Мой любимый герцог - Грей Амелия. Страница 5

Сможет ли она и дальше писать о таких, как он? Да, это ее долг – во всяком случае, еще некоторое время, хотя бы до начала сезона. Возможно, какой-нибудь джентльмен сделает Евгении предложение, она больше не будет сидеть на шее у сестры, и тогда Марлена сможет отказаться от своих скандальных разоблачений, как и планировала ранее.

Но что ей делать, если герцог вдруг все же узнает, что она и есть мисс Труф?

Нет, что будет делать он, а точнее – что сделает с ней?

Впрочем, сейчас это не имеет значения, поскольку перестать писать она не может. Издатель хоть и платил ей не много, но ее доходов хватало для Евгении и ее замужней сестры Вероники: Марлена оплачивала им содержание дома. Нет, пока она не может отказаться от своей писанины, еще не время.

Но как быть с герцогом? У нее не было возможности повлиять на выбор опекуна, а управлять своим наследством она пока не могла. С этим ей придется смириться.

– Я не понимаю, – пробормотала Марлена скорее себе, чем Рату, и положила запечатанный конверт на стол возле лампы. – Мистер Олингуорт был очень добр ко мне все эти годы, всегда давал гораздо больше свободы, чем имеют большинство юных леди. Почему же теперь проявил такую жестокость?

– Если вам станет от этого легче, можете считать, что таким образом он хотел наказать меня, а не вас.

– Вас? – воскликнула Марлена.

Его высокомерие не знает границ! Но с другой стороны, он типичный аристократ, распутник и повеса. Чего еще от него ждать? Такие, как он, думают только о себе, не считаясь с желаниями окружающих.

– Каким образом? Вы определенно заслуживаете наказания за все свои художества, но в данном случае наказана я.

Рат нахмурился – первый признак того, что его терпение и благие намерения подходят к концу, – и сделал шаг к ней.

– Неужели вы считаете, что мне было легко взять на себя ответственность за будущее юной леди?

– Вы могли отказаться.

– Я бы, безусловно, так и сделал, если бы все дело было только в этом. Поверьте, у меня нет ни малейшего желания нести за кого-то ответственность, особенно за юную девицу, которая предпочитает копаться в земле, вместо того чтобы чинно сидеть в гостиной и учиться рисовать или вышивать.

Марлена стояла на своем.

– Мне просто нравится возиться в саду, и, слава богу, мистер Олингуорт никогда не запрещал мне этим заниматься, когда я жила в его дома в Котсуолде.

– Тогда все было иначе, – возразил герцог. – Вы, совсем еще девочка, жили в деревне, а теперь – в модном Лондоне. Юные леди не должны сами этим заниматься – для этого есть садовники, служанки, другой персонал. Не забывайте о своем происхождении и родственниках, пусть даже дальних, и ведите себя соответственно.

– Между прочим, я не бесприданница и имею средства к существованию. У меня есть наследство, пусть небольшое, и я вполне способна сама найти себе мужа, без вашей помощи.

– Вам должно быть известно, – сообщил герцог, раздраженно прищурившись, – что о ваших интересах кто-то должен заботиться: готовить к дебюту в обществе, знакомить с нужными людьми. Олингуорт выбрал меня, поскольку мог не бояться, что ваше приданое уйдет на оплату карточных долгов или какие-то другие нужды раньше, чем вам сделают предложение. Он знает, как, впрочем, и все общество, что я будут благожелателен к любому джентльмену, на котором вы остановите свой выбор.

– Вы говорите – общество? – уточнила Марлена, обдумывая его слова. – Значит, все дело в этом? Для вас важно, что подумают о вас окружающие?

Герцог поморщился, и Марлену удивило, что даже гримасы его не портят, но удивило еще больше, что с самого первого момента, когда увидела его, у нее подгибались колени.

– Меня перестало заботить мнение общества много лет назад.

– А мне так не кажется, – уверенно заявила Марлена.

– Значит, вы ошибаетесь.

– Не думаю. По моему мнению, вы хотите, чтобы общество знало, как вы добры к бедной родственнице графа, почти все земли которого были конфискованы королем еще до моего рождения только за критику заоблачных расходов короны.

– Граф делал это публично, мисс Фаст, что было неразумно.

