Азатот - Берендеев Кирилл. Страница 6

Но вот, по прошествии неведомых часов или минут, бесконечный ряд вопросов кончился, сидевший за столом поднял со стола последний лист и вложил его в назад в папку, тщательно завязал ее, а затем, подойдя к молодому человеку, приказал тому следовать за ним. Молодого человека привели в соседнюю комнату, уложили на койку, затянутую полиэтиленовой пленкой и велели закатать левый рукав рубашки и поработать кулаком. Другой человек, сменивший допрашивающего, наклонился к молодому человеку; в руке у него был шприц; игла вонзилась в кожу, находя набухшую вену... через несколько минут наступило забытье.

Молодой человек проснулся в своей квартире в обычное время, как просыпался каждый день, когда необходимость заставляла его идти на работу. Лишь странное чувство потери возникло у него при пробуждении, точно все случившееся вчера, явилось лишь странным сном, странным, потому, что слишком долгое время к нему приходили совершенно иные сны. На прикроватной тумбочке лежало направление на новое место работы: люди, что увезли вчера его в здание без окон, уже позаботились о том, чтобы устроить его. Взглянув на направление, молодой человек понял, что это место немного дальше от дома, и деятельность на новом посту не станет слишком отличаться от предыдущей, разве что оплата за нее будет производиться по минимальной ставке.

Он отправился на новое место работы, которое показалось ему до мелочей схожим с прежним: те же снулые, невыразительные лица сотрудников, те же задания и распоряжения, те же комнаты, с такими же, пронумерованными по инвентарной описи, предметами. Вечером он возвратился домой в сером сумраке надвигающейся свинцовой ночи, и когда вышло время, привычно улегся на кровать к окну. Закрыв глаза, молодой человек - как показалось ему - сразу же и открыл их. И с удивлением, досадой, и безмерной печалью обнаружил, что наступило утро, что он бодр, уверен в своих силах, потому как отлично поспал, и готов идти туда, где назначена ему новая служба и уверенно, как и полагалось добросовестному служащему, ее выполнять.

За завтраком он долго сидел у окна, не в силах поверить в случившееся и пытаясь убедить себя в том, что это - не более чем запоздалая реакция его нервной системы на путешествие в здание без окон и переход с одной работы на другую. К концу скудной трапезы ему почти удалось убедить себя в этом, и уверенность его сохранялась вплоть до новой ночи, но эта новая ночь, к ужасу молодого человека, вышла точной копией предыдущей. Ложась в постель, он закрывал глаза и открывал их, и за время, кажущееся ему мигом, проходили часы долгой ночи, и звезды, что стучались в окно, приглашая в путешествие, не получали ответа.

Тоже случилось и в следующую ночь, спустя неделю. Не оставалось никаких сомнений, - как ни старался отвергнуть он эту возможность, и как не цеплялся за иные, пускай фантастические, объяснения, дававшие призрачную надежду! - что ему была уготована та процедура, к коей обыкновенно прибегали сами жители страны, те, кто пожелал никогда не видеть будоражащие воображение и смущавшие разум сновидения. Ведь кто знает, что может нашептать сон, какие крамольные мысли утвердить в голове, а уж к чему приведет такая крамола в мыслях - понятно и без объяснений. Вот и ему была введена инъекция не обычного барбитурата, как молодой человек понуждал верить себя, а вещества, блокирующего сновидения.

Он слышал от прежних сослуживцев, перешептывающихся меж собой: вроде как существует противоядие, изготовляемое тайно, где-то далеко за границей и столь же тайно завозимое в страну иноземцами, но мысль о том, чтобы достать его казалась просто фантастической. Правители государства во все времена не рекомендовали своим подданным видеть сны, уводившие человека из трудовых будней в страну фантазий и, тем самым, расхолаживающие его, не дающие сосредоточиться на свершениях во благо народа, и это в то время, когда собранность и максимально возможная концентрация всех усилий общества на всех направлениях насущно необходима, дабы противостоять врагам государства, внутренним и внешним, посрамить их и смешать коварные планы и замыслы. Однако, и четкой установки на искоренение самого феномена сновидения не было, в этом - смотреть сны или обходиться без них - жителям страны была дана свобода выбора. Но всегда считалось публично обсуждать и толковать собственные или собеседника сны занятием вредным, отличающем человека неблагонадежного. А средства, лишающие гражданина этой, функционально бесполезной, но социально небезопасной способности, были доступны всякому, как бесплатная медицинская услуга, и услуга эта пропагандировалась всеми доступными средствами: по телевизору демонстрировались сценки, повествующие о том, сколь часто человек, видящий сны, скатывался по наклонной плоскости, того хуже, становился объектом внимания врагов государства, их невольным сообщником и приспешником, и, в результате, изобличенный доблестными агентами тайного приказа, каялся, с готовностью предлагая для себя самые суровые меры наказания.

