Вранья больше не будет?
– Не будет.
– Присаживайтесь. Знаете, у меня сегодня день рождения.
– Я постою. Поздравляю.
– Как вам угодно. Спасибо.
Они открыто смотрели друг на друга. Оценивали.
– Так как мы построим нашу беседу? – спросил Катис. – Я буду задавать вопросы, а вы на них отвечать или же вы сразу все мне расскажете?
– Что вы хотите знать?
– Прежде всего, почему я здесь заточен, словно какой-то преступник?
– Вы свободны.
– Я свободен? Свободен!? – Катис хохотнул. – Ну да, конечно, все относительно. Я свободен в пределах башни. Вот эта комната, ванная, туалет, библиотека, рабочий кабинет, в который я уже несколько месяцев не заглядывал. И темные, полные сквозняков коридоры, ведущие в никуда, оканчивающиеся тупиками. Но моя настоящая свобода там, – он протянул руку к окну, – за толстым стеклом. Эти леса, солнце, небо. Ветер, который колышет верхушки деревьев, и я вижу его, но не могу почувствовать. А вы говорите «свободен». Шестьдесят лет я сижу на одном месте…
– Шестьдесят восемь, – тихо поправил Шеф.
– Шестьдесят лет вижу одни и те же лица…
– Шестьдесят восемь.
– Что вы говорите? Тем более! Мне кажется, что такой срок велик даже для маньяка-убийцы… Впрочем, я действительно убивал.
– Вы воевали.
– Я убивал… – Катис досадливо махнул рукой, вылез из-под тонкого одеяла, спустил ноги на пол. – Впрочем, я увлекся. Я задал простой вопрос и пока не получил на него ответа. Так почему же я сижу здесь?
– Потому что мы оберегаем вас.
– От чего?
– От действительности.
– Послушайте!..
– Нет, Катис. Теперь вы меня послушайте! – Шеф набычился, ссутулился больше, чем обычно, скрестил руки на груди. – Если вы спокойно воспримите то, что я вам сейчас скажу, то, быть может, с сегоднешнего дня ваша жизнь изменится.
– И я выйду отсюда? Увижу людей?
– Нет, Катис. Вы никогда не увидите людей.
– Почему?
– Война… Людей больше нет. Человечество вымерло. Как вид. Полностью.
– Что?
– Вы оказались совершенно правы. Мы не люди. Мы роботы. Разумные механизмы с гибким интелектом. Мы самосовершенствуемся, развиваемся. Прогрессируем. Мы по-настоящему разумны. Может быть даже разумней, чем были люди. Но мы не люди. Человечества больше не существует.
– Вы… Вы хотите сказать… что я последний?.. – Катис смотрел в глаза собеседнику, заглядывал искоса, чуть прищурясь, словно надеясь увидеть там искорку лукавства. Он пока не совсем понимал. Не мог понять. Принять… – Я последний? По настоящему последний? Единственный? И никого… я… но…
– Людей больше нет, Катис, – жестко повторил Шеф. – Только мы.
– Но… – Катис встал, оперся рукой о спинку кровати. Он не чувствовал ног, в голове что-то надрывно гудело, перед глазами все плыло, стены смазались, медленно тошнотворно качалась мебель. Он шагнул вперед. – Но… я… Я… Я! – выкрикнул он отчаяно и хрипло. – Я!
Воевал. Ради чего? Этого?
Идеальный мир.
Все правильно. Ни единого человека на целом свете. Только он.
– Я! – Его лицо задергалось.
И роботы.
Робот что-то говорил, Катис видел, как открывается его рот, как шевелятся губы. Но слов не было. Катис ничего не слышал. Только в голове что-то бешено визжало. Выло, словна падающая авиационная бомба. Пикирующий бомбардировщик.
… вы сохранили для нас Будущее…
Для нас!
… вы позволили нам жить здесь и сейчас…
Жить!
…спасибо вам за все!…
За все! Спасибо!
Он запрокинул содрогающуюся голову и захохотал. Пена выступила на губах. Вывалился язык. Шею сводило тиком.
Череп был готов разорваться. Прямо в мозг рушилась огромная бомба. Скрежетала. Подвывала.
Что-то вспыхнуло. В голове. Ярко.
Взорвалось.
И тотчас тьма чернильной кляксой расползлась перед глазами.
Тишина.
Катис запрокинулся, раскинув руки, и тяжело рухнул, ударившись затылком о кровать.
В операционной был прохладно.
– Ну, что там? – спросил ШФ-541.
– Дрянь дело, – отозвался ремонтник, заглядывая во вскрытую черепную коробку. – Где вы такую рухлядь достали? Если не ошибаюсь КТС-23?
– Да. Ты не ошибся. Боевой робот-андроид КТС-23. Участник войны. Это Солдат.
– Серьезно? Последний Солдат? Тогда буду осторожен.
– Уж постарайся.