Марлена тоже так считала. Ей приходилось не раз слышать, как дорого обошлись семье графа резкие слова, сказанные королю. А вот заботился ли герцог о своем положении в обществе, стоило выяснить, чтобы понять, с какой стати известный распутник решил занять место мистера Олингуорта.

– Быть может, вы считаете, что, взяв опекунство надо мной, заслужите прощение общества за свои давние проделки и вернете его благосклонность?

– По-вашему, мне это нужно? – Герцог усмехнулся, и у нее задрожали колени. – Скорее ад замерзнет и превратится в ледяную пустыню, чем я стану об этом думать.

Неожиданно для себя самой Марлена улыбнулась:

– Чудеса иногда случаются, не правда ли?

Он слегка кивнул, но возразил:

– Только для праведников, мисс Фаст, а мне бы не хотелось, чтобы меня когда-нибудь так назвали.

К сожалению, она тоже не хотела быть причисленной к этому слою общества. Ей потребовалось немалое присутствие духа, чтобы выговаривать ему за прошлые грехи, в то время как сама она писала анонимные скандальные заметки о таких, как он, под вымышленным именем. Хоть она никогда и не призналась бы в этом, многие могли сказать, что они – два сапога пара.

– Я не слишком хорошо знал вашего опекуна, – продолжил герцог, – но мой отец был его другом и глубоко уважал.

– А как насчет меня? Вы его спрашивали? Вам не хотелось узнать обо мне больше, прежде чем принять на себя ответственность за мою судьбу?

– Должен признаться, нет. Я поверил Олингуорту, который сказал, что вы девушка благородного происхождения и отчаянно нуждаетесь в наставнике, чтобы дебютировать, войти в общество и найти себе достойного джентльмена.

– Отчаянно?

Слово прозвучало как ругательство, и Марлена пришла в ярость. Если она чему-то и научилась, пока жила с кузенами, так это никогда и ни при каких обстоятельствах не отчаиваться. Необходимо всегда оставаться сильной и уметь справляться с любой ситуацией.

– Мистер Олингуорт не мог употребить такое слово применительно ко мне. Пусть я еще в младенчестве и осталась без родителей, но никогда не отчаивалась.

– Я не знал, что вы осиротели так рано.

Марлена видела, что герцог удивился, и лишь надеялась, что не сказала о себе слишком много.

– Хоть мы с вами и встречались, но никогда не разговаривали. Тем не менее я знаю, что вы потеряли мать еще до поступления в Оксфорд, а отца – несколько лет назад, – заметила она.

– Из газет и бульварных листков, естественно. Да, о титулованных джентльменах пишут больше, чем о других. Могу согласиться лишь с тем, что в отчаянии был скорее мистер Олингуорт. Он страстно желал, чтобы вы могли продолжать жить так, как привыкли, и чтобы этому не помешала его болезнь. Я всего лишь намерен выполнить данное ему обещание позаботиться об этом из уважения к их с моим отцом многолетней дружбе.

– Вы? – с усмешкой переспросила она. – Из уважения? Разве может говорить об уважении тот, кто скомпрометировал двенадцать юных леди в их первый сезон!

– Конечно. Почему нет?

– Вы, кто унизил их перед родителями, друзьями и поклонниками? Кто оставил их совершенно беззащитными?

– Пусть не намеренно, но да, – спокойно согласился Рат.

– То, что вы сделали, заставило их близких усомниться в их честности, порядочности и добродетели, подвергнуть сомнению их брачные перспективы.

– Не собираюсь ничего отрицать, и уверен: вы полагаете, что у меня много и других грехов.

– Не сомневаюсь! – заявила Марлена и сразу осознала, что он принимает ее ответы как вызов, а вовсе не как оскорбление.

Да, взять верх над герцогом нелегко. Она понятия не имела, откуда взяла силу духа, чтобы открыто дерзить ему. Возможно, все дело в том, что она писала о нем: осуждала, бранила, стыдила – почти три года, а поэтому чувствует себя относительно спокойно, наконец встретившись с ним лицом к лицу. Или все дело в том, что она знала, как сильно страдала Вероника из-за тех писем, как сказались они и на Евгении. Марлена до сих пор помнила горькие слова Евгении, что общество никогда не упрекнет трех герцогов за то, что сделали, и только потому, что они герцоги.