140 ударов в минуту (СИ) - Арро Агния. Страница 47

Я облажался. Мне пришлось унижаться. Сестра увидела мою слабость…

Ломает, выть хочется.

Контролировать они меня хотят. Да куда, мать их, я денусь? Я встрял по уши в собственную жену и хер я её куда отпущу! Я для Ани лучшего хочу. Чёртово время! Всё, что я попросил у донора — немного времени. Но он так боится не справиться со мной, что давит через сестру.

«Трус, блядь! Ты не отец мне! Ты ёбаный мудак!» — ору до хрипа глубоко внутри себя. Снаружи я слился со своим байком, со скоростью, с дорогой. У меня все мышцы горят от перенапряжения.

Перед глазами мелькает разделительная полоса очередной дороги. Хер знает, где я еду. Поднимаю взгляд, чтобы наконец осмотреться. Сердце моментально взвинчивает обороты на максималку. Передо мной разворачивается тачка, решившая ехать в другую сторону. Мозг уже понял, что это конечная.

«Прости меня, мама» — несётся в голове. — «Я не справился».

Байк влетает передним колесом в борт застрявшей на развороте машины. Мне даже не больно. Просто свет гаснет, и всё.

Глава 44

Стефания

Меня так резко будит звонок в дверь, что на несколько секунд становится нехорошо. В ушах шумит и сердце заходится, давя на грудную клетку. Сажусь на кровати, моргаю. У Саркиса ключи, да и на смене же он. Кто тогда?

Тишина заставляет сомневаться. Вдруг приснилось?

Трель звонка раздаётся вновь, отвечая на мой вопрос. Спускаю босые ступни на пол и иду открывать.

— Кто там? — в глазок, как назло, ничего не видно.

— Это Гордей, Стеф. Открой.

Посреди ночи?

Тряхнув головой, проворачиваю внутренний замок и распахиваю дверь. На пороге действительно друг и тренер моего мужа. Мрачный, бледный. В карих глазах расплылась чернота.

Живот невольно поджимается до боли, и дыхание начинает сбиваться.

— С ним что-то случилось? — спрашиваю упавшим до хриплого шёпота голосом.

Гордей проходит глубже в нашу обновлённую прихожую. Берёт меня за руку. У него пальцы холодные, а на улице лето.

— Кис на байке в тачку влетел.

Моё сердце перестаёт биться, а в коленях будто появились мягкие, растянутые пружины. Качает. Гордей удерживает и помогает сесть прямо на обувную тумбу.

— На операционном сейчас. Тяжёлый. Поедешь?

— Ж-живой, — заикаясь, и не спрашиваю, и не утверждаю. У меня от ужаса зубы начинают стучать.

— Живой. Пока… — цедит сквозь зубы Гордей. Я слышу, как ему сложно говорить.

— Пока? — смаргиваю слёзы с ресниц. — Пока?! — резко поднимаюсь. Мы вновь сталкиваемся взглядами.

— Стеф, я мало знаю. Мне позвонили, потому что у Саркиса паспорт был в куртке, а там вечно визитка клуба лежит. Других контактов-то нет. Подумали, что рабочая. Кому-то надо было передать, чтобы родственникам сообщили. Наткнулись на меня, — объясняет он.

— Минуту, — прошу Гордея.

Покачиваясь, ухожу в комнату, бормоча себе под нос: «Пока живой».

Надо успеть.

Хватаю первые попавшиеся штаны с футболкой. Футболка оказывается его. Надеваю. Нервно переворачиваю кровать в поисках телефона. Засовываю его в карман. Хватаю рюкзак. Там документы, деньги. Я жена, меня к нему пустят. Должны. Обязаны!

Растирая по лицу слёзы, обуваюсь и снимаю ключи с крючка. Гордей открывает мне дверь. Забирает ключ и сам запирает квартиру. Я не могу, у меня дрожат руки.

Бред какой-то. Я же видела, как Саркис гоняет. Да он со своим байком как единое целое. Не мог Кис разбиться. Просто не мог. Он сейчас на работе должен быть. Там кто-то другой. А паспорт. Да украли паспорт. Потерял. Мало ли! Мы просто поедем, убедимся в том, что с ним всё хорошо, и вернёмся домой. А утром Кис приедет уставший, заберётся ко мне под простыню и будет жадно тискать, нашёптывая пошлости, от которых горит всё тело и щёки полыхают смущением.

Гордей помогает мне сесть в ожидающее у подъезда такси. Садится рядом на заднее. По-дружески сжимает мою ладонь. Пальцы у него всё ещё холодные. У меня теперь тоже. И согреться не выходит. Это нервы.