Молодой человек едва ли мог надеяться на кого-либо - все: и друзья, и знакомые, и сослуживцы, - обязаны были бы сообщить в тайный приказ, узнай только, что он заслуженно получил прививку от снов, но замыслил избавиться от нее. Его ждал бы еще один визит в здание без окон, и тогда не следовало ожидать снисхождения. Так что единственной его призрачной надеждой остался верховный мудрец из далекой Рошанны, который, быть может, сумеет отыскать способ, открывающий молодому человеку, как и прежде, возможность путешествий во снах, и с помощью магии, переправить возлюбленного Мулиэры в край, где они могли бы соединить свои сердца и души. Или, если надежды таковой нет, придти с советом, да хоть простую весточку о любимом городе подать - и то была бы ему радость!

Меж тем дни проходили за днями, будни сменялись выходными, праздник рождения Первого Правителя, сменился праздником Единства и Труда, затем пришел черед отметить Славную Победу над врагами; весна сменилась летом, а лето незаметно закатилось в осень, но ничего не происходило, ничего, что могло бы напомнить ему о покинутом крае. Иногда, очень редко и, как кажется, только в часы отчаяния, смешанного с неизбывной мечтой, молодой человек чувствовал, будто кто-то зовет его, пытается достучаться в его омертвевший разум..., но, - и он боялся, что окажется прав, - возможно, это звала и стучалась лишь его собственная умирающая надежда.

Заново перебрав все способы помочь себе, и как-то утешиться, он отбросил их, поняв: ничто более не способно скрасить дней его бесплодного ожидания. Единственное, что ему оставалось, - это не мечтать ни о чем, погрузиться в новую работу и полностью посвятить себя ей.

Понемногу это ему удавалось, с каждым разом все лучше и лучше; более того: старания молодого человека заметили и повысили в занимаемой должности, переведя его к новой компании служащих; повысили и ежемесячное жалование, сравняв с тем, что он получал прежде. А молодой человек продолжал стараться, выкладываясь на работе так, что только и оставалось сил добраться до дома и, проглотив скудный ужин, опуститься в постель. И все же, перед тем как забыться бесчувственным сном, робкие мысли посещали его, мысли, отказаться от которых было просто невозможно.

И вот однажды, поздней промозглой осенью, когда свинец моря мешается со свинцом неба, создавая невыносимое ощущение полной замкнутости мира, молодой человек почувствовал что-то странное; необычное ощущение посетило его, едкое, точно раствор кислоты, проникло в самую душу и тотчас пропало, оставив после себя целую вереницу догадок и предположений. Молодой человек возвращался домой с работы под мелким нудным дождичком, падавшим словно бы ниоткуда, ибо море и небо перемешались, падавшим вот уже пятый день напролет. Он шел, плотнее запахнувшись в старый плащ и низко нагнув голову, и когда до дома остались считанные шаги, ядовито сладкое чувство это кольнуло его, ударило, точно вино, в голову, и разошлось по всем членам.

Он даже пошатнулся от этого соприкосновения. А, придя домой, понял, что не только чувство, но и мысль, вошла в его сознание, мысль, приведшая молодого человека в состояние мрачной подавленности, избавиться от которой и противопоставить ей что-то не представлялось возможным. Постигнув до конца открывшееся ему, молодой человек оставил последние сомнения: да, так и есть, его мир, место его рождения и жалкого нынешнего существования, сумрачный мир, как назвала его когда-то Мулиэра, и есть тот самый, исполненный мук и страданий, центр мироздания. Именно он стал вместилищем кошмара миров и вселенных; а столица их государства, та, что расположена всего в шести сотнях верст к югу - и есть средоточие абсолютного зла. В ней, в гранитном саркофаге, в хрустальном гробу, спит безумный султан демонов Азатот и дыхание его невыносимо смрадно, а отлетающие при каждом его выдохе малые демоны ненасытно прожорливы; их страна и все соседние страны, что кольцом опоясывают ее с запада и юга, отданы на откуп спящему кошмару, заколдованному, но непокоренному, столь пропитавшемуся ненавистью и злобой, что одно только мимолетное пробуждение его повергает в ужас, сеет смерть и великие разрушения. А вкруг недреманной стражи, поставленной когда-то тремя колдунами и тремя колдуньями, ждут его верные слуги, ждут в нетерпении часа, когда он проснется и поведет их за собой, сгорая в безумной злобе и неутолимой жажде страха и разрушения. Ему, Азатоту, приносятся бесконечные жертвы, а слуги его почитаются за высших существ, правителей и героев этой страны, и нет в стране гласа неугодного им, ибо нет, и не может быть силы, что смогла бы пересилить вековечный страх перед спящим султаном демонов и одолеть неземную его ненависть и безумную злобу. А шпионы и тайные агенты Азатота рыщут повсюду во всех мирах и вселенных, выискивая трех колдунов и трех колдуний, на пути своем сея страх и подозрения, отчаяние и опустошающее душу одиночество. И логово их, откуда посылаются шпионам Азатота приказы и куда доносят тайные агенты все, о чем узнали и проведали - здание без окон в столице государства его, или другие здания без окон в других городах и его страны и в тех стран, что кольцом с юга и запада окружают державу и где слуги безумного султана демонов также почитаются за всемогущих существ. Те здания возвышаются над городом, издалека и со всех сторон видные всякому человеку и уже одним видом своим подавляющие его и изничтожающие все его стремления, мечтания и надежды.