Ловушка горше смерти - Климова Светлана. Страница 60

— Лина, наш выход, — деловито шепнула Женя. Лина сбросила пальто, дождалась первых тактов из магнитофона, который на полную мощь врубил рыжий Науменко, и пошла навстречу Леночке, одетой в черное платье: эту вещь они танцевали в паре. Поклон, одинокий возглас «браво!», черт знает что, неужели еще раз придется? Нет, проехали. Артисты потянулись наверх — сменить костюмы. У них имелось еще десять минут, пока Инга разогревала публику.

Эти перерывы между номерами Лина ненавидела больше всего, потому что Альбина, как правило, посылала с ними Ингу, втыкая ее в паузы. К концу выступления достаточно было просто двигаться, плюнув на рисунок танца, потому что зрители откровенно обсасывали их глазами. Пышка Светлана сладко сопела в кровати, выпростав голую руку и закинув ее за голову, темнела голубая бритая подмышка.

— Везет же некоторым, — проговорила со сдавленным смешком Женя. — Помоги мне натянуть эту блядскую хламиду. Растолстела я, что ли?..

— Не пей больше, — шепнула Лина, разглаживая на девушке лиф ярко-алого шелкового платья с оборками до пола, — и сними эти серьги, они сюда не идут.

Возьми у Лены ее клипсы и бусы. Подкрась другим цветом губы. И не танцуй так трагично — это же шутейный номер…

— Благодарю, коллега! — криво усмехнулась Женя. — Пойду выкурю сигаретку с этими боровами.

Все, подумала Лина, поплыла девочка…

Веселье продолжалось. Они танцевали трижды, с промежутками в одну песню Стасика, который, казалось, вот-вот надсадит голос. Когда их наконец отпустили, Инга и Женя в своем алом наряде остались за столом, Стасик побежал переодеваться, а остальные втроем поднялись к себе в комнату.

— Я первая в душ! — воскликнула Леночка. — Сложи мои тряпки…

— Тебя дождаться? — спросила Катя, аккуратно упаковывая костюмы в кофр.

— Мне душ ни к чему. Только не сиди там долго, Лина на очереди. Ты почему не переодеваешься, Полина?

— Жду, — сказала Лина. — Жду, пока вы отсюда уберетесь…

В дверь постучали, заглянул Науменко и поманил Лину пухлым коротеньким пальцем.

— Деточка, — сказал он, выдергивая Лину за локоть в коридор, — почему вы не спуститесь вниз? Именно вы — там один человек очень хотел бы снова вас увидеть…

— Ну и что?

— Как это что? Вы не можете ему отказать.

— Я не хочу. — Лина посмотрела Науменко в глаза, и такая там всплыла испуганная растерянность, что ее передернуло от отвращения. — Не хочу.

— Все остальные… — пробормотал Науменко, — совсем не против повеселиться и, в конце концов, подработать.

— Я не проститутка, — усмехнувшись, сказала Лина, — и у меня нет сегодня настроения веселиться.

Их оттеснили от двери Лена и Катя, которые, стуча каблуками, пробежали по коридору.

— Вот видите… Как вас зовут, деточка? — забормотал Науменко.

— Никак. Пустите, мне нужно в комнату переодеться.

— Не нужно в комнату, оставайтесь в этом костюме. Тот, кому вы так понравились, велел, чтобы вы пришли именно во фраке.

— И с хлыстом? — спросила, поворачиваясь к двери, Лина.

— Как есть сейчас, — не понял Науменко и умоляюще добавил:

— Это очень большой человек, вы, деточка, не пожалеете…

— Нет, — сказала Лина, — отпустите мою руку и убирайтесь туда, откуда явились.

Она захлопнула перед ним дверь и повернула ключ в замке. Затем, сбросив фрак, отправилась в душ. Там долго смывала грим и, стоя под струями теплой воды, отчаянно терла плечи, руки, будто сдирая с себя кожу и плоть, чтобы осталось лишь одно гулко бьющееся сердце.

Когда Лина, обернув бедра полотенцем, вошла в комнату, чтобы взять со стула одежду и белье, то едва не вскрикнула, увидев возле кровати, на которой еще двадцать минут назад спала Светлана, широкоплечего мужчину. По твидовому пиджаку она узнала в нем того, кто, привязав пса, привел их утром в этот дом.

Он даже не обернулся, что-то обстоятельно втолковывая Светлане, прислонившейся круглой спиной к подушке, подняв к нему сонное, розовое от жара лицо. Схватив вещи, Лина юркнула обратно в ванную.

Когда она вернулась в комнату, демонстративно хлопнув дверью, и начала паковать костюм, Светлана удивленно произнесла:

— А я не знала, что ты здесь!