— У тебя есть номер телефона его отца? — тихо спрашивает друг моего мужа.

— Дяди Сурена? Зачем?

— Надо сказать ему. И там Анаит. Хер знает, чем закончится эта ночь, Стеф. У меня только деда его номер есть, но лучше отца набрать.

— А вдруг они ошиблись? Там ведь может быть не он?

— Там он, Стеф. Мы должны позвонить родственникам. Ради Анаит. Она не простит нам брата.

— Не говори так, пожалуйста, — реву в голос, закрыв лицо ладонями. — Не говори! Он жив! Ты сам сказал. Он сильный!

— Сильный, — обняв меня и притянув к себе, отвечает Гордей. — У меня в команде много парней. Таких, как Саркис нет. Этот пацан, когда к нам в клуб пришёл, зубами рвал трек. Ни хрена не изменилось с того дня. По-хорошему борзый, глаза горят, технику обожает, есть желание побеждать. Всегда. Упрямый. Падать будет, но не отступит. Знаешь, как он за мать боролся? За Ани. Теперь ему придётся побороться за самого себя. А это самый сложный бой, Стеф.

Его слова немного успокаивают. Достаю телефон из кармана. Разблокирую. Нахожу номер дяди Сурена и отдаю Гордею. Я не могу говорить. Такое произнести не смогу точно. У меня даже в голове не укладывается. Мозг упирается, не желая верить. Робкая надежда на ошибку помогает мне держаться в сознании.

— Нет, не Стефа. Доброй ночи. Гордей Калужский. Да, владелец «Либерти», — говорит он в трубку, пока я тихо дрожу рядом. — Сар попал в аварию. Я подумал, вы должны знать. И… — косится на меня. — Сурен Баграмович, он тяжёлый. Скажите Анаит. Да, адрес больницы сейчас пришлю. Да, мы будем там. До встречи.

Возвращает мне трубку. Она выпадает из рук и летит на пол. Поднимает, вновь вкладывает мне в ладони.

Таксист останавливается прямо возле ступенек. Гордей помогает мне выйти на улицу. Придерживая за талию, ведёт в здание. В нос сразу бьёт специфический запах, и свет кажется слишком ярким. Женский смех откуда-то сбоку невыносимо раздражает.

Какого чёрта они ржут, когда у меня там умирает муж?!

Стреляю заплаканным взглядом в двух девушек в брючной медицинской форме.

Гордей ведёт меня, я не запоминаю маршрут. Стены, полы, вывески над двустворчатыми дверями. Кирилл… Тоже нервный. Шагает к нам.

— Привет, маленькая, — крепко обнимает меня.

— Что там? — спрашивает Гордей.

Задерживаю дыхание, чтобы даже оно не мешало мне слышать.

— Спасают. Говорят, он здорово поломался. Хуй знает, как умудрился. Его свалить на трассе, это ещё постараться надо. А тут сам влетел. У меня до сих пор в башке никак не уложится, — запускает пятерню в свои тёмные волосы.

— Потом будем разбираться. Сходи покури, мы подежурим.

Кир кивает и стремительно исчезает из виду.

Сажусь на кушетку. Упираюсь затылком в стену и плачу. Теперь беззвучно. На потолке раздражающе гудит лампа. В начале коридора уборщица домывает полы, гремя ведром. А мы просто ждём.

— Стефа! — выводит из коматоза звонкий голос Анаит. — Где Кис? — её карие глазки бегают в панике.

— Там, — машу рукой в направлении операционной. Нам её отсюда не видно, мне Гордей сказал, что она там есть.

— Это всё ты виноват, — плачет малышка, глядя на отца. — Ты виноват! Лучше бы меня сразу в детский дом забрали. Тогда бы Кис не ругался с тобой и не разбился!

— Нет, Ани. Нет, — шепчу, прижимая малышку к себе. — Ччч, — раскачиваюсь вместе с ней. — Так было бы не лучше. С ним всё будет хорошо, — самой бы в это верить.

— Врачи все там? — спрашивает дядя Сурен у Кирилла.

— Да.

— Мы его вытащим, Ани. Слышишь? — обращается к дочери. — Найдём лучших врачей, если понадобится. Оплатим любые операции и лекарства. Мы вытащим твоего брата отсюда.

— Почему ты его так не любишь? — всхлипывает Анаит.

— Ани… — дядя Сурен подходит к нам и присаживается на корточки. Малышка жмётся ко мне сильнее.

— Вы поругались, да? — доходит до моего агонизирующего мозга.

— Я перегнул, — тихо признаётся дядя Сурен. — Передавил и… Стеф, я тут всех на уши поставлю, но мы его вытащим.