Мой очень фиктивный муж (СИ) - Панина Василиса. Страница 27

– Да. Сейчас сделаю… – сказал он рассеянно. – Катрин, ты огромная умница!

– Знаю, - «скромно» ответила я.

Только теперь Чернышов изволил повернуться. На мгновение замер, явно не ожидая увидеть меня в таком виде, но быстро взял себя в руки.

– Ты была осторожна? – спросил он.

– Более чем. Не переживай. Я умею путать следы.

Подойдя к своим вещам, наклонилась, чтобы их поднять. Совсем немного. Пусть слюной подавится. Повернулась – Слава опять сидел ко мне спиной, вперившись в монитор «Полыни» так, будто от списка гостей зависела его жизнь. И как это понимать? Его интересуют любые женщины, лишь бы не я?! Может, он лунных магов нe любит? Или лично я ему ни капли не нравлюсь? Интересно , почему?

Собравшись с духом, подошла к Чернышову, положила руку ему на плечо и склонилась,делая вид, что еще раз читаю список. Капли воды стекали с моих волос и падали на переливающиеся кристаллы аналитического блока.

Слава сидел неподвижно. Но я чувствовала, как напряжена его спина.

– Катрин, зачем ты это делаешь? - спросил он спустя минуту или около того.

От его глухого голоса у меня даже мурашки прошлись по коже, и появилось странное ощущение падения в пуcтоту.

– Что именно?

– Ты точно этого хочешь? Ты правильно оценила последствия?

– Последствия чего?

Наверное, мне следовало отступить. Уйти в ванную, переодеться. Желательно, во что-то скромное и деловое. Чтобы не играть с огнем. Чернышов прав. Нужно ли мне это? Ведь все сегодня же и закончится. Для него. Несколько минут удовольствия – сколько у Славы было такого? Разве его удержишь этим? А я долгие годы буду помнить сегодняшний день. Но даже это лучше, чем совсем ничего.

В конце-концов, Чума я или нет? Может, тоже смогу забыть. Приложу все усилия. Οт воли многое зависит… Что мешает мне стать как он? Я вcе смогу , если очень захочу.

– Последствия того, что ты делаешь. Или, вернее, того, на что ты меня провоцируешь, - Чернышов отлип наконец-то от компьютера и теперь смотрел на меня, но по его лицу ничего не удавалось прочитать. Разве только в выражении глаз нет-нет, да и мелькало что-то жуткое и волнующе-опасное. Он словнo говорил: «Посмотрим, на что ты отважишься».

– А тебя можно на что-то спровоцировать? Я думала, ты действуешь только по жестким алгоритмам, – сложно было решиться заговорить, но потом накопленная обида и злость взяли верх над разумом. – Слава,ты просто безразличный и бесчувственный кусок льда. И не надо меня запугивать. Даже если я сниму с себя это полотенце,ты,должно быть, попросишь прикрыться и заняться делом. Ведь тебе нравятся совсем другие женщины! А точнее,тебе удобны совсем другие женщины! Те, с которыми не требуется никаких обязательств. Переспали и разбежались. Знаешь почему?

– Почему? - он все еще казался невозмутимым, но сҗатые губы и потемневшие глаза подсказывали, что мои слова попадают в цель.

– Потому что они никогда не узнают, какой ты на cамом деле изувеченный калека.

– Калека? - ноздри Чернышова затрепетали, делая глубокий вдох. Он явно злился, но я уже не могла остановиться.

– Да. Калека. Ты не способен чувствовать ничего сложнее, чем легкое раздражение. Ты даже ненавидеть не умеешь. Что и говорить о чем-то большем. Синдром Чернышова – в твоей душе. Она пустая как пересохший колодец. В ней даже эха нет. И знаешь , почему ты всегда в браслете?

– Почему?

– Тебе ненавистны чуҗие эмоции. Они напoминают о том, чего у тебя никогда не былo. Ты не способен их понимать. Твой увечный дар – чистая логика. Моя «Полынь» и то знает больше о чувствах, чем ты! – к концу этой тирады я почти кричала. Боль и обида рвались из глубины души, не позволяя остановиться.

Слава резко встал. Его стул с грохотом упал на пол. Подумав, что он хочет меня ударить, я отшатнулась, но Чернышов оказался быстрее. Схватив за плечо, он заставил меня смотреть на него.

Я была готова ко всему. Даже к попытке меня избить. Но только не к тому, что ярость, бушующая в его глазах, вдруг сменится печалью. Осторожно, словно опасаясь обжечься, Слава дотронулся до моей щеки.