— Я была в душе…

— А, то-то мне показалось со сна, что где-то вода шумит… Он меня разбудил своим стуком. — Она кивнула на мужчину, который, сидя на мятом покрывале, катал между пальцами сигарету и разглядывал Лину.

Лина молчала.

— Как ее зовут? — вдруг спросил мужчина.

— Полина.

— Полина, — сказал он, — а почему ты не со всеми?

— А вы?

— Я на работе… Хотя понял — ты не хочешь. Ладно. Я не люблю лишних разговоров. Вот тебе ключ от моей комнаты — она на первом этаже, в правом крыле, вторая по коридору, ведущему в просмотровый зал. Найдешь? Перекантуйся там до утра. В семь я тебя разбужу. Потом приходи сюда. В девять для вас будет готов завтрак… Что ты смотришь? Бери ключ.

— Линочка, — сказала Светлана, смущенно кашлянув, — иди, солнышко, поспи — ты что-то бледненькая, тебе необходимо передохнуть.

Лина взяла протянутый мужчиной ключ и, сунув его в карман теплой дорожной юбки, молча повернулась и вышла. Дверь захлопнулась, за ней раздался короткий хриплый смешок, а затем щелчок замка. Она пошла прямо по коридору к широкой лестнице, ведущей на первый этаж…

Дом, казалось, вымер, однако, спускаясь в полумраке и тишине, Лина почти вплотную столкнулась с Науменко, который торопливо и бесшумно поднимался ей навстречу. По его сбивчивому дыханию она поняла, что Науменко тяжело пьян.

— Стой, — зашептал он, — не беги, опять послал за тобой. Вот наказание Господне, деточка, он же вышвырнет меня! Они там, в зале…

Лина оттолкнула Науменко плечом и бросилась вниз" свернула налево, быстро прошла по коридору и в темном вестибюле, слыша, как позади загремело опрокинутое кресло, метнулась к массивной входной двери и рванула медную ручку.

Дверь была наглухо заперта. В отчаянии она обеими руками потянула ее на себя.

— Закрыто же, — произнес голос откуда-то сбоку, и она увидела шагнувшего к ней из тени рослого парня лет двадцати, в накинутом на плечи бушлате, — зря это ты.

— Так откройте! — произнесла Лина со злостью, уже слыша позади на лестнице нетвердые шаги. — И побыстрее, пожалуйста!

— Там очень холодно, — сказал парень, приближаясь. — Куда ты собралась на ночь глядя?

— Не твое дело, — ответила Лина, едва не плача, и качнулась ему навстречу, безотчетно хватая за руку.

Парень быстро и негрубо оттеснил ее плечом в нишу окна за плотную ткань портьеры и, шепнув: «Тихо!», прыжком вернулся к двери, на ходу поправляя бушлат.

Спустя минуту Лина услышала голоса.

— Ты хто? — спрашивал Науменко.

— Охранник, — ответил парень.

— Как зовут?

— Коробов, Алексей.

— Где начальство? Ох, чтоб ему… Ты, Коробов, девушку тут не видел, высокую такую, черненькую?

— Нет.

— Давно заступил?

— Да.

— Когда смена?

— В двенадцать.

— Увидишь — задержи и давай ко мне. Я буду в банкетном…

— Хорошо.

— О, чтоб им всем… — пробормотал Науменко и, шатаясь, поплелся назад к лестнице.

Парень возвратился к Лине. Она сидела на теплой батарее, спиной к окну, и когда почувствовала, что он почти вплотную к ней приблизился, шепнула:

— Я побуду с тобой до двенадцати.

— Не нужно, — тихо сказал он, — меня никто не придет сменить. Все расползлись по номерам до утра.

— А кто здесь этот, в рыжем кожаном пальто и с собакой?

— Начальник охраны. Ты от него прячешься?

— Не важно. — Лина снова села на батарею. — Здесь прохладно…

Прослушай, Алеша, ты можешь проводить меня? Я хочу согреться…

— Конечно. Пошли, старайся идти тихо. Куда? Лина шепотом сказала. Он хмыкнул, сжал ее локоть крепкой горячей ладонью, и в безмолвном доме они быстро достигли нужной двери, где, взяв у нее ключ, Коробов осторожно дважды повернул его в замке. Дверь бесшумно распахнулась. Лина шагнула в темноту и, все еще чувствуя за спиной присутствие парня, поняла, что в этой чужой, пропахшей табаком и кожей черной комнате не сможет не только остаться, но даже включить свет. Она отшатнулась назад, но дверь уже была закрыта, а сама Лина обнимала плечи этого рослого парня, чувствуя чистый сладковатый запах его щеки, его сильные руки у себя на бедрах. Когда же он прижался к ней всем телом, его возбуждение передалось и ей. Лина даже не успела изумиться себе, лихорадочно срывающей с него одежду, расстегивающей дрожащими пальцами пуговки рубахи…