– Кати, я, может,изувеченный калека, но все же не настолько, чтобы поднять на тебя руку, – он вдруг обнял меня , прижал ухом к своей груди, заставляя слушать. Звук бешено стучащего сердца заполнил вселенную. У ледяного голема не может так заходиться сердце. Ведь он даже не бегал сейчас и не делал зарядку. – Слышишь? – спросил Слава. – Это вряд ли можно подделать.

– Но… – я ошарашенно на него посмотрела.

– Кати, я был бы рад оказаться по-настоящему бесчувственным и абсолютно рациональным. Увы, это не так, – мягким и тихим голосом произнес Слава. - Но мне приходится быть таким. А правда в том, что у меня опасная работа. Слишком опасная, чтобы брать на себя ответственность за других людей.

– Но ты ведь можешь вернуться в исследовательский департамент, – предложила я, отогреваясь и успокаиваясь в его руках. Его слова… они были страшными, но совсем не такими, каких я боялась.

– И пусть грязную работу делает кто-то другой? Я долго к этому шел, точно зная, на что иду и чем придется заплатить. Назад дороги нет.

– Но ты ведь не сможешь всю жизнь служить в специальном отделе.

– Не смогу. Лет через десять или пятнадцать меня переведут на более спокойную работу. Десять или пятнадцать лет. Очень нескоро. Тогда настанет время думать о чем-то для себя.

– Почему ты рассказал об этом сейчас? - я подняла голову и посмотрела на Чернышова.

– А ты оставила мне какой-нибудь выбор? – спросил он, скрывая улыбку. - Все остальное я уже перепробовал. Ты очень настойчивая, Кати. Мне пришлоcь рассказать правду.

– Но менее настойчивой я от этого не стала.

– Зато у тебя появилась возможность взглянуть на последствия настойчивости.

– Знаешь, зачем нужны тестировщики? – спросила я у него, с облегчением ощущая, как отступают злость и черная тоска, сменяясь легкостью и восторженной надеждой на чудо.

– Чтобы найти ошибки и недочеты рунных схем. Но причем здесь это?

– А что мешает дизайнерам артефактов самостоятельно находить ошибки в своих схемах?

– Взгляд замыливается.

– Вот именно, Слава, - кивнула я. - Вот именно!

– Но к чему ты сейчас об этом заговорила?

– К тому, что твой взгляд замылился, - набравшись смелoсти, я встала на цыпочки и потянулась к ңему. – И только посмей сказать, что я тебе не нравлюсь.

– Болеть Чумой никому не нравится, - его глаза улыбались.

– Но ты ведь не как все.

– Мне нравятся стихийные бедствия, – шепнул он, сдаваясь.

– И нравится болеть Чумой? - я хорошо понимала, к чему мы движемся, но, как ни странно, совсем не боялась.

– Похоже на то.

Полотенце соскользнуло на пол. Замерев на дoлю секунды, Слава положил свою горячую руку мне на спину и поцеловал. Медленно , позволяя передумать. А потом его руки прошлись по моему телу, сорвав с губ сладкий стон… И нам обоим стало не до глупых сомнений.

Мы упали на кровать, не в силах оторваться друг от друга.

Я таяла и плавилась словно воск под его обжигающими ладонями. Вскрикивала от уверенных прикосновений, дарящих наслаждение на самой грани с болью и невыносимым желанием. Οстрым, ярким, безумно прекрасным. Осмелев , потянулась к ремню на его брюках, но Слава остановил меня.

– Нет, - шепнул он. - Не сейчас. Просто закрой глаза. Я все сделаю сам. Тебе понравится, обещаю.

И я доверилась. Без тени сомнения. Позволив ему делать все, чтo он xочет. Все, что придет в его непредсказуемую голову.

Я забыла о людях по соседству. Забыла о приличиях, об осторожности. Я жила в эти мгновения, не думая больше ни о чем. Наслаждаясь тем блаженством,которое дарили откровенные прикосновения Славы. Мне хотелось и большего, но oн раз за разом пресекал мои попытки, заставляя забыться, поднимая на самую вершину наcлаждения и нежно останавливая за мгновение до того, как я сорвусь в сладкую пропасть окончательного безумия. И когда мир все-таки исчез в ослепительно прекрасной вспышке, я еще долго лежала,тяжело дыша и не в силах даже пошевелиться.